Две веточки орхидеи

Савеличев Михаил Валерьевич

Две веточки орхидеи

Слухи о приходе Императора принесли волосатые люди, изредка спускающиеся с вершины горы и подкармливаемые безымянной старухой, чья хижина стояла на самом краю деревни почти у подножия величественного леса. Старуха утверждала, что эти создания умеют слушать ветер и мысли своих сородичей, заселявших когда-то почти всю территорию империи от моря до моря, пока во время сегунатства Минамото Есицунэ тот не счел оскорбительным для Императора созерцать волосатые зады своих подданных и не объявил зверолюдей вне закона. При каждом удобном случае охотники деревни сдавали сборщикам налогов высушенные головы и руки, умалчивая о том, что берут добычу на обширном кладбище, где нетленные тела волосатых людей кое-как прикрывает тонкий слой камней.

Старуха варила луковую похлебку и выносила ее к порогу, ожидая пока морской бриз подхватит запах и поднимет его к священной вершине. Покуривая трубочку, она старательно заносила на пергамент ворчание и рычание своих гостей и колола в нос чернильной палочкой любопытных и потешных детенышей. Наверное, эта одинокая старая женщина, рождение и молодость которой в деревушке не помнили и самые древние старики, поросшие мхом и врастающие в землю, несправедливо считалась ведьмой. Кто знает о чем толковали личные враги сегуна Минамото Есицунэ, чей прах уже давно развеял ветер, а катану сожрали влага и ржавчина, но никто не мог поручиться, что кроме слухов старуха не записывала и погоду, и урожай, и наступление болезней, и имена еще не родившихся детей.

Как бы то ни было, к старухе осмеливались приходить только больные, потерявшие всякую надежду на выздоровление, беременные, не желающие зачатого плода, иногда заходил староста, старательно отмахивающийся большим пальцем от духов, чтобы узнать удачное время сева, да почти каждый день заглядывал трактирщик, принося связки лука и унося слухи, предсказания и новости.

Трактирщик О считал старуху родоначальницей своего рода, так как по семейным преданиям после того, как знаменитый Еритомо лишил пра-пра-прадеда О кисти левой руки, и собачья лапа на его спине не привлекла ни одного даже самого захудалого господина, безрукий самурай осел в этой заброшенной деревне и женился на одинокой старухе. Та, несмотря на древность, родила ему совершенно здорового сына и помогла выкупить обветшавший трактир на обочине имперской дороги.

Выложенная камнем колея соединяла Киото и Нагасаки и была достаточно оживленной, пока воины Поднебесной не захватили порт и не вырезали все его население. Войскам Империи пришлось возжечь священный Огонь, в котором и погибли захватчики, но с тех пор земля на много ли превратилась в пепел, и по дороге уже никто не ездил. Трактирщик снабжал мужчин деревни дрянным пивом и слухами, ради которых те только и соглашались глотать отдававшую рисовой вонью бурду.

О лично приносил в отдаленную хижину связки ярко-желтого лука, порой прикатывал оранжевые тыквы, выливал из фляги в потрескавшийся кувшин свое пойло, отчего вечно голодные крысы не осмеливались вылезти из своих нор, и выходил во двор, чтобы проверить жива ли старуха и послушать то, что она читала в своих свитках. Заведенный пра-пра-дедом порядок нисколько не тяготил его - это было хоть какое-то развлечение в череде унылых, пустых дней. Даже ками не селились в этом заброшенном краю, где зимой снег выпадал до пояса, а летом мошкара при каждом слове до отказа набивалась в рот. Веселые духи земли шутили в далеких красивых городах, там придворные дамы щеголяли высокими париками, брили брови, а благородные господа ходили в шелке и ради смеха на спор разрубали слуг напополам.

- Дурак ты, О, - обычно отвечала старуха на его мысли, но тот не обижался. Он садился на порог, набивал две трубочки, передавал одну старой ведьме, затягивался и смотрел на сплошной ряд леса, где корабельные сосны, принадлежавшие Императору, простирались высоко вверх, где лианы оплетали и медленно душили могучие деревья, где летом распускались нежные орхидеи, чей ядовитый запах одурманивал тигров и они плясали на задних лапах.

- Расскажи, бабушка, про дворец, - внутренне усмехаясь просил О. Он знал, что старуха не любила, когда он ее так называл, но эта злость была единственным, что могло выдернуть ее из медитации, созерцания белой вершины Священной Горы и погрузить в глубокое озеро воспоминаний или сказок.

- Я тебе не бабушка, внучек, - и вправду огрызалась старуха, - когда-то меня звали Одинокой Луной Сарасины и глава дома Тайра почитал за честь послушать мое пение и мои рассказы.

О старательно сжимал зубы, чтобы не рассмеяться, и таращил глаза, пока слезы не придавали им подобающе грустное выражение. То, что старуха всегда сидела спиной к нему на своей скамеечке, которую, кстати, он для нее и сделал, еще не значило, что она не видела или не чувствовала недоверие трактирщика. Могла же она угадывать его мысли!

Вообще, лица старухи мало кто видел. Когда маленький О приходил сюда со своим отцом, то он долго думал, что у нее нет лица, как у тех злых духов, которые по ночам приходят к его постели и щекочут ему подбородок. Но однажды он застал ее лежащей в дворике без сознания и тогда только убедился, что был не прав - лицо у нее оказалось самым обычным - морщинистым, как у всех старух в деревне. Вот только глаз он ее действительно не видел. Может быть, у нее нет глаз? Как у злобного зверя Пэ, что так часто пожирает ночью его луковую кашу?

- Хотя какое это теперь имеет значение, - махала она рукой и потрепанный веер распускался среди узловатых старушечьих пальцев. - Как дела в Киото, внучек? Этому бунтовщику Гэндзю наконец-то отрезали голову. А как он сопротивлялся, как отрицал свою вину перед самим Томагой! А я прекрасно помню пра-пра-пра-бабку славного господина Томага! Была бездарной шлюшкой у Синей Хризантемы, годная разве для грубых и неотесанных самураев, пропахших навозом и ничего не понимающих в поэзии, пока ей в лоно не насыпали приворотный порошок и не подложили под самого Дзе, Убийцу Драконов, которому все равно было в кого бросать свое семя - в Замарашку, да, точно, мы так ее и звали - Замарашка, или в петуха! С тех пор благородному Дзе стало отнюдь не безразлично с кем сливаться в страсти, ха-ха-ха!

Трактирщик О за годы общения с безумной колдуньей неплохо ориентировался в перипетиях придворной жизни, политической борьбы, был осведомлен в персонах императорского двора, в генеалогии, в истории и сражениях за сегунат. Так, принц Гэндзю активно продвигал своего фаворита и основного соперника Томаги - Тайра Бэнкея, за что последний обещал посодействовать в скоротечной и безвременной кончине его отца Императора Хирохито, но как и бывает в таких доморощенных заговорах, по выражению бывшей Одинокой Луны, шлюха погубила все. Больно падок был принц на женские прелести и болтлив в постели не в меру.

Вот, значит, срубили голову нашему Гэндзю... А ведь с ним было так интересно - в какие только волшебные места не пропутешествовал О, с какими только красотками не возлежал, какие только тайны и тонкости нефритовых врат не познал, сидя здесь, закрыв глаза и вслушиваясь в шум ветра.

- Увидеть бы все это собственными глазами! - вздыхал О, выбивая трубочку и закапывая в землю пепел. - Поклониться Императору, поздороваться с Томагой, подмигнуть Бэнкею! Мы ведь здесь не деревенщины какие-нибудь, все и всех знаем! Можем даже сосчитать родинки на великолепном теле Императрицы и наложниц...

- Нету у них никаких родинок, - скрипела от смеха старуха. Этот О был самый потешный среди ее потомков. Жаль, что на нем пресечется незаконная ветвь. - Сколько раз тебе повторять, деревенщина, что только в такой глуши, как у вас, родинки украшают тело женщины. Хотя какие у вас тут женщины. Собаки и то вон симпатичнее...

В этом старуха как всегда была права. Разве у них женщины - широкие рты, плоские носы и волосатые подбородки. Определенно, эти развратные создания балуются с волосатыми людьми из леса, привечаемых старой сводней! Вон, весь двор истоптали своими громадными лапами! Но если бы не они, разве знал бы что-нибудь бедный трактирщик О о той настоящей жизни, творящейся далеко-далеко в красивых городах, где крыши покрыты золотом, где все женщины прекрасны и доступны, где самураи с черненными зубами и бритыми лбами не дают спуску ни одному обидчику. Так бы и прозябал в своем трактире, глотая бурду, которую можно пить лишь под сопровождение его сказок.