День после ночи

Но вместо раскатов грома вдруг раздалось пение: «Не сиди под яблоней с другим». Все разом обернулись и увидели, как из глубины кибуца весело бежит мальчишка в запыленной школьной форме.

– Привет всем! – весело крикнул он.

От расслабленности бойцов вмиг и следа не осталось. Они окружили мальчика.

– Ты откуда взялся?

– Из Хайфы. Про осаду Бейт-Орена уже весь город знает. Я как услыхал, что здесь у вас творится, плюнул на школу и на попутке к вам. У вас там дыра в заборе за конюшней, все про нее знают. А остальные где? Я думал, тут уж толпа собралась...

– Ничего, скоро нас тут столько будет, что эти козлы до старости будут гадать, кто беженец, кто местный, а кто из Хайфы.

Шендл увидела, как схлынуло напряжение. Интересно, заметили это британцы?

Через полчаса тридцать или сорок студентов – юношей и девушек – появились из глубины кибуца и присоединились к стоящим вдоль забора. Некоторые пришли пешком, через перевал, но большинство приехали на автомобилях и грузовиках, высадившись в ближнем лесу.

Следом прибыли рабочие с ближайшего завода, одетые в комбинезоны, – вразвалочку прошлись по территории, будто у них законный обеденный перерыв, похлопывая мужчин по спинам и громко приветствуя корешей, все прибывавших и прибывавших. Каждую новую группу встречали все громче и веселее. Когда из воздуха, подобно миражу, материализовалась группа медсестер в белоснежных халатах, кибуц огласили овации.

К часу дня Шендл насчитала сотен пять демонстрантов – и народ все прибавлялся. Молодые люди выкрикивали оскорбления в адрес солдат, делали неприличные жесты. Школьники затеяли игру в футбол. Несколько мужчин поставили под деревьями стол, завязалось карточное сражение, а вскоре по рукам загуляла и бутылка.

– Теперь они ни черта не сделают, – заявил один человек в засаленном комбинезоне.

– Не надо себя обманывать. Они на все способны, – возразил ему какой-то парень. Сняв пиджак и галстук, он закатал рукава рубашки. Потом перетасовал карты и добавил: – Посмотри, что они творят с иммигрантами. Слезоточивым газом травят, на кораблях избивают. А потом еще загоняют в концлагерь! И не говори мне больше о британцах!

– Да не пойдут они на конфликт. Слишком много гражданских, женщин, детей...

– Больно ты хорошо о них думаешь.

– Не в этом дело. Это же политика, просто и ясно. Не захотят они злить американцев. Им без янки никуда. Кто будет Лондон восстанавливать?

Теди и Леони не понимали и половины его беглой скороговорки на иврите, но Шендл и Зора напряженно вслушивались.

– И что ты думаешь? – спросила Зора.

– Не знаю, – призналась Шендл. – Но мне кажется, что если бы назревала драка, она бы давно уже началась.

– И все-таки лучше увести детей подальше.

Шендл собиралась с ней согласиться, но тут к главным воротом подкатил автобус, набитый студентами и рабочими, во все горло распевавшими «Интернационал». Высыпав из автобуса, они выстроились в длинную шеренгу, прямо напротив шеренги британских солдат.

– Похоже, пока что мы в безопасности, – заметила Шендл.

Противостояние закончилось в середине дня — тихо и буднично. Солдаты погрузились обратно на грузовики и укатили, а следом за ними – офицеры на своей черной машине. Их отъезд сопровождали оглушительный свист и выкрики – столь громкие, что переполошились ф окрестные птицы, и их встревоженный щебет долго еще звенел как оскорбительное «валите откуда приехали».

Лишь только последний автомобиль исчез за поворотом, ворота распахнулись, и толпа хлынула внутрь лагеря.

Мужчины пожимали друг другу руки, обнимались, хлопали по плечам. Девушки целовались и смеялись. Это был День Победы, Новый год, пришествие Мессии.

Кто-то сипло, почти шепотом запел: «Наступает новый день, шире круг, друзья». Песню вмиг подхватили все. Никто не остался в стороне. Теди и Зора затащили упирающуюся Леони в хоровод, Якоб потянул Эсфирь, которая танцевала свою первую хору – хохоча и вскидывая ноги не ниже прочих.

Шендл вместе со всеми мчалась по кругу. Ее сердце отстукивало на иврите: я здесь, я здесь, я здесь.

Они танцевали до головокружения и пели до хрипоты и не остановились бы, если бы бойцы не остановили веселье.

– Пора возвращаться, пока не стемнело!

Некоторые из студентов проигнорировали транспорт: «Пешком доберемся!» Молодым людям явно хотелось продлить удовольствие от своего триумфа. Остальные же заполнили автобусы и грузовики – этим не терпелось похвастаться дома, как они уложили на лопатки саму Империю.

Среди провожавших были и беглецы из Атлита, оставшиеся в Бейт-Орене. Матери высоко поднимали детей и повторяли слова благодарности. И громче всех кричала Зора:

– Тода раба!

Поймав удивленный взгляд Теди, Зора сказала:

– Понимаешь, «тода раба» означает не просто «спасибо». А огромное, безмерное. Тысяча благодарностей. «Спасибо» во вселенском масштабе.

Теди рассмеялась:

– Благодарю вас, профессор.

Шендл и Леони надумали до ужина прогуляться по территории кибуца. Они медленно шли рука об руку – Леони быстрее не могла.

– Мы с тобой как две старушки, – заметила Леони, вспоминая любимую сказку Шендл про их будущую жизнь по соседству.

– Точно, – согласилась Шендл, а себя спросила, суждено ли им когда-нибудь вместе прогуляться по бульварам Тель-Авива.

Их задумчивость нарушило короткое мельканье.

– Слышала? – встрепенулась Шендл. – Похоже, это оттуда. Идем!

И она убежала. Леони захромала следом. Подругу она нашла в загоне, та поглаживала маленькую белую козочку.

– Никогда не видела тебя такой счастливой, – сказала Леони.

– Сама не знаю, что такого особенного в козах. – Шендл засмеялась. – С детства люблю их даже больше, чем собак. Хочешь погладить?

Леони поморщилась:

– Она, конечно, очень милая, но не хочу.

Шендл чмокнула козочку в нос и вышла из загона.

– А знаешь, похоже, я в себя приходить начинаю, – застенчиво призналась она на обратном пути. – Утром в лесу мне вообще жить не хотелось. Но теперь... Надежда вдруг появилась. А ты? Ты разве не рада, что мы наконец выбрались из этого поганого Атлита?

– Разумеется, рада, – ответила Леони. – Но, в отличие от тебя, я не росла с мыслью о том, что рождена для Палестины. Мне слишком многому надо научиться...

– А, вот вы где! – К ним бежала Теди. – Они такой стол для нас накрыли! Представляете... с мороженым!

В столовой их встретила высокая девушка. Принесла им хлеб и яйца вкрутую.

– Извините, – сказала она, – но, сдается мне, весь салат уже съели.

Теди и Леони рассмеялись.

– Не обращай внимания, – сказала Шендл девушке. – Некоторым не понять местного пристрастия к овощным салатам на завтрак, обед и ужин.

Тут подошла Нина – с большой тарелкой ванильного мороженого. Девушки съели по ложке, а затем тарелку поставили перед Якобом.

Он опасливо понюхал угощение и спросил у Эсфири:

– А мне понравится?

– Только не говори, что никогда в жизни не ел мороженого! – ахнула Теди.

Малыш неуверенно сунул в рот первую ложку, улыбнулся не сводившим с него глаз женщинам и кивнул:

– А ничего.

Пока он уписывал мороженое, подруги, перебивая друг друга, обсуждали преимущества сортов, которые ему еще предстояло попробовать, – шоколадное, клубничное, кофейное, карамельное...

Вылизав до блеска тарелку, Якоб объявил:

– Это мое любимое. Навсегда.

Все уже отужинали и разошлись, дежурные уборщики подметали пол и наводили порядок, а девушки все сидели в столовой. Якоб спал, пристроив голову на колени Эсфири. Разговор плавно перетекал от мороженого к здешним красотам, от горных пейзажей – к недавнему противостоянию. Потом они обсудили израненные ноги Леони. Но никто ни словом не обмолвился о том, что их ждет завтра. Они жили настоящим.

– Просто не верится, что я только в первый раз проснулась здесь сегодня утром, – задумчиво сказала Теди. – Такое чувство, будто я здесь давно.

– Еще вчера мы торчали в Атлите, – напомнила Шендл.