День после ночи

Не больше ста шагов отделяло край леса от забора поселка. Жители вышли встречать беглецов, высоко подняв фонари. Бывшие арестанты ринулись через прогалину. Леони упала на колени и зарыдала от облегчения. Эсфирь, вцепившись в какую-то женщину, целовала ее и все не могла остановиться. Теди подхватила Якоба и закружила. Зора шумно втягивала в себя воздух и выдыхала: всю эту долгую ночь она боялась вздохнуть.

Кибуцникам все-таки удалось остановить этот внезапный праздник, и по неровной еле заметной тропке они повели гостей к вытянутому строению. Это оказалась столовая, где прибывших уже ждал чай.

– Шалом и добро пожаловать, – слышалось отовсюду. – Шалом и добро пожаловать.

Леони села рядом с Теди.

– Ты не знаешь, где Шендл?

– В последний раз я ее видела у забора. Наверняка где-то здесь. А может, уже разговаривает с председателем кибуца. Раздает указания. Попей-ка лучше чайку. А то ты совсем закоченела.

Леони не сводила глаз с двери. Осушив чашку, она выскользнула на улицу и по тропинке вернулась к тому месту, где они вошли в кибуц. У забора стоял человек с винтовкой. Ни намека на то, что творилось тут всего несколько минут назад.

Леони сошла с тропинки в темноту, со всех сторон ее обступили стволы высоких сосен.

– Шендл! – негромко позвала она. – Шендл! Ты здесь?

Шендл стояла совсем недалеко, уткнувшись лбом в ствол. Она оплакивала своего брата.

Ноах был одержим идеей кибуца. Обхватив, бывало, спинки стульев по обе стороны от себя, – у него были такие длинные руки, – он затевал какой-нибудь глупый спор с друзьями – просто ради того, чтобы еще поговорить о жизни в кибуце.

– Да вы хоть всех израильских кур можете перещипать, бога ради, – заявлял он. – А я стану архитектором и построю не просто удобный кибуц, а еще и красивый.

И смеялся, когда его называли буржуем.

– Нам что, здания не нужны? Я не понимаю, почему мы не можем построить дома, или там школы, или... черт его знает... курятники, которым весь мир завидовать будет.

«И правда, почему бы не построить? – думала Шендл. – Но почему же тебя здесь нет?»

Леони нашла ее, двигаясь на сдавленные рыдания, положила руку на плечо Шендл:

– Chérie, что случилось?

– Думаешь, я храбрая? – всхлипнула Шендл. – В лесу героями были все, кроме меня. А я и стрелять-то как следует не умею. Когда они погибли, я вообще никому не нужна стала. А мой брат... – Шендл снова судорожно всхлипнула. – Мой брат... Это он должен был сюда попасть, а не я. Это его мечта была. Ноах был самый лучший, самый замечательный, а я только таскалась за ним хвостом...

– Ты никогда не рассказывала о брате, – прошептала Леони, гладя ее по волосам.

– Он был такой хороший, такой умница. Он бы тебе понравился.

– Я бы в него влюбилась, – сказала Леони. – Да и как иначе?

Утренний свет уже сочился сквозь сосновые лапы. Ноги были мокрыми от росы. Шендл мягко отстранилась от Леони, вытерла слезы.

– Самое ужасное... – она отвернулась, чтобы не встречаться с Леони глазами. – Я даже не знаю, как это сказать. Понимаешь, мы жили ради этого. Ноах и я. Мы знали, что будем счастливы здесь. А теперь... мне страшно. Ему было бы стыдно за меня, но, честное слово, мне никогда еще не было так страшно.

Бейт-Орен

Шендл с благодарностью приняла у Леони чашку с горячим чаем. Обеденный зал в кибуце был во многом похож на столовую в Атлите, разве что немного поменьше, но высокий потолок с балочными перекрытиями был в точности такой же, равно как и липкие столы, и скрежет стульев о голый пол. Зато различия глубоко ее тронули: сосновые панели были аккуратно подогнаны и протравлены морилкой медового оттенка, на стенах висели плакаты с изображениями целеустремленных первопроходцев в таких же бриджах и кепочках, как те, что она, не снимая,  носила в летнем сионистском лагере. Ей даже стало казаться, что она слышит эхо песен, которые она там пела, песен, которые – наверняка – не раз звучали и в этой комнате.

Девушка с толстыми косичками, упрятанными под синюю косынку, принесла шерстяной платок и накинула его на плечи Шендл.

– Меня зовут Нина, – сказала она. – Добро пожаловать в Бейт-Орен. Добро пожаловать в Эрец-Исраэль. Ты действительно такая замерзшая или просто выглядишь так?

– Замерзшая и грязная. Где тут можно помыться?

Девушка похлопала Шендл по спине:

– Не думаю, что у тебя будет на это время.

И ушла.

– Это как понимать? – удивилась Леони. – Мы что, не останемся здесь на ночь?

Шендл нечего было ей ответить – она знала не больше других. На пороге появилась Теди. Хлопчатобумажная рубашка-ковбойка и пара брюк, стянутых на талии красной ленточкой, были ей чуть велики. Теди походила на длинноногую двенадцатилетнюю девочку-подростка.

Шендл улыбнулась этой перемене:

– Ты прямо как местная.

– Подозреваю, что так и было задумано, – кивнула Теди. – Девушка, которая дала мне эту одежду, сказала, что им нужна помощь на кухне. Но когда я пришла туда, меня тут же выпихнули, велели отдыхать.

– А где Зора? – спросила Леони.

– Куда-то ушла с Эсфирью и Якобом. По-моему, они собрали всех детей и повели их к медсестре. Якоб так устал, что даже есть отказался, бедняга. Чего нельзя сказать обо мне, я не откажусь. Передайте-ка мне хлеб и все, что у вас там еще есть.

Вошли три вооруженных бойца, в одном из них Шендл признала человека с рацией. Он поднял руку и объявил:

– Друзья мои. Товарищи. Британцы послали сюда солдат. Поэтому мы решили, что вам будет безопаснее в кибуце Ягур. Это недалеко, автобусы уже готовы. Отъезжаем через несколько минут, так что берите вещи и идите к главным воротам. Быстрее, нельзя терять ни минуты.

Поднялся недовольный ропот, однако беглецы из Атлита засуетились, вскакивая, рассовывая по карманам оставшиеся фрукты. И лишь Леони скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула.

– Сегодня я никуда не поеду.

– Не глупи, – попросила Шендл. – Это вопрос безопасности.

– И все-таки я рискну, chérie. Я шагу не могу ступить. – Леони показала свои распухшие, окровавленные ноги.

– Тебе к врачу нужно! – ахнула Теди.

– Все, что мне нужно, – это мыло, антисептик и поспать. В общем, если никто не возьмет меня на руки и не понесет, я с места не двинусь. – Она повернулась к Шендл: – Не беспокойся за меня. Я знаю, что тебе хочется поехать. Поезжай, пожалуйста. Я тебя прошу.

Шендл наблюдала, как другие покидают столовую, и боролась с искушением броситься следом. Но один взгляд на Теди и Леони решил этот вопрос.

– Я остаюсь, – сказала она.

Вошла Зора, все еще в своем изорванном и грязном платье, бледная от усталости.

Леони налила ей чашку чая, а Теди намазала маслом кусок хлеба.

– А вы в курсе, что они собирались  разбудить детей и отвезти их бог знает куда? – сказала Зора между глотками. – Я сказала, что Якоб никуда не поедет. Он даже вздрагивает во сне – так устал. Эсфирь вообще вне себя. Чего они от детей хотят?! Остальные мамаши со мной согласились. Пришлось устроить небольшой мятеж. Так что мы остаемся.

– Ты просто молодец, – одобрила Леони. – Я тоже никуда не поеду.

– И я остаюсь, – заявила Теди.

– И я, – добавила Шендл.

Внезапно Зора уронила голову на грудь. Подруги тревожно переглянулись.

– Зора! – тихонько позвала Леони.

– Устала я просто, – прошептала Зора, до глубины души тронутая беспокойством подруг. – Сейчас все идем ко мне в барак – хотя здесь их не называют бараками. Это «домики». Так вот, у меня в домике есть душевая с горячей водой. Они даже приготовили чистую одежду. Правда, не факт, что на нас эти шмотки будут так же хорошо смотреться, как на Теди.

Зора привела их в просторную комнату с шестью узкими койками, очень просто обставленную, но ничем не напоминавшую прежний барак. На полу коврики, на окнах занавески, по углам комоды и ночные столики. Стены пестрели фотографиями молодых людей, щурившихся на солнце.