День после ночи

Рывком поставив Леони на ноги и набросив на нее огромную мужскую шинель, мадам Кло сунула ей монету.

– Если через пятнадцать минут не вернешься, я вытащу из постели Симониного капитана и отправлю его за тобой.

По лестнице Леони спускалась, ухватившись за перила. А стоило ей выйти на улицу, как перед глазами все поплыло. Куда идти, она не понимала. Много месяцев утекло с тех пор, когда она последний раз выходила из дома; после побега одной из девушек мадам Кло спрятала их верхнюю одежду и туфли, а за покупками завела обычай ходить в одиночку.

Леони оглядывала улицу, пытаясь сориентироваться. Наконец вспомнила, что бар за углом, и повернула налево. Вокруг не было ни души. В окнах – темно, ставни закрыты и заперты. Бар Фредди тоже оказался заперт.

Во рту стояла горечь желчи. Камни булыжной мостовой под босыми ногами были гладкими и холодными, Леони больше не чувствовала и тени сонливости. Впервые за два года у нее был выбор.

Она могла бы свернуть в проулок и постучать в дверь черного хода. Фредди, конечно, продаст ей бутылку, но потребует не только денег. Леони зажала в кулаке монетку – свое единственное богатство. Шинельное сукно сильно пахло сигарным дымом. Она повернулась и перешла улицу, решив, что никогда больше не встанет на колени.

Осторожно ступая, чтобы не порезаться о битое стекло, сверкающее на тротуаре, она жалась к зданиям. Попасться кому-то на глаза в таком виде – босиком, с непокрытой головой, в одной только хлопчатобумажной сорочке под шинелью немецкого офицера – нельзя.

Она шла быстро, не зная, куда идет. Близких у нее не было. Друзей и знакомых она не видела давным-давно и понятия не имела, что они скажут или сделают, если она появится у них на пороге. Леони завернула за угол и снова оказалась перед входом в бар Фредди. От страха в голове у нее окончательно прояснилось.

Она пустилась бежать. Почти все фонари были потушены, и Леони бежала и бежала, квартал за кварталом, сама не зная куда, через мост, мимо длинной вереницы немецких грузовиков, припаркованных на ночь. Леони мчалась, пока у нее хватало сил. Под какой-то аркой она остановилась отдышаться. Осторожно выглянула и осмотрела незнакомую маленькую площадь с деревянными скамейками, несколькими пустыми клумбами и пересохшим фонтаном в центре. На противоположном конце площади стояла, склонив голову набок, высокая серая дама, словно прислушивалась к чьей-то далекой песне из-под своей каменной вуали.

Леони, дрожа как заяц, долго смотрела на монумент, пока внезапно взревевший двигатель не погнал ее мимо фонтана в переулок за женским монастырем. Она застучала в старую кухонную дверь – тихо, но настойчиво. Наконец скрипнул дверной засов, на пороге появилась монахиня в белом облачении. Леони рухнула на пол и взмолилась о помощи.

Внимание Шендл было сосредоточено на потертых наручных часах. Она поднесла их к бледному пятнышку желтоватого света и несказанно удивилась, что прошло всего пять минут с тех пор, когда она последний раз смотрела на циферблат.

На соседней койке пошевелилась Леони. Шендл откинула одеяло и подала ей знак, что лора вставать.

Они крепко обнялись, и, когда Шендл в следующий раз взглянула на часы, оказалось, что время пришло.

Она надела башмаки, полезла под кровать и вытащила узел, который ей дал Натан. Леони помогла развязать бечевку, достать бутылку с хлороформом и сложить кусок ваты в компресс. Теди и Зора наблюдали за их действиями с другого конца барака.

Вчетвером они на цыпочках подкрались к койке Лотты. Леони смочила кляп прозрачной жидкостью, испускавшей до тошноты приторный, сладко-кондитерский аромат. Теди задержала дыхание и осторожно отвернула край одеяла.

Оказалось, что Лотта лежит лицом вниз. Это усложняло задачу. Шендл дала Теди знак схватить Лотту за плечи, а Зоре – за бедро. На почти беззвучный счет «три» они одним молниеносным движением перевернули Лотту на спину, и Леони прижала вату к ее носу и рту. Сначала Лотта боролась, но хлороформ подействовал быстро, и спустя пару минут Теди с Леони уже привязывали ее запястья к металлической перекладине койки. Зора и Шендл занялись лодыжками.

Они с облегчением поглядели друг на друга через тело на кровати, но Лотта пошевелилась, а через мгновение уже металась из стороны в сторону с такой яростью, что даже высвободила левую ногу. Зора и Шендл изо всех сил пытались удержать ее и заново завязать узлы, но бечевка то и дело рвалась.

Шендл была вне себя от злости. Неужели они и в самом деле рассчитывали кухонной веревочкой связать эту бесноватую?

Леони нашарила на полу компресс, смочила его и снова прижала к лицу Лотты так крепко, что хлороформ потек по Лоттиной шее. Теди отвернулась, чтобы не потерять сознание от одуряющего запаха химиката, удивляясь, как Леони сама не рухнула замертво.

Когда хлороформ подействовал, Леони поставила бутылку, задрала Лотте рукав и, вывернув ее безжизненную руку, показала бледную татуировку в виде двойной молнии – СС.

– Это невозможно, – прошептала Теди.

– В этом мире нет больше ничего невозможного, – пробормотала Зора и выдернула подушку из-под головы Лотты.

Шендл встретила ее взгляд и кивнула. Леони и Теди беззвучно придвинулись ближе. Зора накрыла лицо Лоты подушкой и навалилась сверху. Тело Лотты отреагировало мгновенно и с удивительной силой, подскочив сантиметра на два. Все бросились помогать Зоре. Предсмертные судороги сотрясали постель.

Леони представляла, что под подушкой – лицо Лукаса. Теди душила человека, который изнасиловал ее. Зора убивала соседа, выдавшего мать Якоба. Шендл мстила за Вольфа, Малку, Ноаха, мать и отца, Шмули и многих, многих других.

Наконец Леони, дрожа от волнения и от усилий, просунула руку под подушку, чтобы пощупать пульс.

– Все, хватит, – прошептала она.

Не глядя друг другу в глаза, они уложили тело на бок и закрепили веревкой. Теди колдовала над одеялом, пытаясь создать видимость, что Лотта просто спит.

– Хватит, – сказала Шендл. – Никто не станет интересоваться, почему она здесь осталась.

Через несколько минут дверь приоткрылась, и кто-то шепнул снаружи:

– Пора.

Шендл, Теди, Леони и Зора, переходя от кровати к кровати, стали осторожно будить арестанток:

– Просыпайся. Тсс. Не бойся. Мы уходим. Тише. Это побег. Одевайся. Все в порядке, просто не возись. Мы будем рядом. Ничего с собой не бери. И поживее.

Говорили они так серьезно и взволнованно, что никто вопросов не задавал. Одеваясь, женщины натыкались в темноте на койки и друг дружку, а Шендл, шепотом подбадривая их, сновала по центральному проходу. Зора помогла кому-то отыскать туфли, Леони — справиться с застежкой платья.

Эсфирь собралась первой и, аккуратно застелив постель, замерла в ожидании. Как ей и приказали, в руках у нее ничего не было, но она надела тяжелую шубу, из карманов которой торчали два серебряных подсвечника. Эсфирь повернула Якоба лицом к двери, чтобы он не видел Лоттину койку.

В сторону Лотты не смотрел никто.

Одевшись, все начали запихивать свой скарб в мешки и чемоданы.

– Нет, нет, – прошептала Теди, отбирая у какой-то девушки наволочку, набитую одеждой. – Нам нельзя ничего брать.

Леони пыталась урезонить другую, которая торопливо засовывала вещи в объемистый саквояж.

– Бежать придется в кромешной темноте. С багажом слишком опасно.

Когда Шендл увидела, что никто не обращает внимания на приказ, она кинулась вырывать из рук арестанток их скудные пожитки, пока одна женщина, крепко прижав к груди фотоальбом, не сказала:

– Если мне нельзя взять с собой мою семью, я остаюсь здесь.

– Прости, – сказала Шендл и кинулась к своей койке – за рюкзачком с фотографиями.

Кутерьма, связанная со сборами, резко прекратилась, когда где-то совсем рядом раздался громкий пронзительный вопль.

Все замерли. Но тревога не поднялась, не застучали ботинки, не зазвучали команды на английском языке. В бараке тихо заплакала какая-то девушка, но на нее тут же зашикали изо всех углов и быстро уняли.