Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

- Да кто ж Вас завел-то так, Александра Яковлевна? Даже в голове не держите, - пробасил Иван. - Я вообще весь из себя насквозь потомственный марксист. А Антон - он просто с изгибами, сами знаете, - правдоискатель!

- Так, Антон? - потребовала подтверждения Александра Яковлевна. Вид сына, смущенно-упертый, ей все больше не нравился. - Ведь так?!

Антон собрался с духом, чтоб поддакнуть. Но что-то в тоне матери его подтолкнуло:

- Знаешь, матушка, когда я всё это писал, то очень надеялся, что меня быстренько образумят. Аргументами забьют. Стыдно было бы, но - слово даю - возрадовался бы. А меня гробить начали. И я понял, почему: нечем им было меня переубедить, кроме как настучать по башке.

- Что значит нечем? Ты все-таки без этого своего больного самомнения...Это ученая кафедра. Тут не чета нам, самоучкам, люди. Их на то и держат, чтоб базис под надстройку уметь подвести.

- Больше того скажу! - выкрикнул Антон с внезаным озарением. Это было его свойство - приходить к истине в споре. Когда слышал возражения, пусть самые беспорядочные, тем самым "цементировался" в собственной позиции. Она освобождалась от наносного мусора, и то, что никак не мог постигнуть наедине с собой, внезапно делалось ясным и очевидным. Он набрал воздуху. - Во всей этой истории Маркс, да и Ленин вообще ни причем.

- Шо я Вам говорил? - Листопад облегченно откинулся. - Наш человек.

- Если так, и на том слава Богу, - неуверенно успокоилась Александра Яковлевна.

- Не в Марксе дело, - подтвердил Антон. Он поднял палец. - А вот построенная у нас система никакого отношения к марксовым мечтаниям не имеет. И об этом-то говорить предосудительно. За то меня и высекли.

- Да ты! - Александра Яковлевна вскочила, забыв про больную шею, крутнула головой, лишний раз убеждаясь, что, кроме них троих, никого нет. - Эва тебя куда! На систему замахиваться. Умный-умный, и - такой вдруг дурак! Не то ему, видишь ли, построили! Соображай, во что не веришь. Да мы жесточайшую в истории войну выиграли! Мы своими телами человечество от фашизма защитили... - А надо ли было? - монголоидные Антоновы глаза сузились раздумчиво. - Какая этому человечеству разница, что один палачуга другого такого же сожрал.

Александра Яковлевна пошла пятнами, да и Листопад нешуточно оторопел.

- Твой дед на этой страшной войне погиб! - Александра Яковлевна надсадно задышала. - Оба дядьки родных. Не верю! - она отчего-то беспомощно оглядела закопченую иконку в углу. - Чтоб мой сын нас с фашистами на одну доску! - Да не передергивай! Никогда я коммунистов с фашистами не равнял! - огрызнулся Антон. Вдруг - осекся, удивившись неожиданной мысли. Поднял виноватые глаза: - Знаешь, мать, вообще-то я об этом пока как-то не думал. Тут поразмышлять бы надо. Александра Яковлевна поднялась. Ее качнуло. Листопад вскочил поддержать. Но оправившаяся Александра Яковлевна предупреждающе подняла руку и, не взглянув на сына, шагнула к выходу.

У двери обернулась:

- Я так полагаю, что выгнали тебя правильно. И езжай-ка ты, пожалуй, голубчик, куда-нибудь от греха подальше, пока и вовсе...

Она вышла. Антону хотелось броситься вслед за матерью. Но не бросился. Он примирительно приобнял набычившегося товарища. - Не сердись, Ванюша! Но не могу я против себя. Я вообще полагаю, что рядом с человеком по жизни шагают мечта и цель. И если задаться целью реализовать мечту, то вместе они складываются в судьбу. Наверное, моя судьба в другом. Так что пусть идет как идет. Давай возьмем Вику и поедем в мотель. Отметим окончание моей студенческой эпопеи! Иван смолчал. Чувства его раздвоились. К огорчению, что не удалось переубедить упрямого товарища, примешивалось гадливенькое удовлетворение от того, что теперь ему не придется подставляться, рискуя собственной карьерой.

Гонки с препятствиями

Друзья разделились. Антон отправился за Викторией, Иван поехал на такси занимать места, - даже по будням в мотеле "Тверь" был аншлаг. В вестибюле, перед табличкой "Мест нет", плескалась возбужденная толпа человек в двадцать, пытающаяся просочиться за заветную ресторанную дверь. Но квелые эти попытки разбивались о знаменитого дядю Сашу - сухонького старичка-швейцара в кителе с потухшими галунами и вечном берете, прикрывающем зябнущую лысину. Клиентов дядя Саша пропускал поштучно и исключительно на договорной основе. При этом своими цепкими глазками с яичного цвета белками дядя Саша безошибочно определял среди собравшихся нежелательных для заведения гостей: бузотеров и проверяющих, - и бежалостно их отсекал. Как говаривала метрдотель Нинка Митягина, когда на воротах дядя Саша, я за мордобой и за недолив спокойна.

Нервничавшие перед неприступным швейцаром люди стояли сбитой группой, локоть к локтю, бдительно следя, дабы кто-то не проскочил без очереди. - Это по какому случаю сборище?! - послышался сзади начальственный бас. Стоящие как один оглянулись, невольно раздвинувшись, и подошедший Листопад, не снижая скорости, рассек толпу, будто ледокол торосы.

При виде Ивана с неприступным дядей Сашей произошло удивительное: он вдруг растекся в заискивающей улыбке. Большой Иван был щедр на чаевые. Но главное, он, единственный из клиентов, не лебезил перед швейцаром, воспринимая его услуги как должное. И даже время от времени, в знак особого расположения, над ним подшучивал - вальяжно и снисходительно. Чуткий, как все лакеи, дядя Саша давно распознал в нем важного человека - если не по положению, то по породе. - Ваши уже сидят, - услужливо подсказал дядя Саша. И тем невольно подал повод к скандалу. - Так он без очереди! Не пускать! - догадались в толпе. Ближайший к двери раздвинул руки и решительно повернулся лицом к Ивану.

Укоризненный взгляд - к тому же сверху вниз - смутил его. - Час ведь стоим! - он неохотно отступил.

Иван сокрушенно покачал головой:

-Надо же, целый час! Постыдились бы вслух говорить. Страна вам такие возможности для организации культурного досуга предоставляет: театры, филармонии. А вы чем ей на материнскую заботу отвечаете? Другого занятия не нашли, кроме как в кабаках под дверьми отираться. В планетарий бы лучше сходили!

Он приоткрыл дверь. Изнутри громыхнуло музыкой, пряно пахнуло кухней.

Мозги стоящих заново закипели.

- Сам-то чего ж?! - крикнули сзади.

- Сам?! - Иван обернулся. - Та в жизнь бы я в этот гадюшник не пошел, кабы не нужда!

- Нужда-то какая?

Глаз Ивана закосил.

- Водки выпить хочется! - рявкнул он и исчез за заветной дверью, оставив разочарованных, в какой раз обманутых людей. Войдя, Иван остановился возле эстрады. Похоже, свободных мест не было.

В восемь вечера веселье бушевало вовсю. Над залом висел табачный смок. Знаменитый по городу ансамбль Саши Машевича, начинавший с тихих блюзов, теперь "вырезал" что-то безудержно греховное, и под гремящие ритмы электрогитар вдохновенно оттягивались столпившиеся у эстрады пары. Каждый проявлял себя как мог. Кто-то извивался, прогнувшись, кто-то в восторге колотил ботинком по полу, будто желая проломить его. Прямо возле Ивана, на краешке эстрады, крепкий мужчина ловко крутил вокруг себя сорокалетнюю партнершу. Женщина, похоже, изрядно выпившая, полузакрыв глаза, кокетливо, по-девчоночьи, поводила бедрами. Сейчас она и впрямь представлялась себе той, какой была лет двадцать назад. Но более трезвый кавалер видел ее нынешней, а потому, приседая, успевал тереться спиной о рыжеволосую соседку сзади. Рыжеволосая бесстыдно, в засос целовалась с партнером, но и от того, что притерся, не отодвигалась, - похоже, двусмысленность положения добавляла ей адреналину. Иван всмотрелся в нахала повнимательней и - посерел. Перед ним выплясывал не кто иной, как оперуполномоченный КГБ Юрий Осинцев. За прошедшие годы перемахнувший тридцатипятилетие Юра внешне почти не изменился, разве что на лицо будто набросили паутинку из мелких морщинок да светлые волосы поблекли, сделавшись серовато-сизыми. В следующую секунду взгляды пересеклись. Узнав в вошедшем завербованного когда-то агента, Осинцев округлил глаза и изобразил радостный жест охотника, нежданно-негаданно обнаружившего в капкане редчайшего зверя.