Беглец (СИ)

– Может, обойдется? – семенила рядом Маша, торопясь за Нею. – Он у тебя сколько раз падал! Даже об асфальт!

– Вот именно! Он такой крепкий был! Неубиваемый!

Пока системщик ковырялся с Ее аппаратом, Маша, сидя рядом, шепотом спросила:

– А кто тебя фотографировал?

– Да это сто лет назад было. Так… Один…

– Он фотограф?

– Художник. У меня тоже, как у тебя, мозгов не было, захотелось фотографий.

– А он тебя не рисовал?

– Нет.

– А он может меня сфотографировать подешевле?

– Маш! Ты же видела, что это не профессиональные фотографии. Баловство. И я не хочу с ним говорить по этому поводу. И ни по какому другому.

– Мне не важно. Ты же умеешь, обработаешь мне потом на компьютере.

– Отстань ты! Еще чего не хватало. Из-за тебя я сейчас без телефона останусь!

Маша замолчала.

– Готово. Но вся память телефона теперь уничтожена. И контакты те, что на сим-карте были, – протянул Ей аппарат системщик.

– Спасибо, – поблагодарила Она. – Хоть так, и то, ладно.

Первый и Второй были приклеены к земным событиям. Первый опасался последствий. Второй злорадствовал.

– Уничтожу их. Изведу!

– За что ты их так ненавидишь? – волновался Первый. Ему не давало покоя недавнее происшествие, когда оказались парализованными два связанных мира.

– А за что мне их любить? – вопросом на вопрос ответил Второй. – Может за то, что они сделали великого эгрегора, который теперь нас всех сожрет?

– По-моему, Мика не собирается ничего с нами делать, – осторожно начал Первый.

– Он растет! – вспылил Второй. – Ты говорил, что энергетическое пространство постоянно?

– Да, – растерялся Первый.

– Тогда откуда у Мики увеличивается энергия? За счет уничтожения эгрегоров. Но ты, конечно, думай, что тебя эта участь не коснется, а эгрегоры исчезают сами по себе, как раньше.

– Как ты влияешь на Ребенка?

– Уже никак. Он сам. Бесчувственный Ребенок подобен мертвому. Его поле было спокойно и не образовывало эгрегоров. И никто на него влиять не мог. Но я вселился в него.

– Бесчувственный, – зацепился за слово Первый. – Послушай, что если мы есть чувства людей, материализовавшиеся в самостоятельные существа? Все сходится. А потом уже мы управляем людьми. Они, впадая в чувство, точнее, находясь под влиянием чувств и эмоций, перестают владеть собой.

– И что? – Второго совершенно не беспокоило, кто кем является. Его беспокоила призрачная идея: уничтожив Мику, стать великим.

– Как ты влиял на Ребенка? – повторил свой вопрос Первый.

– Да я сам в него влился частично. Я сейчас наполовину здесь, а наполовину в нем. Я тоже все чувствую, что чувствует Ребенок. Практически я наполовину в нем живу.

– И… Как это?

– Плохо, – сознался Второй. – Энергия уходит, а меня разрывает на части. Меня словно засасывает в Ребенка. И быстро надо все делать. В него, сюда, в него, сюда… Я не могу быть разумным в двух местах одновременно. С энергией не проблема, а сознание так не делится.

– Эх… Эх… – Первый упал духом. – Может, назад? Выйди из него?

– Нет. Пока я этих двоих не убью, не выйду. Зайду наоборот полностью, и задушу эту парочку своими руками. Пусть я ликвидируюсь, зато и Мики не будет. Еще будете помнить меня, что я спас всех эгрегоров от верной гибели.

Второй тактично умолчал, что не просто и не частично спустился в Ребенка, а ему пришлось прожить всю жизнь Ребенка. Подходящий момент нашелся во время воспаления легких в младенчестве. Но Второй совершил небольшой просчет. Сам Ребенок не успел покинуть тело окончательно. Поэтому в теле пришлось уживаться двум личностям, что было плохо как для человека, так и для эгрегора.

Но именно Второй не дал Ребенку убить себя в день смерти родителей.

Обо всем этом Второй не стал рассказывать Первому, считая, что данные знания, равно как и их обдумывание, принесут Первому ненужную тревогу и никогда не пригодятся.

Ребенок встретил Ее, когда Она выходила с работы.

– Привет! – как ни в чем не бывало, сказал Ребенок и протянул ей букет роз.

Она в ужасе шарахнулась от него, чуть не оступившись. Толик стоял на проходных и наблюдал за Ней.

– Что ты? – Ребенок поддержал Ее за локоть.

– Не прикасайся ко мне!!! – Она выдернула руку и отбежала назад к проходным.

– Что случилось?

– Не подходи ко мне, тварь!!! – закричала Она.

– Ты кто такой? Чего тебе от нее надо? – не выдержал Толик, загородив Ее.

– Не вмешивайся, – ответил Ребенок, намереваясь пройти мимо Толика к Ней.

Но Толик преградил ему дорогу:

– Иди, парень! Видишь, девушке твои цветы не нужны.

– Я сказал, не вмешивайся! – огрызнулся Ребенок.

Толик схватил его за лацканы кожаной куртки:

– Что ты сказал?

Ребенок пытался вырваться, но Толик моментально притянул его к себе и сильно отбросил в сторону. Ребенок не удержался на ногах и, запнувшись о бордюр, неловко упал, выронив букет.

Она потянула Толика за рукав, пробормотав:

– Не связывайся с ним. Проводи меня?

Они пошли к автобусной остановке, а Ребенок, поднявшись, с ненавистью смотрел им вслед, тяжело дыша.

– Тебя до дома проводить? – уточнил Толик, когда они скрылись за поворотом.

– Не, – рассеянно думая о своем. – До остановки.

– А кто это был?

– Не знаю. Я его не знаю. Какой-то ненормальный.

– Ты назвала его тварью, – засомневался Толик. – Он тебя чем-то обидел?

– Вон мой автобус. Иди домой. Никто меня не обижал! – рассердилась Она.

Семеныч ни разу не позвонил Ей за день и не написал ни одного сообщения. После обеда Она набирала его номер раз в полчаса, но его телефон был выключен. Соответственно, к вечеру от волнения Она стала срываться на ком попало, и думать больше ни о чем не могла. Когда автобус закрыл двери, Она забыла и о Ребенке. Ее беспокоил выключенный телефон Семеныча. В любой ссоре Она могла позвонить, когда Ей вздумается, и Семеныч отвечал на звонок всегда. Но утром они расстались на удивление мирно.

«Только бы ничего не случилось!» – беспрерывно бормотала Она про себя как заклинание.

Вышла из автобуса на центральной площади и направилась к зданию офиса Семеныча, рассчитывая на то, что его машина на офисной парковке, и Семеныча можно будет дождаться. Но автомобиля Семеныча на парковке не оказалось. Она обошла здание вокруг и побрела домой пешком. Город уже превратился в одну большую пробку, поэтому Она решила, что Ей будет лучше идти, чем находиться в медленно ползущем транспорте.

Весна уже вступила в свои права окончательно: деревья накинули лиственные шали, земля расстилала нежнейший травяной ковер…

Звук сообщения.

Она судорожно вытащила телефон. Незнакомый номер.

«Надо поговорить. По-хорошему. Рядом с тобой серьезная опасность», – интуитивно Она поняла, что это пишет Ребенок.

«Какая опасность? Ты, что ли? Пошел на…».

«Мальчика ты уже крупно подставила».

«Какого мальчика?» – Она с ужасом подумала о сыне.

«Который сегодня провожал себя».

Она сжала телефон в руке и, оглядываясь по сторонам, стремительно пошла в сторону дома.

«Чего, себя? Опечатался. Толик меня, а не себя провожал. Чем я его подставила?»

Семеныч сидел в автомобиле на стоянке около своего дома. Не замечал, как идет время, как по тротуару торопятся домой люди, как загораются окна домов, как рядом паркуются другие машины.

«Когда мы расходились по утрам, мне становилось плохо. Точно похмелье. Только голова не болит, а пытается взорваться изнутри. На работу она иногда не разрешала подвезти, мотивируя тем, что я опоздаю на свою из-за пробок, а потом сама же упрекала, что я не по-джентельменски себя веду», – пытался он что-то сопоставить.

Вспоминал, как после встреч он маялся на работе и писал Ей сообщения. Если Она отвечала ему хорошо, состояние его не сразу, но постепенно приходило в норму, и Семеныч был очень благодарен Ей. Отвечая ему хорошо, Она будто спасала его от смерти. Но если Она, с присущей Ей чудовищной прямотой, отвечала «плохо», упрекая по ничтожному поводу, Семенычу становилось хуже некуда. Он практически не мог работать. Смотрел и не видел. Слушал и не слышал. Семеныч подозревал, вернее, был почти уверен, что Она это делала специально, прекрасно зная, что делает. Но зачем Она это делает, он не понимал.