Беглец (СИ)

– Ну не всем же быть такими продвинутыми. Я плохо разбираюсь в телефонах. Давай показывай!

– На, – протянула Она Маше телефон. – Листай влево. Я отчет буду делать, а то время идет, а я как вареный рак сегодня.

Она достала пачку документов и открыла сервер отчетов, сверяя бумаги.

– О… Обалдеть… У-уу, – восклицала Маша, отвернувшись к окну.

– Что там такое? – за Машиным креслом возник заинтересованный Толик.

Маша от неожиданности выронила телефон на пол:

– Тебя кто звал?!

Купленная рубашка была Семенычу маловата, но ранним утром выбор магазинов с одеждой оказался ограничен графиком их работы, поэтому пришлось взять то, что попалось. Он с раздражением сидел на совещании, то и дело поводя плечами оттого, что синтетическая ткань неприятно обтягивала тело.

«В обед новую куплю. Невозможно в этой ходить!» – решил он.

Телефон вибрацией подал сигнал о сообщении. Семеныч жарко обсуждал с коллегами очередной проект – посмотреть сообщение было некогда. К тому же куратором проекта грозило стать ему, чего он совсем не хотел: лишняя нервотрепка без необходимых людей в подчинении с частыми командировками до завершения проекта. И Семеныч всеми правдами и неправдами пытался увести направление разговора в сторону другой кандидатуры.

Телефон, пристегнутый чехлом к поясу брюк, снова напомнил о себе.

В совещательную комнату заглянула помощница одного из акционеров и жестами позвала одного из руководителей. Мужчина объявил получасовой перерыв и спешно вышел.

Телефон опять завибрировал. Семеныч достал сигареты и направился к выходу.

Сошел с крыльца, закуривая. Вытащил телефон и обомлел. Мультимедийные сообщения от Нее продолжали упорно поступать.

На дисплее отобразилась Она. Без одежды. Без нижнего белья. Кровь прилила к его голове.

– Совещание продолжается, – появилась секретарь у выхода, заметив Семеныча, разгуливающего около припаркованных машин.

– Сейчас приду! – вспылил он, но развернулся в противоположную сторону и быстрым шагом стал удаляться от офиса.

Семеныч продолжал тупо смотреть на загружаемые телефоном изображения. На достаточно темных фотографиях не было четко видно лица, складки постельного белья подчеркивали и иногда скрывали изгибы обнаженного тела, не показывая почти никаких интимных подробностей. Ничего особенного. Кроме того, что сфотографирована была Она. И фотографировал Ее посторонний мужчина. А Она послала эти фотографии Семенычу.

Он нервно нажимал на удаление изображений, перестав их разглядывать, но сообщения приходили снова и снова, и глаза успевали выхватывать детали: горящие свечи, изгиб колена, очертания груди, прикрытое руками лицо, шелковая кожа, напряженный гладкий живот, линия позвоночника, соблазнительные ямочки, приоткрытые в полуулыбке губы, призывно выступающие внизу косточки упругих бедер…

«Дура!!! Какая же ты скотина!» – обезумевший Семеныч продолжал идти вперед и удалять с аппарата наконец переставшие приходить новые сообщения. Он уперся в забор, за которым когда-то сидел на сваленном дереве с Катенком. Проскользнул в дыру. Нашел то самое дерево в кустах.

Осталось последнее сообщение. Семеныч курил уже пятую сигарету подряд и смотрел на фотографию. Болела голова, ее распирало изнутри давление, во рту стояла горечь, а на душе было мерзко.

«Трусики снимала перед фотографом? Или сначала под покрывалом, а потом его скинула? Или аккуратно сложила нижнее белье на кресло? А, может, просто отшвырнула его на пол, сняв с себя? При большом свете раздевалась или после того, как зажгли свечи? – злился Семеныч. – Зачем ты послала мне эти фотографии? Я не хочу тебя убить… Я не хочу тебя никогда больше знать! Я видеть тебя не могу. А даже, если и увижу нечаянно, никогда этого не забуду. Такие вещи не забываются».

Семеныч коснулся поля: «ответить».

«Сука, ты, все-таки!» – набрал Семеныч текст и нажал «отправить».

Стер все Ее сообщения. Поднялся, с досадой пнул дерево.

– Рубашку дайте мне! – Семеныч подошел к прилавку, потеснив очередь из двух человек. Он не забыл о приличиях, он просто ничего не замечал вокруг. Его никто не остановил, глядя на его пылающее лицо, красную шею и бешеный взгляд.

– Размер? Голубую, желтую, однотонную? – любезно спросила его продавец. – Синюю?

«Тебе так идет синяя рубашка. Надевай ее почаще. Ты очень красивый. И глаза становятся синими», – Семеныч слышал Ее шепот.

– Белую! – вне себя от ярости закричал он. – Белую дай!

Женщина испуганно положила перед ним упакованную рубашку.

– Где примерочная?!

– У нас нет, извините. Но это ваш размер. Она подойдет. Вы себе берете?

– Черту! – Семеныч зубами надорвал упаковку. Сдернул полиэтилен, вытащил иголки, которые посыпались на пол. На глазах изумленных людей он снял пиджак и рубашку. Переоделся. Кинул деньги на прилавок.

– На галстуки сегодня скидка. Подобрать вам? – пробубнила продавщица заученные на каждый день предложения клиентам.

– Нет!!! – Семеныч перегнулся через прилавок и взревел продавцу в лицо. – Нет!!!

– Мужчина, нельзя ли вежливее с женщинами общаться? Вы совсем озверели? – раздался голос покупательницы.

– С женщинами? – чуть не задохнулся Семеныч от этого слова. Обвел презрительным взглядом посетителей магазинчика. – С женщинами?!

Скомкав снятую рубашку, Семеныч выкинул ее в корзину и вылетел из магазина, хлопнув дверью.

…Разум Семеныча прекрасно понимал, что Она замужняя женщина и имеет двоих детей. С самого начала их знакомства, Она не скрывала, что и кроме мужа у Нее были мужчины. Все это Семеныч знал, но одно дело знать, а другое дело – увидеть. При этом Семеныч не злился на Нее, он злился на себя, потому что понемногу понимал, как сильно полюбил Ее. А полюбив, осознал, что по-настоящему никогда никого не любил раньше. Ему было абсолютно все равно, с кем были все его предыдущие женщины, фотографировались они или нет, какие позы они знали и практиковали в своих предыдущих «контактах». Относительно других женщин, Семеныча это совсем не волновало. Относительно Нее, все оказалось совершенно по-другому. Семенычу стало больно, он не находил себе места и не знал, что ему делать.

Он шел обратно к зданию офиса, а его память, помимо воли, перебирала некоторые мелочи: как Она периодически, точно нарочно, напоминала ему о своем предыдущем опыте; как мимолетно, словно в шутку, упрекнула за отсутствие разнообразия в постели с воодушевленным и радостным блеском своих восхитительных милых глаз; как весело вспомнила про непонятное нечто «такое» и осеклась мгновенно, не договорив… – как будто специально намеревалась Семеныча растоптать, унизить, добить, но в тоже время, всегда говорила при этом, что лучше его якобы никого не было…

«Может, она и сейчас встречается не только со мной. Хотя и утверждает постоянно, что никого у нее нет. Я же и не спрашивал! Зачем она мне об этом говорит? Что бы убедить в том, что это правда? Или неправду выдать за правду? – любая правда мало бы взволновала Семеныча. Но только не та правда, которая имела отношение к Ней, к его единственной в жизни любимой женщине. Он представлял, как Она с таким же восторженным выражением своего прекрасного лица смотрит на другого мужчину, как Она снимает перед ним свою одежду…

…Как Она, добившись своей цели – завладеть его сердцем, теперь, жестоко смеясь, отправляет Семенычу эти фотографии…

– Маша! – воскликнула Она, кинувшись подбирать с пола отлетевшую от телефона заднюю панель и батарею.

– Прости, меня Толик напугал, – Маша с волнением смотрела на то, как Она вставляет аккумулятор. – Экран не разбился?

– Не работает! – Она нажимала кнопку включения несколько раз. – Я к системщикам схожу.

– Я с тобой, – виновато сказала Маша.

– Ну тебя, – расстроилась Она. – Такого телефона больше не выпускают! Его даже не купишь! О чем думает Нокиа, снимая с производства такие классные смартфоны?!