Молчащий

— У меня нет для тебя еды, — повторил шёпотом Илир. — Нет еды...

А голод разрастался, всё сильней и сильней стучал в виски. «Завтра не будет и этого, — подумал Илир, ощущая ладонью сухую шероховатость мяса. — Что я буду есть тогда?» Конец мысли был настолько страшен, что мальчик вздрогнул. Он ссыпал оба кусочка в мешочек. Погладил пальцем уголёк. И, накрывшись мешком, лёг.

Хозяин остался верен себе. Каждый вечер он бросал Илиру кость и уходил, посмеиваясь.

Мальчик держался недолго. Однажды, когда Грехами Живущий, привыкший к нежданно-негаданным лакомствам, неторопливо подошёл к очередной подачке хозяина, Илир злобным окликом отогнал собаку. Схватив кость, принялся жадно срывать зубами остатки мяса. Глотал их, не пережёвывая, и никак не мог утолить голод.

Вечером он еле дождался, когда в чуме всё смолкнет. Послушав тишину, осторожно поднялся и подошёл к тайнику Грехами Живущего. Пёс лежал неподалёку. Увидев человека около своих припасов, угрожающе зарычал.

Илир заискивающе посмотрел ему в глаза:

— Не ругайся на меня... Хорошо? Я очень хочу есть.

От слабости голова у Илира закружилась. Рука, вместо того, чтобы погладить пса, упала на снег. И тут же Грехами Живущий вскочил. Шерсть его вздыбилась на загривке, поднялась как высокая осенняя трава. Илир выронил добычу.

Голодный мальчик и собака стояли друг против друга. Слёзы бежали по щекам ребёнка, замерзая ледяными дорожками. Но старый пёс, прижав уши, не смотрел на него. Он не любил людей. Не любил ни тех, которые, показывая ласково зубы, гладили по голове, ни тех, которые пинали ногами, бросали вслед камни.

Илир всё-таки посмотрел псу прямо в глаза. Грехами Живущий ощерился. Он не выносил человеческого взгляда. В нём таится гораздо больше зла, чем в руках.

А Илир не опускал глаз. И Грехами Живущий чуть отползал назад. Если бы сейчас его пнули, он стал бы кусаться... Но его не пинают. Пёс поднялся и, злобно оскалившись, тихо пошёл прочь. Он ненавидел человеческие глаза, но был бессилен против них.

С тех пор так и повелось. Майма швырял Илиру кости; мальчик, изо всех сил притворяясь равнодушным под испытующим взглядом хозяина, следил за довольным Грехами Живущим. Пёс старательно прятал лакомство. А утром недоумённо скулил — тайник оказывался пустым. Тщательно обглоданную кость собака находила обычно около нарты, на которой спал маленький человек.

Со временем Грехами Живущий привык к этому. Теперь он, даже если и хотел есть, закапывал подачку, чтобы утром найти гладкую, без намёка на мясо, кость. Так мальчик и пёс стали делить пищу.

айма все дни проводил в стаде. Отбирал быков на племя. Стадо должно стать прежним: могучим, красивым. Выискивал молодых хоров и важенок, которые могут хорошо ходить в упряжке, и без устали гонял их по окрестностям.

Однажды Майма, едва забрезжил рассвет, направился, как всегда, в своё стадо. Но не успел он пройти и половину пути, как увидел, что олени, его олени, лавиной неслись по склону Лосиной Губы. Они как тени скользили мимо хозяина, и тот успевал разглядеть лишь обезумевшие от страха глаза животных. Дико озираясь по сторонам, перебарывая дрожь в голосе, надеясь предотвратить беду, Майма закричал что было сил:

Хэ! Хэ! Хэ!

Стадо уходило всё дальше и дальше. А на

ближнем пригорке, совсем рядом с Маймой, показались волки. Два из них, увидев человека, остановились, переводя дыхание. Потом нехотя повернули назад и скоро скрылись из виду. Третий, крупный, с гладкой лоснящейся шерстью, медленно приближался к Майме.

Майма взялся за нож. Главное сейчас —- устоять, не поддаться испугу, не побежать. И Майма, собрав все свои силы, напрягшись так, что кровь стучала в висках, ломило руку, сжимавшую нож,— не двинулся с места. В нескольких метрах от человека волк замер, будто готовясь к прыжку. И вдруг... повернулся, поджал хвост и потрусил прочь.

Майма облегчённо вздохнул. И сразу же забыл о волках. Олени, подгоняемые страхом, неслись к соседней горе. А там — каменная осыпь, припорошенная снегом. Голова стада уже приближалась к ней.

Майма бросился назад в стойбище. Подскочил к поганой нарте, где был привязан Грехами Живущий, полоснул ножом по ремню, и пёс, не ожидая окрика, побежал — он хорошо знал своё дело.

Схватив аркан, Майма кинулся за собакой, подбадривая её: «Тя-тя. Пырь! Пырь!..» Собака в таких случаях должна бежать в два раза быстрее. Но Грехами Живущий был уже стар, ему не догнать оленей... Майма понял это. Пёс взвизгнул, ожидая удара. Такого хозяин ему не простит...

Всю свою ярость Майма выплеснул на старого пса. Под хлёсткими ударами аркана пёс извивался, скулил, катался по снегу. Один из ударов пришёлся по глазу...

Илир, оцепенев от страха, смотрел на Грехами Живущего. Он не заметил, как рядом с ним очутился Хон. Мальчик плакал и дёргал его за подол малицы.

— Беги к нему. Слышишь?! Скажи... скажи... — и замолчал, потому что не знал, какое слово может остановить руку отца. Добавил:

— Он убьёт его... Он...

Илир не дослушал, помчался к собаке. Вот уже месяц он жил рядом со старым псом, ел мясо из его тайника, согревался его дыханием. Грехами Живущий был для него самым близким, родным существом. Подбежав, Илир с размаху упал на собаку. Закрыл её своим телом.

— Уходи отсюда! — Майма взмахнул арканом.

Глаза налились кровью. И Илир понял: сейчас ударят его.

— Не бей... Не бей его, — просил мальчик, не отрывая взгляда от руки хозяина.

— Убирайся, сын собаки! — рявкнул Майма. И удивился: почему это вдруг стал жалеть щенка?! На миг, только на миг, всплыло перед глазами лицо той — матери Илира, — что подарила ему короткое счастье. Нет! Никакой жалости! Тысяча оленей — тысяча ударов. И с силой хлестнул по малице Илира. Тот вскрикнул:

— Не бей! Я побегу вместо Грехами Живущего. Я бегаю быстрей его!

Майма удержал занесённую для удара руку. Недоумённо посмотрел на сироту, потом на пса...

— Беги! — и пнул Илира в бок.

Мальчик вскочил, метнулся по твёрдому насту в сторону оленей, и ему казалось, что он действительно бежит быстрее Грехами Живущего.

Хозяин глядел ему вслед. «Кэле, щенок прав. Он может бегать вместо собаки. Зачем кормить его даром? Кость тоже имеет свою цену...»

Подошёл к Грехами Живущему, перевернул его. Про себя отметил, что собака ослепнет на один глаз. Пёс оскалился. Он ненавидел хозяина.

Майма отвернулся и, не оглядываясь, быстро пошёл к чуму. Он никогда не любил Грехами Живущего, держал потому, что пёс заменял ему пастухов. Чутко улавливал настроение хозяина, ему не надо было приказывать дважды, он всегда знал, что нужно делать, чего хочет от него Майма. Раньше, когда собака была молодой, равной ей не было во всей округе. Теперь Грехами Живущий состарился.

Майма не зашёл в чум. Напряжение спало, и он устало опустился на нарту, рукавом малицы смахнул со лба пот. Его охватил запоздалый страх — ведь встреча с волками могла кончиться иначе... Но ещё страшнее — потерять оленей... Не будет стада — не будет и жизни... Майма перевёл взгляд в сторону соседней горы. Там метался по склону Илир, пытаясь остановить животных. Хозяин невольно залюбовался мальчишкой. Добрый пастух растёт... А ведь и он, Майма, был когда-то ребёнком, играл в пастухов...

Мерча любил сына, ничего не жалел для него. Прощал любой, даже самый тяжёлый, проступок. Он им гордился — мальчик рос крепким, красивым, настоящим хозяином тундры. Сын рано понял, что сила отца — в богатстве, и это богатство принадлежит ему, Майме. Оно даёт власть, преклонение сородичей. Как человек привык видеть солнце, так и Майма с детства привык, что любое его желание, даже самое вздорное, — закон для людей. В стойбище его уважали (так как уважали его отца) и боялись. Он был, как могучий, свирепый вожак стада, готовый смять, растоптать всё стоящее на пути. Майма усвоил и это... Ещё мальчишкой научился держаться с достоинством, гордо, как подобает истинному хозяину. Ступал уверенно, неторопливо, держа правую руку на отделанных серебром ножнах. А смотрел так, будто зверя выслеживал.