Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Хорош!

— Вот и я говорю.

— Ну и как, подписали?

— Может, кто и подписал. Но все смылись, нет их.

— Ничего. Передай всем привет от меня.

— Спасибо.

— Пока, Обадал.

Я оделся и поехал на автобусе в Дроздов. К ночи был дома. Позвонил — открыла Эва.

— Где ты была? — спросил я вместо привета.

— Ну и вид у тебя, — ответила она.

— Так все-таки, где ты была три ночи? Я звонил, никто трубку не брал.

— У матери.

— Точно?

Я не смотрел на нее, не знал, правду она говорит или лжет. Руки у меня висели как плети. Пальто и все прочее как-то само собой свалилось на пол. Я принял ванну, побрился и рухнул в мягкую постель.

Я спал, и ничто мне не мешало. Разбудил меня телефон. Звонила жена. Было восемь часов утра.

Перед тем как выйти из дому, я долго торчал у зеркала. Вообще-то у меня такой привычки нет. Поразился — до чего же постарел.

Познание старит, вспомнилась мне хрестоматийная мудрость. Если это верно, значит, многое я, познал, раз так выгляжу.

Хорошо, что жизнь долга и единственна, впереди еще много возможностей познавать и стареть.

Может, встречу старого Петржика по дороге на работу. Надо потолковать с ним насчет моего сына. Вполне возможно, старик расскажет что-нибудь про свою дочь. Что-нибудь шутливое, веселое.

Я отлично помнил, как шутила с нами, как хохотала, за бока хваталась снежная буря. У меня до сих пор все тело болит и долго еще будет болеть оттого, что я вместе с людьми в оранжевых жилетах смеялся ее шуточкам. И от этого смеха капали в снег наши слезы и пот.

13

По пассажу навстречу мне шли люди — знакомые лица! Я молча смотрел на них. Все слова мои замерзли. Потом разом встряхнулся. Они приближались. Они! Сзади всех я разглядел Обадала.

— Что вы тут делаете? — встретил я их вопросом.

— Нет, это вы что тут делаете? — отозвался Бальцар. — У директора были, что ли?

— Вас уже отпустили? — добавил Достал.

Пстругова благодарно улыбалась, а Райнох восхищенно смотрел на нее.

— Нашего начальника пока не арестовали, так что и отпустить его не могли!

Они весело захохотали.

— Ты, Илона, всегда там, где что-нибудь неладно!

— Звонила нам твоя секретарша, что с тобой неладно, — объяснила Илона. — Я ей и намекнула, пускай, мол, позовет нас, если что.

— Слыхать, Зборжил, вам крылья обрывают, — угрюмо проговорил Обадал.

— Да не обрывают. Чепуха.

— Но собираются, — упрямо сказала Илона.

— Потому мы и примчались, — объяснила Анка Пстругова. — Хотим спросить директора, как он поживает, как здоровьичко… Вернитесь, Зборжил. Пойдемте с нами. Мы ему откроем глаза!

Она серьезно смотрела на меня. Придется разочаровать их. Ведь все уже решено.

— Завтра передаю дела Павличеку.

Бальцар усмехнулся. Шепнул что-то товарищам и шагнул вперед.

— Нашли кому передавать! — воскликнул он. — Не ходите с нами, Зборжил. Не нужно. Мы теперь пойдем к директору одни. Тут явное недоразумение. А нет — так мы ему всю правду выложим, как было дело.

Они стояли передо мной — маленькая кучка людей, чьим отношением я так дорожил.

— Ладно, — сказал я. — Я объяснил Смолину, что мы пережили. Только упрямый он. И еще там Прошекова сидит.

— Прекрасно! — воскликнула Илона. — Уж она-то обязана за вас вступиться!

— Что ж, попробуйте им объяснить. Вас они поймут.

— А вы куда? — Илона схватила меня за рукав.

— Буря пронеслась. Теперь уже только — домой.

— Скажите супруге, — вмешался Достал, — мы после обеда нагрянем к вам, если все кончится благополучно.

— Приходите! — У меня на душе стало очень хорошо. — Правда, никуда не заглядывайте, а прямо ко мне!

— Вот ведь как обернулось-то, — произнес Бальцар. — Раньше мы хотели, чтоб вас убрали, а теперь получается наоборот. Ну, договорились?

— Да смотрите, чтоб выпивка была! — еще издали крикнул догонявший товарищей Лысонек: он бежал бегом, чтобы успеть пожать мне руку.

— Заметано, Зборжил? Как только все уладится, мы к вам на всю ночь!

— До скорого, — простился за всех Бальцар.

Они пошли дальше. Я еще расслышал, как Бальцар говорил товарищам:

— Все время приходится держать ушки на макушке…

Анка Пстругова ответила ему, наверное, тихо, но порыв ветра донес до меня ее слова:

— Ложиться, так уж в чистое…

Я прошел через пассаж и постоял на уютной маленькой площади перед Дроздовской ратушей.

Мимо двигались потоки людей. Многие из этих людей были мне знакомы, со многими я здоровался. Меня охватило приятное чувство полноты и доброты жизни.

Затем я свернул к театру и заглянул в «Приятные встречи».

Старого Макса еще не было. А, пожалуй, неплохо бы повидаться с ним, чтобы лишний раз поддержать в старике вкус к жизни.

Я пошел домой. По дороге в угловом гастрономе, что неподалеку от моего дома, купил несколько бутылок вина, две — коньяку, сыр, колбасу и батоны. Я не знал, придут ко мне ребята или нет, но все равно радовался, потому что это были люди, с которыми я хотел жить.

Я шел, сгибаясь под тяжестью покупок. Немели руки — я тащил все в охапке. И, нагруженный таким образом, говорил себе: «Есть на свете правда! Иной раз прячется где-нибудь, но — есть. Чего стоил бы человек, если б не защищал самого себя и тех, кто ему дорог?»

Эта белая история завершилась на нашей улице, очень темной, очень тихой. Светило солнце, искристый морозный воздух пах чистотой, а машины и люди, проезжавшие и проходившие мимо, выводили меня из заблуждения, убеждая, что жизнь не всегда тяжела.

Ян Бенё

ВТОРОЙ СЕМЕСТР

Ján Beňo

DRUHÝ SEMESTER

Bratislava

1977

© Ján Beňo 1977

Перевод со словацкого О. Малевича

Редактор Н. Замошкина

1

Со стороны могло показаться, что Божена Земкова решила прийти со станции, опередив автобус.

Когда он, засигналив, помчался между двумя длинными рядами деревенских домов, Божена уже свернула с шоссе и шла проулком. Так ближе к кооперативному двору, где сейчас работала мать. А оттуда она пройдет к дому задами, чтобы поменьше встречаться с людьми.

Божена обернулась на рокот мотора и только тогда сообразила: а ведь она могла бы доехать автобусом. Обидно, что не поехала и меряет дорогу шагами? Вовсе нет. Сойдя с поезда на станции в соседней деревне, она даже не поинтересовалась, будет ли автобус. Только бы идти, идти, ничего не выясняя и не задерживаясь. Сумка легкая, не из-за нее ведь ждать да выспрашивать. Обычно-то она приезжала во второй половине дня и знала, как подгадать к автобусу. А сейчас половина двенадцатого, и она понимала, что приехала в неурочное время. Моментами Божена ощущала это просто всей кожей. «Видно, так тому и быть», — вздохнула она и крепко стиснула зубы. Одно к одному, и уж конечно, все теперь пойдет по-иному, то, что ждет ее даже в самом ближайшем будущем, будет определяться чем-то пока неведомым, но уже взявшим власть над ее судьбой.

Божена прошла до поворота километра два с половиной, когда ее нагнал автобус. Проехав за ее спиной метров сто, он остановился. Девушка мельком обернулась. Обыкновенная жестяная коробка. Сделает в деревне еще две остановки и помчится дальше, мимо полей и лесочка, к следующей… Хорошо, что автобус не настиг ее на шоссе. Вот и все, что подумалось. Так-то лучше. Никто не пялится на нее из окон, с высоты сидений: гляньте-ка, вон Божена, дочка Земковой! С чего бы этак-то? Почему пешком, когда могла доехать автобусом?