Гамп и компания

Ден одной рукой ведет танк, а другой держит пистолет у виска Саддама Хуйсейна.

– Форрест, – говорит он, отдавая мне пистолет, – принимай вахту и хорошенько об этом сукином сыне позаботься. А если он сделает что‑то не то, тут же вышиби ему мозги.

Саддам Хуйсейн смотрится совсем несчастным ублюдком – он матерится, орет и взывает к своему Аллаху.

– Мы должны заполучить малость проклятого горючего, иначе вся схема провалится, – говорит Ден.

– Какая схема? – спрашиваю.

– Доставить этого чертова песчаного засранца к генералу Шайскопфу, чтобы тот бросил его в тюрьму. Или, еще лучше, чтобы поставил его жопой к стенке, как он только что с нами сделал.

Тут Саддам Хуйсейн складывает перед собой руки и пытается опуститься на пол танка, умоляя нас о милосердии и всякое такое говно.

– Сделай так, чтобы он притих, – говорит Ден. – Он мне сосредоточиться мешает. А кроме того, – говорит он, – этот ублюдок – страшный скряга. Когда я спросил его, нельзя ли мне вместо сигареты получить последнюю кормежку из нескольких жареных устриц, он стал врать, что у него их нет. Кто и когда слышал о человеке, правящем целой страной, который не может раздобыть себе несколько устриц, если ему захочется?

Почти тут же Ден жмет на тормоза танка.

– Вот чертова заправочная станция, – говорит он и начинает давать задний ход к одному из насосов.

А‑рабский парень выходит посмотреть, что происходит, а сержант Кранц выпрыгивает из люка и велит ему заправить наш танк. А‑рабский парень мотает головой, что‑то болтает и пытается от нас отбояриться. Тогда я хватаю Саддама Хуйсейна и высовываю его голову из люка. Пистолет по‑прежнему к ней приставлен.

От такого зрелища а‑рабский парень затыкается, а на его физиономию наползает типа изумленный вид. Саддам Хуйсейн теперь вроде как ухмыляется и умоляет. На этот раз, когда сержант Кранц снова велит а‑рабу заправить наш танк, тот делает как велено.

Тем временем Ден говорит, что нам нужна лучшая маскировка для танка, если учесть, что нам придется проехать через всю арабскую армию, которая сюда направляется. Он предлагает, чтобы мы нашли иракский флаг и повесили его на радиоантенну. Это не так сложно сделать, потому как по всему Багдаду развешан, наверное, миллиард иракских флагов.

Так мы и сделали. А потом я, лейтенант Ден, Сью, сержант Кранц и Саддам Хуйсейн, спрятанные внутри танка, отправились, так сказать, искать дорогу домой.

Одно хорошее качество пустыни – это что она ровная и гладкая. Еще она горячая, а с пятью пассажирами внутри танка она еще горячее. Все вроде как начинают насчет этого жаловаться, но тут у нас вдруг появляется еще один повод для жалоб, а именно: вся проклятая а‑рабская армия возникает на горизонте, направляясь прямиком к нам.

– Что мы теперь будем делать? – спрашивает сержант Кранц.

– Прикидываться, – говорит Ден.

– Как ты собираешься это делать? – спрашиваю.

– Просто наблюдай и дивись, – говорит лейтенант Ден.

Он продолжает вести танк навстречу всей чертовой арабской армии, пока я не начинаю думать, что он собирается врезаться в нее, чтобы нас всех убило. Но у Дена был другой план. Примерно в то самое время, когда мы должны были столкнуться с арабскими танками, он ударяет по тормозам и резко разворачивает наш танк так, что мы присоединяемся к арабам. Прикидываю, они теперь до смерти напуганы тем, что им там устроил генерал Шайскопф, и совершенно на наш счет не беспокоятся. Как только мы оказываемся в одном строю с а‑рабскими танками, Ден сбавляет газ и тормозит до тех пор, пока все а‑рабы не обгоняют нас и мы наконец не остаемся одни‑одинешеньки в пустыне.

– А теперь, – говорит Ден, указывая на Саддама Хуйсейна, – давайте доставим этого ублюдка, захватчика Кувейта, в главный штаб.

Начиная с этого момента все кажется одним безмятежным плаванием – по крайней мере пока мы не приближаемся к нашим. Тут Ден говорит, что настала пора «разоблачиться». Он останавливает танк и говорит нам с сержантом Кранцем выбраться наружу, избавиться от иракского флага и соскрести грязь с американского флага на нашем борту. Так мы и сделали. И вот что я вам скажу: первый раз в жизни я соскребал грязь и при этом чувствовал, что чем‑то таким занимаюсь. Выяснилось, что это был и последний раз.

Со сплошь ярким и сияющим американским флагом на борту танка мы запросто пробились сквозь американские ряды. По пути нам пришлось проехать сквозь огроменные облака дыма от тех мест, где Саддам Хуйсейн приказал своим людям взорвать кувейтские нехтяные скважины. Это поразило всех нас как гнусная проделка – типа «ни себе, ни людям». Дальше мы спросили у нескольких сотрудников военной полиции, как нам найти штаб генерала Шайскопфа. Как полагается, нашли мы его через пять часов поисков и езды кругами, после чего сержант Кранц заметил, что указывать дорогу – явно не самая сильная сторона сотрудников военной полиции, зато арестовывать людей они большие мастаки. На это Ден откликнулся, что, мол, Гамп тут – «живое доказательство».

Мы с сержантом Кранцем прошли в штаб генерала, чтобы сказать ему, какую славную добычу привезли в нашем танке. Внутри генерал Шайскопф как раз давал большой брифинг для прессы по поводу военных действий за этот день. Все камеры крутились, а все фотоаппараты вспыхивали. Генерал показывал репортерам один эпизод, снятый камерой на носу нашего реактивного истребителя, когда тот сделал пике к мосту и сбросил бомбу, чтобы его взорвать. Впереди от того места, куда упала бомба, виднелся танк, которому чудом удалось улепетнуть на ту сторону, когда мост рухнул.

– Как вы здесь видите, – говорит генерал Шайскопф, указывая на танк своей указкой, – в зеркало заднего вида этой машины смотрит самый счастливый а‑раб во всей проклятой а‑рабской армии. – При этих его словах все в помещении громко хихикают – кроме, понятное дело, меня и сержанта Кранца. Мы стоим в ужасе, понимая, что на этой пленке именно наш танк сваливает с чертова моста, а в зеркало заднего вида смотрю как раз я!

Но мы никому про это не сказали, потому как это подпортило бы историю генерала Шайскопфа. Мы просто дождались, пока он закончит, а потом сержант Кранц подошел и прошептал ему на ухо несколько слов. У генерала, здоровенного, веселого на вид чувака, тут же сделалась какая‑то странная физиономия, и сержант снова зашептал ему на ухо. Тут глаза генерала полезли на лоб, он схватил сержанта Кранца за руку и приказал вести его наружу. Я за ними последовал.

Когда мы добрались до танка, генерал Шайскопф на него забрался и сунул голову в люк. Несколько мгновений спустя он выдернул ее обратно.

– Боже милостивый! – произнес он и снова спрыгнул на землю.

Тем временем Ден подтянулся из люка и устроился на палубе танка, а Сью, тот тоже вылез. Пока мы были в штабе, Ден и Сью связали старину Саддама Хуйсейна по рукам и ногам, а чтобы он больно много не балаболил, вставили ему кляп.

– Не знаю, черт побери, что здесь произошло, – говорит генерал, – но вы, парни, все капитально испортили.

– Чего‑чего? – говорит сержант Кранц, на секунду забывая о субординации.

– Вы что, не понимаете, что захват Саддама Хуйсейна противоречит моим приказам?

– Что вы хотите сказать, сэр? – спрашивает Ден. – Он главный враг. Ведь это из‑за него мы тут воюем, разве нет?

– Ну‑у, э‑э, да. Но все приказы приходят ко мне напрямую от президента Соединенных Штатов – Джорджа Герберта Уокера Буша.

– Но, сэр… – начинает сержант Кранц.

– В данных мне приказах, – говорит генерал, вроде как озираясь по сторонам и убеждаясь, что нас никто не подслушивает, – особо указывалось на то, чтобы не захватывать в плен того мудозвона, которого вы заполучили в свой танк. Что же вы теперь наделали? Вы что, хотите подставить мою жопу под пращу самого президента?

– Что ж, генерал, – говорит Ден, – насчет этого мы сожалеем. Мы не знали. Но я что хочу сказать. Ведь мы все‑таки его заполучили, разве нет? То есть, что нам теперь с ним делать?