Господин посол

- Морено покончил с собой.

Пабло пожал плечами.

- Это вопрос спорный. Он погиб, но от своей ли собственной руки, или от руки врагов, неизвестно. Доктор Грис, с которым я недавно беседовал, склоняется ко второй версии.

Гленда была растеряна и ошеломлена своей неудачей. Неужели Пабло смеётся над нею? Но зачем ему это? Если нет, то можно ли верить тому, что он рассказал?

Пабло допил вино. Желание вновь поднялось в нём, снова мелькнула соблазнительная мысль опрокинуть Гленду на софу. Чтобы избавиться от этого наваждения, он заговорил:

- Итак, в один прекрасный день генералиссимус Хувентино Каррера вместе со своими войсками победоносно вступил в Серро-Эрмосо. Во всех церквах звонили колокола. На этот раз у городских ворот победителя поджидал дон Панфило, который вручил ему, как положено, ключ. Однако улицы были пустынны, двери и окна домов закрыты. Таким образом народ выразил своё недовольство и свой протест. Лишь с балконов немногих особняков крупные буржуа и их жёны приветствовали Карреру флажками и бросали цветы. Чтобы не затягивать свой рассказ, добавлю, что с 1952 по 1954 год в Сакраменто правил триумвират, в котором генералиссимус был центральной фигурой. Земли, экспроприированные Морено у американских компаний, были возвращены. Сабала, новый начальник полиции, методически, тщательно и беспощадно проводил "чистку", снова возродились тюрьмы, пытки и произвол. Консервативные классы вздохнули облегчённо. В конце 1954 года Каррера снова был избран президентом в соответствии с новой конституцией, из которой, по настоянию крупных олигархий, была исключена статья, запрещающая переизбрание президента. Так мы вступили в нашу Четвёртую республику. На этом пока обрывается наша поучительная история.

Гленда почувствовала, что тошнота усиливается. Холодный пот покрыл всё её тело. "Наверное, сейчас я бледна, как мертвец", - подумала она.

- А теперь поговорим конкретно о вашей диссертации, - улыбнулся Пабло. Если я правильно понял вашу работу, вы хотите доказать, что управляемая белым диктатором Чаморро или метисом Каррерой, которого вы изображаете демократом, такая страна, как Сакраменто, либо никогда не достигнет политической зрелости, социальной гармонии, а также экономического изобилия, либо достигнет, но с большим трудом, ибо население её состоит в большинстве своём из метисов... Верно?

- Верно.

- Вы ошибаетесь.

Гленда поднялась.

- Я только одного не понимаю. - Она не узнавала собственного голоса. - Почему вы, такой "либерал", к тому же великолепно осведомлённый о разложении своего правительства, находитесь на службе у этого правительства?

Пабло пожал плечами.

- Наверное, потому, что сам такой же, как они.

Он и сам не поверил этому слишком простому объяснению, но мелодраматичность и самоуничижение, прозвучавшее в этих словах, доставили ему на минуту какое-то болезненное удовольствие, от которого на душе стало легче.

- Что вы думаете делать со своей диссертацией? - спросил он.

- Ещё не знаю. Но думаю, что оставлю всё как есть. Что же касается выводов, то у вас они одни, у меня совсем другие. А сейчас я хочу уйти.

Пабло подошёл к двери и отпер её. Тело его почему-то стало лёгким и словно парило в воздухе. В голове появилась глухая боль.

В коридоре он взял Гленду под руку и повёл её к залу, на пороге которого американка остановилась, как ребёнок на опушке тёмного густого леса. Навстречу им направился Орландо Гонзага. Пабло, хорошо знавший своего друга, заметил, что тот навеселе.

- Хотите, я немного развеселю вас? Я только что обсуждал расовую проблему с одним техасцем и рассказал ему свою версию страшного суда. Звучат небесные трубы, апокалиптический голос разносится по Вселенной, оповещая о начале суда. Человечество трепещет, а техасцы хватаются за свои револьверы, но тут же соображают, что это бесполезно, ибо бог, должно быть, стреляет лучше их. Взоры всех людей обращаются к небу, где воздвигается огромный лучезарный трон Всемогущего. Раздаются звуки труб, арф, лир, песнопения ангелов. Церемониймейстер архангел Гавриил объявляет, что Создатель на троне. Техасцы смотрят и - о, ужас! - убеждаются, что господь бог - негр! Ну как? По-моему, недурно. А техасцу моя шутка не понравилась. А ты как её находишь, Пабло?

- Потом потолкуем, Гонзага. Мисс Доремус немного нездоровится.

Даже не глядя на Гленду, он знал, что шутка бразильца её шокировала.

- Пойдёмте, Пабло.

Покинув Гонзагу, они стали проталкиваться к вестибюлю. Гленду мутило всё сильнее. "Наверное, от испарений этих разгорячённых тел, - решила она, - от запаха сакраментских пирожков, который смешался с вонючим потом стоявших тут негров..." Гленда едва не столкнулась с толстой дамой, у которой на груди была приколота уже увядшая орхидея. Дама улыбнулась ей: "Sorry, dear!" А Гленда вдруг вообразила, что жуёт эту орхидею, и ей стало совсем нехорошо. Перед ней промелькнуло чёрное лоснящееся лицо африканского посла, потом смуглое женское с блестящим от жира ртом, с сахарной пудрой на верхней губе. Здесь всё провоняло этими ужасными пряностями. Прижимая сумочку к животу, вся покрывшись холодным потом, на подгибающихся от слабости ногах Гленда еле успевала за Пабло. Пирожки... Подмышки негров... Орхидея у неё в желудке... Шум голосов... Удушающая жара...

- Скорее, мне плохо.

Наконец они выбрались на крыльцо. От ночной свежести Гленде стало немного легче. Она прислонилась к колонне.

- Разрешите, я сбегаю за каким-либо лекарством?

- Не надо, попросите, чтобы поскорее подогнали мою машину. - Она назвала номер и марку, и Пабло отдал распоряжение шофёру посольства.

- Я поеду с вами, - сказал он, когда машина Гленды остановилась у подъезда.

- Ради бога, Пабло, оставьте меня в покое!

Она поспешно уселась в автомобиль.

- Вы больны, и вам нельзя ехать одной.

Гленда побледнела, губы её дрожали. Она закрыла лицо руками, почувствовав судороги в желудке.

- Не сердитесь, Пабло, поймите...

- Я всё понимаю. Когда мы увидимся?

Она покачала головой, включив зажигание.

- Не знаю. Не знаю.

Автомобиль резко рванулся с места. Пабло смотрел ему вслед, пока он не исчез. Потом закурил сигарету и, недовольный собой, чувствуя в голове всё ту же тупую боль, вернулся в посольство.

Часть 3. Карусель

18

В конце апреля посол Сакраменто явился в Совет Организации американских государств. Едва он вошел в здание Панамериканского союза, его оглушили пронзительные птичьи голоса, напомнившие дону Габриэлю детство. Он отошел от своих помощников и устремился в патио, где два попугая арара, столь яркие, что казалось, будто они еще пахнут краской, расхаживали вразвалку и кричали. Габриэль Элиодоро приблизился к одному из них и попробовал схватить за клюв, отчего попугай еще больше разозлился, а затем заговорил с птицей, употребляя выражения, которых Вильальбе никогда прежде не доводилось слышать. Секретарь тщетно пытался привлечь внимание шефа к другим достопримечательностям патио: посол направился ко второму арара и завязал с ним столь же рискованную беседу.

В патио появилась группа туристов с гидом, который рассказывал о тропических растениях - каучуковом, банановом и кофейном деревьях, а также эрба-мате , - которые украшали патио. Центральный фонтан, объяснил гид, выложен розовым мрамором, и, "как видят господа туристы, фигуры на этом фонтане носят на себе следы влияния искусства майя, ацтеков и сапотеков, тогда как мозаика на полу..." Однако голос Габриэля Элиодоро и крики попугаев заставили умолкнуть раздосадованного гида.

Заметив это, Титито предложил господину послу проследовать наверх, так как торжественный час приближался. Не сводя очарованного взгляда с попугаев, Габриэль Элиодоро спросил: