Возвращение

Ольга легла в воду. На поверхности оставалось лишь лицо. Глаза были закрыты.

Она то приподнимала, то опускала голову.

– Максим! Над поверхностью раздается мелодия. Звук не может так распространяться... Это без сомнения какая-то мелодия,... услышал он слова Ольги.

Максим не спеша разделся и тоже лег в воду.

Действительно, над самой водой плыла какая-то мелодия.

Он положил голову удобнее, на камень.

Какой-то незнакомый инструмент о чем-то грустно рассказывал.

Мелодия изредка то замирала, то, набирая силы, поднималась куда-то, разливалась, переливаясь многоголосием, опускалась и опять...

Он услышал всплеск и не в силах поднять голову, только нащупал руку Ольги и сжал её запястье.

Она повернула руку и вложила ему в руку свою ладонь.

Максим вдруг ощутил, что вода – не холодная.

Она приятно обжимала тело, поддерживая его в каком-то почти парящем состоянии. Музыка убаюкивала.

Максиму показалось, что он засыпает. Он видел, нарисованную Ольгой лестницу,... огромный, черного цвета, круг,... людей в странных белых одеждах,...

В музыке появился четко различимый ритм.

Он как бы появился на зов мелодии. Раздавался откуда-то издалека. Вливался в неё, заставляя многоцветное покрывало её вибрировать...

Он видел, как от поверхности мелодии отделялись какие-то шары и уплывали куда-то...

Люди стояли и, молча, провожали их взглядом.

Потом он увидел Ольгу. Она была такая же, как и тогда, когда они познакомились на Урале. Она была тоже в белой одежде и не замечала его.

Потом повернулась и подошла к нему.

Она долго смотрела на него, слегка наклонив голову.

Потом протянула руку и хотела взять его руку.

Посмотрела на неё, передумала, улыбнулась и сказала: – Ну, вот...

Максим отчетливо слышал эту фразу – «Ну вот!» и ждал продолжения, – она должна была сказать дальше – «... а я вот...»!

Но Ольга молчала.

Потом, видимо, поняв, что он ждет, сказала – «А я вот!» и развела руки, взглядом окинув всю чашу, людей, лестницу, круг, который казался ещё чернее на фоне светло–серых, в голубизну, скал и белых одежд людей.

Потом к ней подошла какая-то другая девушка, и тоже в белой длинной одежде.

Ольга взглядом показала ей на Максима и что-то сказала.

Они стали обе смотреть на него.

Потом Ольга посмотрела куда-то вниз, и Максим понял, что он держит за руку Динку.

Динка была в своем голубом платье с большим белым воротником.

Максим и другая девушка смотрели, как Ольга и Динка, смотрят друг на друга.

Потом Максим увидел, как над лестницей появилось белое облако, тень его стала набегать на круг, на людей. Краски стали меркнуть...

Волны музыки поднялись выше... Ритм стал более различим...

Максим услышал бубен.

Он знал эту мелодию.

В детстве он часто её слышал.

Потом отец перестал его брать на камлания, и он думал, что больше уже никогда не услышит её.

Это была она.

Только теперь Максим понимал, что говорил коип.

Коип рассказывал о нем. О тайге. О горах. О реках и об озерах. О птицах и рыбах. О...

Максим видел перед глазами весь мир.

...Вслед за музыкой стихла и песня коипа.

– Ты спишь? – услышал он голос Ольги.

Максим растерялся и открыл глаза. Ольга лежала с закрытыми глазами.

– Это ты сказала? – спросил он её.

– «Ты спишь?» Это я спросила, – ответила она, не открывая глаз.

– Оль. Давай выходим, – Максим встал на колени и умыл лицо.

– Так не холодно же!

– Может – холодно, но мы не чувствуем. Переохладимся. Будет нам еще одна проблема.

– Буду всех лечить брусничным чаем. Буду укутывать свитерами и не давать выходить из палатки.

– Кого всех?

– А всех. Тебя себя, кто еще будет... Всех, кто под руку подвернётся, – заулыбалась Ольга.

– А у вас – на Урале сейчас есть брусника? – она села.

– И клюква тоже, – они сидели в воде.

– Убийственный коктейль получится. Брусника – отсюда, оттуда, клюква – оттуда, отсюда.

Цена неимоверно высока, но ниже реального эффекта от использования, – пробубнила Ольга, встала и пошла к берегу.

– Надо было, хоть, костер сначала «развеселить». Побежали, как маленькие, – добавила она, натягивая свитер.

– А я ведь поспала, – сказала Ольга с улыбкой. – И выспалась, кстати.

Так, что я готова «потом» слушать до утра.

... Они вернулись к костру.

– Да! «Райдо»! Кто её начертал? – сказала она тихо, думая о чем-то своем.

Встрепенулась: – Как завтра будем отмечать дни рождения? Кофе с молоком и сгущенка? Я лепешек напеку. Потом будем танцевать.

Или давай, сходим опять туда. Наверх. Куда лестница ведет. А?...

Налегке. Туда и обратно. Спокойно. Тихо. Как будто банк «берем». А?...

...Выспались!

Кстати, давай спать под Чалухой?

Ты думаешь, она за ночь остынет?

Да она за две ночи не остынет! Под ней будет теплее, чем в палатке. За день, знаешь сколько она тепла набралась? Ветра-то нет совсем. Некому дом выстужать. А?...

– Давай! – согласился Максим.

– Ну, вот! Выспались и пошли.

– Давай потом. Утро вечера мудренее.

– Так «потом» уже идет. Когда потом – «потом». Так можно все «на потом» перенести, – суетилась Ольга.

– Так и рассказывать больше нечего, – ответил Максим.

Он взял Ольгин рисунок и опять стал рассматривать его.

– Что ты думаешь по ней? – он повернул рисунок к Ольге.

– Сейчас не знаю. Час назад была гипотеза. Сейчас – нет, – ответила она.

– А час назад, какая была?

– А час назад... Час назад я думала, что это символ восхождения, пути. А та ступенька, что путь, какой бы ни казался простым, в одиночку непреодолим.

Эту ступеньку можно преодолеть только втроем.

Триединство. Понимаешь суть мира – триединство.

– Ну, я смотрю, что тут, в принципе, нет проблем её преодолеть, – Максим опять посмотрел на рисунок.

– Я понимаю, о чем ты хочешь сказать. Тут надо понимать триединство не в буквальном смысле.

Пусть будет веревка. Но этого мало. Нужен крюк! Три! Уже три!

Один человек другого не поднимет, не спустит на руках. Негде вдвоем встать, – ступенька мешает. Значит справа и слева надо стоять. Три!

Человек по устройству триедин. Тело, разум, и, пусть будет, хотя это не так, – душа. Три!

В каждой ситуации поведением человека управляет кто-то один. Другие – в помощь.

Как олени, нарты и каюр! Все разные, а двигаются с одной скоростью. И скорость определяется одновременно всеми ими. Но рулят – то один, то другой.

То олень устал. То нарта сломалась. То каюру что-то сделать надо.

Три попытки во всех сказках – дать возможность каждому «порулить» в ситуации.

Три брата, три сестры... Об этом я могу книгу тебе написать.

Но дело не в этом! Понятие триединства – это промежуточная ступень в понимании мира.

Триединство – это то, что на «поверхности». То, что очевидно. Но человек даже этого в своем большинстве не способен осознать. Не способен!

Но человечество в целом не разорвать тоже. Кто-то может в обществе и осознал и другие ступени осознания мироздания. Ну и что? Что это дает, если человечество, в целом, топчется на ступеньке триединства. Как и куда дальше?