3.О, прекрасная страна, где колосья счастья есть (СИ)

За Медовицами следовал Приношение Плодов, когда славили Явленного-в-милости, AedС или Короля-Колоса как его называли в простонародье. Вытащат из Житницы - храмовой комнаты-святилища огромную статую Явленного и установят перед Храмом. Златокудрый мужчина с нимбом в виде короны с солнечными лучами, и с белым лицом и розовыми щеками. Статую одевали в тяжелые многослойные одеяния, украшенные золотом, кружевами и драгоценными камнями. ?Ему подносили первый сноп, первую лозу, воду и цветы, так он и стоял до самого октября пока весь урожай не снимали. Несколько дней продолжались песенные и танцевальные шествия вдоль полей и по всему Линдиону, а может и по всему миру, но мир для Принцессы был ограничен землями Ордена. Монахи в то время все читали молитвы и медитировали, пытаясь постичь этот образ. У верующих Явленный пользовался большим уважением, однако относились к нему с большой осторожностью и даже страхом. Много пугающих легенд окружало эту мифическую фигуру, поэтому простые люди всеми силами старались задобрить его, чем вызывали недовольство священства, которые считали суеверия крестьян предрассудками и узостью ума.

Принцесса, переступив через Врата в тот ненастный октябрьский день, когда ее нашли, увидела его самым первым.

Было, она хорошо помнила, холодно и промозгло, а она тогда была еще меньше, чем сейчас! Сначала она пыталась согреться в покрывале из листьев, что плотно застилал землю, но он был влажным и даже гниющим от бесконечной череды дождей. Даже тогда где-то у чащобы, которая казалась страшным лесом, снова начинало накрапывать. Волосы ее от влаги начали виться сильнее, а потом и вовсе повисли неопрятными сосульками. Она нашла здоровенный листок огромного дуба-великана и закуталась в него, как принцесса из детских сказок. Принцесса (ха! Нет, никакая она тогда была не Принцесса, chwyn да и только) растеряно бродила у подножия леса, который уже миновал свой золотой век, превратившись в голый остов с редкими листьями и голыми ветками-копьями, только ели и сосны продолжали равнодушно зеленеть под хмурым небом. Девочка не знала, куда ей деться, ноги промокли, земля была влажной и вязкой, позади чащоба, а впереди непролазные дебри и ни следа человека. Впрочем, не это пугало, она боялась мира, тогда она была как новорожденное дитя, которое не понимало где оно и кто оно. В голове ведь ничего не было, да и внутри тоже. Она знала, что такое лес, но не знала, как следует с ним взаимодействовать - что нужно смотреть под ноги, чтобы за корень не запнуться, что нужно придерживать ветви, чтобы не хлестали по лицу. Холодно и непонятно.

Он явился со стороны запада, неторопливо плывя по земле и ничто ни дождь, ни холод не смущал его. Будь Принцесса чуть впечатлительней, она бы решила, что он божество, спустившееся с небес. Но и без этого, ее щеки зарумянились. Дождик робко касался его волос, изредка теряясь в них маленькими сверкающими жемчужинами, но длинные, слегка завитые волосы так и не намокали, слегка растрепались, но скорей он его дел, чем от ветра. Облачен он был все так же неизменно в белую нижнюю рубашку, поверх которой была надета еще одна нежного зеленого цвета расшитая по вороту тесьмой. Их скрывала широкая темно-зеленая туника с набивным рисунком, спускавшаяся спереди до колен и плавно переходящая в длинный шлейф позади, она была украшена алыми лентами, струившимися язычками в такт его движений. На плечах держалась сиреневая плотная накидка, распахнутая спереди, а подол расшит ирисами и ласточками. Он остановился, словно гладкую поверхность продернула рябь и повернулся к ней.

Глаза у него как озера скованные треснувшим льдом.

А у второго божества глаза стеклянные. И по гладкому лаковому лицу стекали капли дождя как хрустальные слезы. Его равнодушное, но строгое лицо стало казаться печальным. Позже когда начался ливень, косые струи дождя не жалея хлестали его по лику, а дикий, обезумивший ветер бросался, стараясь сорвать кружева с шеи. Принцессе казалось, что статуя вот-вот упадет и разобьется, но божье сострадание так и стояло всю ночь. А на следующий день его перенесли обратно в Житницу. Октябрь - месяц затишья.

Принцесса порой гадала ее это воспоминаний о сестрах или же она их насобирала, пока рассекала четыре небесных сфер? Может, ей в голову набились чьи-то пыльные воспоминания и вот теперь она лишь понапрасну тревожится, когда ее память о золотых дворцах и великолепных коронах достались жителю холмов?

А еще она не знала, где оказалась. Обратную дорогу на эту осеннюю поляну она так и не смогла найти, хотя какое там найти, не так часто она выбиралась гулять за пределы круга.

В Обители уже вовсю кипела подготовка к празднику. Многие хотели отдать дань памяти предкам, ведь раньше он считался важной календарной датой, и с Медовиц отсчитывали начало осени. Но все в Обители больше ждали празднование Луны и Хризантемы, когда архаичные и первобытные обряды сменяли утонченностью и изысканностью. В теплые ночи любовались главной Луной, попивали хризантемовое вино, наслаждались танцами в лунном свете. Некоторые предпочитали уходить в Звездные горы, где находились скиты да одинокие обители, там лунный свет был ярче и загадочней, и оставались наедине с собой и светилом. Тогда еще приезжали танцовщицы и танцовщики из Эномии - еще одного храмового комплекса Ордена. Где он находился мало, кто знал, он никогда не принимал прихожан. Служители комплекса полностью посвятили себя мистическому верованию и пытались постичь волю бога через танцы, музыку, пение и лицедейство. Они часто приезжали в Обитель, чтобы почтить Первосвященника и принять участие в процессиях и мистериях. В это время они всегда ходили в своих сценических нарядах и лицами скрытыми масками, снимали они их уже за пределами храмовых комплексов и в своей родной Эномии.

Площадку перед Храмом, выложенную из белого камня уже тщательно вымели, как делали каждый день, и сейчас она потемнела от влаги, чтобы через короткое время заблестеть еще пуще. В родных землях Принцессы ни один праздник не обходился без пиршества. Ее родичи любили приглашать знаменитых бардов и поэтесс, сладкозвучных дев с морских берегов, чтобы они услаждали разум песнями и поэмами, волнующими душу и сердце. Прилетали светлячки и кружась в вышине мягко светили, не так ослепительно и зло как факелы, которые еще и коптили черным дымом, звучали лютни, арфы, флейты, скрипки, сначала нежно, напоминая легкий бриз, колышущий лаванду, а потом громче как первые ветры перед бурей, теребящие дубовые листья и пригибающий высокую траву, а когда разражалась буря начинались танцы под звездами в аромате весенних цветов, приправленном запахами ночи. Соседи их тоже обожали праздники, только на вкус Принцессы они были грубыми и безвкусными, а еда тяжелой. Сейчас бы эту храмовую площадку заставили бы длинными столами и скамьями, но здесь же, наоборот ее оставляли нетронутой. Послушники и монахи несли свежесрезанные ветви орешника и цветы асфоделя, красноцветника, которые вязали в венки и гирлянды и развешивали на ветвях деревьев и украшали себеты, которые торчали всюду словно грибы. Достали маленькие фонарики, изукрашенные фигурками и силуэтами, звездами и полумесяцами, которые грациозно танцевали в отблесках огней. Но это ночью, а сейчас тащили низкие столики и лежанки, которые установят под сенью кустов шиповника, жасмина, кронами приземистых кленов и черемухи, где вечером каждый займет свое место и будут течь неторопливые разговоры и может кто-то, расчувствовавшись, сложит короткое стихотворение. А еще будут театральные представления, но разумеется не такие веселые как у нее дома, а религиозные сценки из мистерий наполненные сакральностью и божественностью. По мнению Принцессы, смотреть это было совершенно невозможно, не разодрав рот в клочья от зевоты. Выступления проходили на скудно освещенной площадке, перед храмом и редко в них включалась речь. Это была безмолвная картинка, которая изъяснялась жестами, движениями и смыслами, ясными только посвященным и все это неторопливо текло почти до бесконечности. Отливали потусторонним светом лакированные маски, надежно скрывавшие лица актеров и танцовщиков, золотая, пурпурная и алая парча расшитая изысканными узорами отягощала плечи, переливались в руках веера, сакральные скипетры и жезлы под аккомпанемент черных дудок и цимбал.