Шагай вперед, мой караван... (СИ)

Услышав какой-то шорох, Лана подошла к густо обвитому лианами забору, всмотрелась в полумрак и ахнула.На нее глядели четыре блестящие глаза - беззлобно и вовсе не испуганно, даже скорее равнодушно. То были raccoons - еноты. Природа, будто кисточкой, раскрасила их мордочки широкими черными мазками по белому фону. Зверьки вели себя так, словно это она пришла к ним в гости. Они разлеглись на верхней перекладине забора, свесив лапы и хвосты. Однако глаз с нее не спускали. Лана вспомнила статьи, последнее время поступавшие в “Альманах”, о том, что к людям на задние дворы стали забираться медведи и кагуары - горные львы. Но настоящее стихийное бедствие это когда окрестности дома посетит росомаха - skunk как ее здесь называют, то бишь “вонючка”. С перепугу ли или от врожденной вредности, она выпускает струю едкой, омерзительно вонючей жидкости, и спастись или избавиться от этого наваждения практически невозможно. Люди чертыхаются, зажимают носы, запирают наглухо двери и окна, но вонь, проникая повсюду, стойко держится часами. Если струя попадет на одежду - выход один: эту одежду сжечь.Так что Лане оставалось только радоваться, что ее надума- ли посетить всего лишь милые, безобидные зверьки.

- Ну что вы, глупенькие, на меня уставились? Вика сейчас сказала бы, что вы ждете угощения. А я понятия не имею, чем вы питаетесь. Погодите! Кое-что я все-таки придумала.

Лана принесла с кухни блюдечко с молоком и, выставив его в саду под сте- ной дома, ушла, чтобы не смущать пушистую парочку. Когда же она снова вернулась, енотов уже нигде не было, а вылизанное дочиста блюдечко блестело под светом луны.

- Так, - с улыбкой проговорила Лана, - угощение принято. Буду оставлять вам молоко каждый вечер. Добро пожаловать.

Улыбка медленно растаяла на ее лице, сменившись озабоченностью. Зверьки отвлекли ее от тревожных мыслей о дочери, и теперь эти мысли снова вернулись. Инга пытается заявить о своих правах на положение старшей сестры, постоянно сравнивая себя с Викой. Но как раз о Вике Лана беспокоилась меньше всего. Она ни на минуту не сомневалась, что Вика, независимо от возраста, не совершит в жизни ни одной глупости, не поступит опрометчиво или необдуманно. Ее старшая дочь сделана из другого теста. У нее нет стержня, нет внутренней позиции. Импульсивность и инфантильность - вот ее основные отличительные свойства, которые она, кажется, пронесет через всю жизнь. Но разве можно полагаться на них?

Лана набрала номер мобильного телефона. Трубку долго не поднимали. Наконец, она услышала недовольный голос дочери.

- Инга! У тебя все в порядке? Ты не заблудилась?

- Нет, мама, не заблудилась. И у меня все в порядке. Только мне трудно вести машину и разговаривать по телефону.

- Ладно, ладно. Клади трубку. Не буду тебя отвлекать...

Гарри поджидал Ингу в условленное время на условленном перекрестке. Она не сразу узнала его. В темно-синем костюме, в белой сорочке с галстуком, он словно сошел с обложки журнала мод. У Инги аж дух перехватило от волнения.

Окинув оценивающим взглядом машину, он устроился на переднем сидении и, склонившись к сжимавшей руль руке девушки, поцеловал ее.

- Добрый вечер, мадемуазель. Вы водите Инфинити! Какой пассаж!

- Куда ехать? - осведомилась Инга деловито.

- В “Русскую Рулетку”. Мне сказали, что это наш лучший ресторан здесь и

объяснили как туда добраться.

Инга плохо ориентировалась в этом чужом, необъятном городе, тем более в ночное время. Хоть у нее и были права, ей редко перепадала возможность сесть за руль, да еще и без родительского контроля. Почувствовав ее неуверенность, Гарри предложил поменяться местами, но Инга наотрез отказалась.

- Не дай Бог, остановит полиция, а у вас нет прав. Так что лучше уж я сама.

Изрядно поплутав по улицам, пару раз остановившись, чтобы воспользоваться картой, они все-таки добрались до места и, сдав машину в Valet Parking, поднялись в ресторан. Гарри был сама галантность. Он заботливо придерживал Ингу под локоть, следя, чтобы она не оступилась на лестницах. В фойе ресторана Инга бросила взгляд в большое зеркало и зарделась от удовольствия.Из помпезной массивной рамы на нее смотрела нарядно одетая девушка под руку с умопомрачительным кавалером, которому она едва доставала до плеча. Это был ее первый самостоя- тельный выход в свет, во взрослую жизнь.

Переступив порог, они попали в атмосферу переполненного подвыпившей публикой зала, будто погрузились в бушующий, ревущий океан. Официант провел их к столику, виртуозно лавируя в беспорядочной толпе танцующих. Пульсирующая в полумраке световая мигалка, уханье ударных, гулко вибрирующих где-то под ребрами, рождали в Инге сладостное переживание праздника.

Музыка в зале гремела на полную мощность. Одна мелодия без интервала сменялась другой. Не было никакой возможности сказать друг другу хоть слово и услышать ответ. Инге и Гарри приходилось общаться жестами и знаками.С грехом пополам они выбрали меню и изловчились заказать себе ужин. Покончив с этим, Инга принялась с любопытством разглядывать эмигрантскую публику. Тут были люди всех возрастов. Женщины - преимущественно в вечерних туалетах с глубокими декольте или в платьях без бретелек, щедро декорированные подлинными или фальшивыми драгоценностями. Среди мужчин мало попадалось таких, на ком хотелось бы остановить взгляд. В основном - пожилые, плешивые, пузатенькие и ужасно важные.

Оркестр заиграл “Казачок”,и танцующие совсем потеряли головы, отплясывая с таким рвением, будто вбивали гвозди в пол.Всеобщий экстаз передался и Инге. Ее глаза блестели, каблучки отстукивали такт, она с трудом удерживала себя на месте. Улыбнувшись, Гарри одними губами предложил:

- Потанцуем?

Инга тотчас вскочила. Пристроившись где-то с краю от беспорядочно прыгающего клубка разгоряченных человеческих тел, она поймала ритм и, вскинув руки, самозабвенно слилась с музыкой. Гарри, вторя ей, не переставал улыбаться. В этой улыбке застыла некая задумчивая отстраненность, будто он наблюдал сам себя со стороны или мысли его блуждали где-то далеко отсюда.

Музыка смолкла, но Инга, распалившись, не хотела возвращаться к столику. Впрочем, не она одна. Пары, не двигаясь с места, ждали продолжения. Седовласый певец взял микрофон в руки и низким хриплым баритоном запел:

- Очи черные...

Теперь пары, прильнув друг к другу, медленно раскачивались в танго. Гарри протянул вперед ладони.Инга доверчивым воробышком впорхнула в них. Они смешались с танцующими.Ей было невообразимо приятно ощущение теплых мужских рук на своей спине. Первые несколько минут Инга пыталась сохранять дистанцию, но сама мелодия и страстно пришептывающий голос певца кружили ей голову. Она не заметила, как позволила Гарри привлечь себя настолько, что ощущала его дыхание на щеке.

- Тебе нравится здесь? - шепнул он, переходя на “ты”.

- Да. Очень.

Он привлек ее еще ближе. Теперь его руки легонько ласкали ее спину. Он спросил еще что-то. Она не услышала слов. Слова были нужны для того, чтобы обжечь дыханием ее ухо. В голове ни одной мысли. Ничего, кроме потребности чувствовать, трепетать и наслаждаться. Такое с Ингой происходило впервые. У нее не было ни сил, ни желания контролировать себя.

Как на зло, песня кончилась. Пары распались. Все, кроме Гарри и Инги.Они продолжали стоять, прильнув друг к другу. Наконец, спохватившись, она испуганно отпрянула, залилась краской и, как пьяная, пошла к своему столику. Гарри последовал за ней. Заказанные блюда дожидались их.

Из ресторана они вышли уже за полночь.Улицы опустели, и Инге было намного легче вести машину, чем когда они искали дорогу к ресторану. Гарри внимательно следил, чтобы ее не занесло куда-нибудь в другую сторону.Сейчас, когда не гремела и не визжала музыка, когда они, после проведенного вместе вечера, стали намного ближе друг другу, когда они оказались наконец наедине и можно было свободно общаться, он лишь пристально смотрел в окно, не пропуская ни одного указателя. Через несколько минут она довезет его до дома, он скажет ей “До свида- ния” и уйдет. Разве это справедливо? Ей стало обидно до слез.