Победителю достанется все

Оттер достал из бумажника пачку фотографий.

— Вот это — вид на Киншасу с горы Мон-Леопольд, дальше там Стэнли-Пул: Конго образует этакий громадный разлив, километров шестьдесят в ширину, со множеством островов. А это — допотопный колесный пароходик. Все собираюсь выкроить недельки две и подняться на нем вверх по реке. Первым классом, разумеется. На переднем плане — плавучие островки водяных гиацинтов. Когда-то давно их ненароком занесли сюда, а они в два счета заполонили всю реку.

— Весьма живописно, — сказал Фогтман.

На фотографии были запечатлены несколько негритянок в красочных одеяниях без рукавов и в чем-то вроде тюрбанов. Женщины сидели прямо на земле, расставив перед собой пестрые сосуды.

— Это воскресный базар в Киншасе, — пояснил Оттер. — Женщины продают местную керамику. Роспись ручная, очень яркая, как и одежда. Вот бы вам, для ваших магазинов, а?

— Пожалуй, — сказал Фогтман.

Оттер протянул ему другую фотографию:

— Я и мой переводчик Калимба.

Оттер в светлом пиджаке стоит под пальмами рядом с улыбающимся молодым африканцем.

— Калимба учился в Париже и Лондоне. Он мне очень помог. Знает нужных людей. А вот тут я с двумя важными персонами. Один — импортер, другой — крупная шишка в министерстве сельского хозяйства.

Фогтман бросил взгляд на снимок. Оттер сидел между двумя неграми в европейских костюмах, один из них был в очках.

— Это доктор Матади, — сказал Оттер, очевидно имея в виду чиновника.

— И что же у вас там за дела? — поинтересовался Фогтман.

— Так, друзей приобретаю, — ответил Оттер. — На Черном континенте друзья в цене.

— И обходятся, как я полагаю, недешево.

— Конечно. Иначе дела не пойдут. Взгляните-ка вот на этого человека.

Он положил перед Фогтманом вырезанную из газеты фотографию. На ней был изображен президент, в прошлом генерал Сесе Секо Мобуту в тужурке а-ля Мао и кепи из меха леопарда. За его спиной на стене была растянута шкура зебры.

— Этот человек — единовластный правитель Заира. С его благословения две сотни семей беспардонно разоряют страну. Сам он владеет огромной недвижимостью во Франции, Бельгии и Швейцарии. И, как говорят, много лет состоял на жалованье у ЦРУ. Впрочем, все это в порядке вещей. По африканским понятиям, Мобуту — талант. Ориентация у него, в сущности, западная, хотя три года назад он решил перевести страну на национальный, строго африканский курс во внутренней политике. У кого были французские имена — заставил поменять на африканские. Европейские фирмы все до одной были экспроприированы и национализированы. Он там своих людей посадил.

— Вы хорошо осведомлены, — заметил Фогтман.

— Стараюсь. Потихоньку-полегоньку. Главное — терпение.

— По всему вижу, планы у вас грандиозные.

— Дорогой мой, если вы прилетите сейчас в Киншасу и зайдете вечерком в бар «Мемлинга», «Регины» или «Паласа», вы снова увидите там множество европейцев и американцев, и все эти люди намерены в ближайшем будущем ворочать большими делами. Обстановка улучшается с каждым днем. Ведь два года национализации совершенно развалили экономику страны. Теперь власти наконец поняли, что к чему, и начинают трезво смотреть на вещи. Собираются отменить национализацию, привлечь иностранный капитал и сделать крупные вложения по крайней мере в две отрасли — в транспорт и сельское хозяйство. Скоро там ой какие дела завертятся.

— У вас уже есть опыт деловых контактов с Заиром?

— Есть, но пока не слишком обширный. Я торговал немного американским армейским имуществом — шерстяными одеялами, башмаками, обмундированием, палатками. Еще грузовики сбывал через бельгийских и французских посредников. Эти люди помогли мне проникнуть на африканский рынок. Зато теперь я пойду напрямик. Для того и ездил в Киншасу.

— Понятно... А как вы достаете товар?

— Связи. Я уже много лет регулярно бываю на распродажах, где американская армия реализует складские запасы. В большинстве случаев эти распродажи обусловлены передислокацией войск. Вдобавок существует какое-то предписание насчет того, что запасы надлежит периодически обновлять — вероятно, из-за договоров с собственной промышленностью: контракты действуют, а значит, и поставки идут. Так вот, если посчастливится, можно закупить хорошие, вполне новые вещи.

— Прежде всего, если подружиться с нужными людьми, как я полагаю.

— Само собой. Меня уже знают, нет-нет да и подскажут кое-что. Ну а я решаю, чего стоит эта подсказка, и при случае не забываю отблагодарить.

— При случае или сразу, не откладывая?

— Очень уж драматично у вас выходит, и напрасно. Друзья нужны каждому, так легче идти по жизни. А когда люди с давних пор дружны, когда между ними доверие, они, конечно, друг другу помогают.

Оттер откинулся в кресле, точно желая повнимательнее рассмотреть Фогтмана.

— Знаете, по-моему, вы мнительный одиночка, такой же, каким был я. Но делать бизнес — значит объединять интересы, и я это понял. Вы чересчур все усложняете, дорогой мой.

— Возможно. Но меня окружали одни только умники-всезнайки да болваны. Кстати, на первых порах недоверие не помешает.

Оттер примирительно улыбнулся. Боже упаси, он и не собирался возражать Вид у него скорее был такой, будто он хочет дать дельный совет и при этом самодовольно думает: уж мне ли не знать!

— Ну а теперь держитесь! Сейчас я вам покажу одну вещицу. Ручаюсь, она вас заинтересует.

Он легко, но со значением коснулся руки Фогтмана, которая лежала на подлокотнике, потом встал, подошел к шкафу и, вынув оттуда черный «дипломат», торжественно, как фокусник, готовящий свой коронный трюк, отнес его на письменный стол, наискось перегородивший комнату. Неторопливая серьезность, с какой он вытащил из кармана связку ключей, пробежал по ней пальцами, затем двумя разными ключами отомкнул сперва сам чемоданчик, а потом секретное внутреннее отделение, была до того демонстративна, что Фогтман даже спросил:

— Что у вас там? Наркотики?

— Нет, не наркотики, — ответил Оттер, — хотя тоже прелюбопытная штучка.

Все с той же торжественной медлительностью он достал из потайного отделения «дипломата» маленькую плоскую коробочку. На ней виднелась красная надпись, но со своего места Фогтман не мог ее разобрать. Оттер отодвинул чемодан в сторону и извлек из коробочки белый футляр, точнее, узкий матерчатый мешочек, который он осторожно сдвинул книзу. Внутри оказался какой-то стеклянный предмет — не то палочка, не то баллончик. На миг Оттер поднял его вверх, словно этакий сверкающий ковчежец, потом бережно опустил на белый мешочек.

— Идите-ка сюда, взгляните. Только руками не трогайте.

Фогтман нерешительно приблизился и посмотрел. Предмет, который Оттер с такой важностью показал, а после, как драгоценный выставочный экспонат, уложил на белый мешочек, была обыкновенная стеклянная ампула пятнадцати — двадцати сантиметров длиной, наполненная водянисто-прозрачной, бесцветной жидкостью. Сверху ампулу опоясывала узкая бандеролька с крохотным черно-белым значком, который Фогтман принял было за розочку, но, вглядевшись, сообразил, что это — череп.

— Что это? — спросил он.

— Метилбромид. Яд, вызывающий паралич дыхательных органов.

Фогтман как раз хотел наклониться, чтобы прочесть надпись на бандерольке, и прямо обмер. По рукам волной пробежала дрожь, словно он едва не совершил что-то непоправимое. Он отдернул руки и даже прижал их к себе.

— И что же вы думаете с этим делать?

Уголки губ Оттера тронула едва заметная улыбка.

— Да мало ли что. — Он помолчал, потом спокойно, с расстановкой добавил: — У меня таких ампул девятьсот шестьдесят тысяч.

Вот теперь Фогтман испугался по-настоящему. Чудовищность этой колоссальной цифры не только придала еще более устрашающий вид ампуле, но изменила и самого Оттера, с него будто сорвали маску, и на секунду Фогтмана взяло сомнение; уж не сумасшедший ли перед ним?

— Господи помилуй, — выдохнул он, — на что вам это зелье?