Победителю достанется все

Обещанный циклон пришел с северо-запада. Сегодня утром в Линце небо еще сияло ослепительной голубизной и листва деревьев полыхала осенним, красно-желтым пожаром. Потом небо потускнело, подернулось дымкой, заволоклось, а на подъезде к Зальцбургу явственно нахмурилось. Облака теперь ползли низко, и громада Альпийского хребта внезапно скрылась из виду. И лесистые предгорья тоже утонули в сероватой мгле. На встречной полосе стали попадаться первые машины с зажженными фарами. Вдалеке, где шоссе разрезало хвойный лес, эти фары сперва возникали двумя крохотными мерцающими точками, но, постепенно приближаясь и вырастая на глазах, все ярче выделялись на сером асфальте шоссе, пока стремительно не проносились мимо.

Он любит этот ландшафт даже в таком сумрачном освещении и езду тоже любит, особенно теперь, в этой просторной, новой машине, которая так неутомимо, без видимых усилий, берет подъем за подъемом и так плотно прижимается к дороге, что он почти все время может править одной рукой, а в другой держать микрофон, по памяти наговаривая на пленку содержание проведенных бесед и совещаний, вкратце подытоживая свои наблюдения и просто излагая любую пришедшую в голову мысль. Нигде ему так хорошо не думается, как за рулем. Иной раз идеи прямо так и кишат в голове, далеко опережая его реальные возможности. Надо себя сдерживать, а то он бог знает куда унесется в мечтах. За три дня, пока он объезжал южнонемецкие и австрийские филиалы, он наговорил уже пять пленок. Теперь надо отдать их перепечатать и слегка систематизировать. Сперва он обсудит с Кирхмайром сектор закупок. Потом некоторые организационные и кадровые вопросы, которые кое-где возникли. Проблему финансирования он должен решить сам, и от этого, в сущности, зависит все остальное. Кирхмайр был явно разочарован и даже обижен, что он, шеф, не взял его с собой в эту поездку. Зато теперь Фогтман его утешит, привлечет в качестве первого советчика. Кирхмайр, конечно, человек дельный и честолюбивый, но выносить его общество в течение всей поездки — сущая мука: подробные и торопливые комментарии подчиненного, постоянная готовность угодить мешали бы Фогтману думать и мечтать. А для него это сейчас главное. Он хочет составить собственное представление о фирме. Хочет сам всесторонне изучить положение дел, а потом поразмыслить на досуге, пока у него не созреет окончательный план управления фирмой.

Он и от Кирхмайра не счел нужным этого скрывать. Объяснил, что хочет нагрянуть без предупреждения, посмотреть, как работают филиалы в будничной обстановке. Похоже, однако, что слухи о его поездке все-таки просочились, ибо торговые залы повсюду сверкали чистотой, на складах царил образцовый порядок, а руководители филиалов были готовы дать любую справку. Но в лицо его никто не знал, поэтому он первым делом совершал обход торгового зала, а уж потом раскрывал свое инкогнито. Поначалу пробовал даже беседовать с покупателями. Но толку от этого было мало — случайные и отрывочные сведения. Однако, судя по всему, большинство покупателей были довольны.

Гораздо важней оказалось проведенное им сопоставление ассортимента и цен. Деликатесные магазины и мелкие лавочки ему не конкурентны, в отличие от продовольственных отделов крупных торговых центров с их богатым, высококачественным ассортиментом и, с другой стороны, магазинов сниженных цен с их стратегией дешевизны, но эти магазины предлагали покупателю максимум пятьсот — шестьсот наименований самых общедоступных товаров, тогда как его супермаркеты, в зависимости от торговой площади, были рассчитаны на 2500—3000 позиций ассортимента, а кое-где больше. В сельской местности кооперативные рынки и магазины самообслуживания торговали бойко. В небольших городах магазины на окраинах, казалось, тоже не испытывали серьезных затруднений. Они были настолько толково привязаны к уличной сети, что притягивали покупателей отовсюду. Правда, уровень предложения здесь существенно уступал его супермаркетам, причем не только количеством, но и качеством. Правильной линией, видимо, будет такая, при которой его супермаркеты могли бы держаться на уровне средних специализированных магазинов — молочного, мясного и так далее. А для этого нужно четко определить основную массу широкодоступных и ходких товаров, обеспечивающих оборот, и с умом подобрать деликатесы, выбрасывая их в продажу время от времени, но уж с помпой. Французские дикие утки — самый подходящий пример. За ними сейчас все гоняются. Но за свою цену Кирхмайр их достать уже не может.

Он поднес ко рту микрофон и медленно, с расстановкой, произнес:

— Проанализировать ассортимент в зависимости от местоположения. Соседство торговых центров с солидными продовольственными отделами требует столь же дифференцированного предложения и по крайней мере равенства цен. Особое внимание уделить уценке и деликатесам. Пример — французские утки. Изыскать возможности более выгодной подачи ассортимента. Не нужны ли фотовитрины в хлебном и сырном отделах? — Он выключил диктофон. Фотовитрины — это, конечно, полная чушь. Стены позади прилавков нужны для товара. Значит, надо подумать, как поэффектнее расположить сам товар. Он снова включил. — Близость магазинов сниженных цен и кооперативных рынков требует расширенного и дифференцированного ассортимента, но в первую очередь броской рекламы. Не ввязываться в конкуренцию цен! В крайнем случае — только по самым общедоступным позициям. Вместо этого брать качеством. Тщательно продуманный, широкий ассортимент и оригинальные, привлекательные рекламные решения, особенно по части сопутствующих товаров. Например, фирменные пакеты.

Он выключил. Так ли он действует? Ведь в начале поездки он мучился вопросом, как снизить расходы, и среди прочего подумывал, не урезать ли непомерно разбухший ассортимент. Но уже на второй день его мысль начала работать в противоположном направлении: увеличить оборот, расширить ассортимент! Еще поднажать! Приманить покупателя новинками! Предприятию, конечно, потребуется финансовый допинг, но об этом он знал и раньше. Для того и назначил назавтра встречу с Оттером в отеле «Вальдмюллер». Предложит ему вексель под фабрику, и Оттер согласится, как пить дать согласится.

На правильном ли он пути? Может, заразился чрезмерным оптимизмом подчиненных? Не слишком ли доверился благополучным отчетам руководителей филиалов, не пошел ли на поводу у собственных желаний? Может, стоит еще раз все тщательно взвесить?

Дождь усилился, настырный и злой, он лил и лил из черной бахромы низких, насупленных туч. Здесь, в Зальцбурге, так и говорят: «проливень». Этот, похоже, из самых худших. Все стекла запотели, он включил подогрев. Щетки дворников широкими взмахами разрывали водную пелену на ветровом стекле и, казалось, тут же задергивали ее снова. Видимость становилась все хуже, словно он угодил в серый суп, в котором плавают размытые красные звездочки габаритных огней и бледные, разваренные макаронины прожекторов встречных машин. Справа и слева от шоссе холмистая местность ползла мимо островками хуторов, перелесков, кустарников. Вот промелькнула деревенька, сиротливые домики сгрудились вокруг церквушки, луковица купола на взгорке. Особый, свой мир, безлюдный и смутный, как сновидение, был — и нет.

Он обогнал два медленно тащившихся грузовика и перестроился в правый ряд. Как уверенно вписалась машина в поворот даже на мокром покрытии, как мягко съедает неровности дороги, как приемисто набирает ход! Это, конечно, большая удача, что он сумел получить тестовую модель. Во-первых, не пришлось ждать доставки, а с «мерседесами» это обычно долгая история, во-вторых, не нужно мучиться с обкаткой. Главное, чтоб удача была — и большая и по мелочам.

Дождь не унимался, и он решил, что в Розенхайм не поедет. Точка, конечно, важная, но туда и из Мюнхена при случае можно наведаться. Светящиеся зеленые цифры кварцевых часов на панели приборов перескочили с 13.03 на 13.04, и он вдруг понял, что проголодался. В багажничке, где он обычно держал про запас печенье или плитку шоколада, ничего, кроме сигарет, не нашлось. Он закурил. Мимо проползло озеро Кимзе, серая, мглистая гладь, терявшаяся вдали, потом, грозя затопить дорогу и лишь в последнюю секунду поднырнув под нее, промелькнул бурный горный поток, обрушивающийся с Альп. В голове монотонно застучал детский стишок: «Иллер, Лех, Изар, Инн — все к Дунаю как один». И ему сразу вспомнилось далекое детство, еще до войны, солнечное воскресное утро. Отец и мать еще живы. Он идет между ними. Они держат его за руки и время от времени приподнимают над землей. Откуда-то доносится музыка — шарманка? И он слышит свой тоненький, счастливый детский голосок, распевающий: «Иллер, Лех, Изар, Инн...» Отец похвалил его за то, что он так хорошо выучил стишок, хотя еще не ходит в школу. А он снова и снова напевает песенку, даже не подозревая, что речь в ней идет о реках. В их названиях ему чудятся какие-то таинственные существа, быть может, братья и сестры, которые делают что-то одно, что-то очень правильное. И оттого, что он знает эти слова наизусть, может повторять их снова и снова, он испытывает необъяснимую и счастливую уверенность, отголоски которой вдруг ощутил в себе и сейчас.