Вопросы

Таня постучала в дверь, но никто не открыл. Никто не ответил. Не вошел. Все оставалось по-прежнему. Она включила телевизор, послушала новости и только потом удивилась тому, что проспала почти трое суток. Значит, трое суток она находилась здесь – безо всякой связи с миром. Без Дима.

Она еще раз осмотрела комнату и открыла тумбочку. К ее удивлению, там была еда – хлеб в пакете, сыр, апельсины, яблоки и бананы. Под блюдом с фруктами лежала короткая записка: «Таня, не волнуйся. Мы вернем тебя Диму, как только он выполнит наши условия». Бодрящее напутствие было написано корявым почерком на листе в клетку.

Есть Таня не могла. Смежные комнаты оказалась ванной и туалетом. Окон в них не было. Она снова подошла к двери и постучала в нее изо всех сил.

– Чего ты хочешь? – спросил, наконец, незнакомый голос из-за двери.

– Где я?

С той стороны молчали.

– Выпустите меня!

– Заткнись там. Это хозяин решает. У меня ключа нет.

И Таня поверила, что ключа у него нет. Что ключ от этой двери, как и ее жизнь, принадлежит тому, кто сейчас выдвигает Диму условия. И надеяться нужно только на Дима.

Она снова легла, а под утро даже уснула беспокойным сном, измучившим ее новыми кошмарами.

На следующий день тоже никого не было. Жизнь ее организма уже затормозилась – не было никаких обычных желаний. Она не чувствовала себя ни голодной, ни усталой, ни напуганной, ни несчастной. Просто сидела на постели и ждала. И ей казалось, что и Дим в это время ждет чего-то, и его ожидание – то единственное, что помогает ей чувствовать себя живой. Он ждет ее. Это главное.

По тишине снаружи Таня поняла, что дом находится за городом: не слышно было ни гула машин, ни стука трамваев. Но и моря не было слышно. Скорее всего, он был расположен со стороны степи, за городской чертой, к северу. Таня видела из окна деревья и еще несколько особняков вдали, но зона не была густо заселенной и походила, скорее, на элитную дачную полосу.

Вечером в дверь постучал охранник.

– Ты жива там?

Она молчала.

– Спишь что ли?

Он еще подождал.

– Или померла?

Таня не отвечала.

– Сегодня хозяин должен прийти, – предупредил тот.  

Она даже решила, что должна поблагодарить этого человека за то, что все это время с ней обращались цивилизованно. Она с легкостью могла представить себе, что могло бы с ней произойти, окажись она один на один даже с тем, кто сторожил ее дверь. А человек, похитивший ее и, конечно, преследующий собственные цели, все-таки оградил ее от ужаса положения бесправной заложницы в бандитском логове.

Таня снова задумалась о том дне, когда ей стало плохо в машине, когда она почувствовала тошноту и стала засыпать. И какая-то дремота опять стала сковывать ее тело. Она ощутила, как немеют ноги, как слабеют дрожащие пальцы рук и сон разливается по телу.

За окнами уже было темно. Сквозь дремоту она думала о том, что ночи очень черные и беззвездные, а за городом – еще чернее, чем у моря. Что единственные звезды в ее жизни – ярко-синие глаза Дима. Но они… заманили ее в настоящую пропасть... И ему самому сейчас плохо. Дим ищет ее. Найдет и спасет. Не откажется от нее…

Дим не откажется от нее…

Таня уснула и уже во сне видела Дима. Увидела их обычный сон – один на двоих – о памятнике на площади, о том, как она идет ему навстречу… О ветре. Дим – в кепке и черных очках, надвинутых на кепку. На его плече болтается фотоаппарат, он потирает озябшие руки и прячет их в карманы куртки. Смотрит на нее…

Он смотрит на нее… Его глаза становятся ближе… ярче. 

– Таня?

Он идет к ней через площадь, он приближается. Таня видит его глаза.

– Таня!

И вдруг толпа людей заслонила его.

– Дим? – вскрикнула она.

Тени заметались под ногами, разрослись и закрыли собой всю площадь.

– Таня? – звал кто-то.

Черная ночь вдруг упала на землю и придавила ее своей тяжестью.

– Таня?

Она проснулась. В дверь стучали.

– Таня? Ты жива?

Голос казался знакомым… и незнакомым.

– Ты жива, Таня?

– Жива, – откликнулась она.

Остатки сна рассеялись, и она узнала голос человека, стоявшего за дверью. Сознание прояснилось. Она вдруг ясно вспомнила, как ей сделалось нехорошо в машине, как она выключила радио и сказала, борясь с дремотой:

– Я, наверное, отравилась чем-то…

Ладошки стали мокрыми, и она вытерла их о колени.

– Я засыпаю.

– Ты, правда, неважно выглядишь. Укачало? Я отвезу тебя на дачу, – предложил Дави.

В тот же миг дверь открылась, и Дави вошел в комнату.

– Как ты, Таня?

– Меня укачало. И ты отвез меня отдохнуть на свою дачу, – сказала она.

– Все правильно, – он кивнул. – Так и было. Ты выпила чай с небольшой дозой снотворного. И тебя укачало на три дня. Твой организм не отличается особой выносливостью.

Она подошла к окну с решеткой и посмотрела в ночь.

– Теперь ты отпустишь меня?

– Нет, – Дави покачал головой.

         «Фортуна», уже отделившись от Дима, жила собственной жизнью. Приезжали и уезжали гости, своим ходом шел сезон развлечений, заезжие звезды давали концерты на площадке и в ресторанах «Фортуны». А Дима словно уже и не было здесь, потому что мысли его были очень далеко от «Фортуны».

         Наконец, на исходе следующего дня он набрал столичный номер. 

– Глеб?

Тот почему-то молчал. Это казалось Диму странным.

– Глеб? Ты меня слышишь?

– Дим? – почему-то удивился тот.

– Разве мой номер не высвечивает?

– Высвечивает, но твой голос… не высвечивает. Что-то случилось?

Дим впервые столкнулся с необходимостью объяснять случившееся простыми и ясными словами. Эти слова никак не приходили в голову. Их не было.

– Глеб, я… Таню похитили, Глеб. Дави убит. Я один в «Фортуне». Но и «Фортуна» уже не моя.

– А чья?

– Не знаю.

– Я сейчас приеду.

Похоже, что конец фразы Глеб говорил уже в машине. Дим снова сглотнул комок боли. Не следовало бы Глебу приезжать в «Фортуну», это могло быть опасным для него. Но сказать об этом другу, значит, поставить под сомнение не один год их отношений. Дим промолчал, но почувствовал еще большую тревогу.

Глеб-Фуджи приехал на рассвете. Солнце уже чуть приподнялось над морем, словно еще сомневалось, стоит ли начинать новый день или уступить все свои права черной ночи. Он оставил машину у ворот и пошел к отелю. Дим вышел навстречу.

И это уже не был прежний Дим. Глеб снова засомневался, он ли это, как и тогда, когда услышал его голос в телефонной трубке. Лицо Дима было разрезано на квадраты линиями резких складок.

 Они обнялись, и Глеб хлопнул по плечу.

– Держись, друг. Я никогда не видел тебя таким, даже когда ты ходил под прицелом. Тогда, с Киргизом, приговор тебе уже был подписан, но ты выжил. И сейчас… мы справимся.

– Тогда у меня не было Тани. И я был сильнее.

Дим пошел к отелю, и Глеб взглянул на его ссутулившуюся спину.  Потом пил вино в его кабинете и наблюдал, как Дим морщится при виде еды.

– Дави? Я никогда не слышал о Дави. Даже ничего о нем не знаю. Но я далек от военных дел, – Глеб развел руками. – Мне кажется, ты доверился не тому человеку.

– Мне некому было довериться.

Глеб снова задумался.

– Если все погибли, и документы сгорели, значит, «Фортуне» ничего не угрожает.

– А Тане?

– Господи Боже! Я не понимаю этих дел! Ну, там, товар туда-сюда, такое – это еще более или менее. Сейчас мне просто хочется выхватить ствол и убить всех. Но кого? Тут нужна особая военная сноровка, стратегическая хитрость, а этого ни у тебя, ни у меня нет. Тут нужен профессионал. Не такой, как этот Дави, а настоящий профи. Чтобы он нашел твою Таню.

– А если она мертва?

– А если она мертва, чтобы он поднял ее с того света!

По щеке Дима ползла слеза, но он не плакал. Лицо оставалось прежним, просто синяя влага переполняла взгляд отчаянием.