Спасатель (СИ)

-- Василь! Хорошо Василь! В реке, видишь, больше мыться нет. В баня едим--да.

Я кивал и улыбался. А что мне оставалось делать?! Я повернулся и увидел, как брезгливо морщится Маша - ведь я пожал руки потенциальных убийц барашка.

Баран смотрел на меня чистым глупым взором. Он понял, что ему не уйти.

-- Ты должен их прогнать! - тихо прошипела Маша, когда барана увели к кувшинкам.

-- Но они пойдут на другой берег и там барашка всё равно прирежут.

-- Ты трус! - сказала Маша.

-- Маш! Ты приехала и уехала, -- жёстко сказал я. - А я не хочу разборок. Они же ножиками махать начнут.

-- Позови своих ребят.

-- Чтобы стена на стенку? Люди пришли праздновать юбилей. Ведь и твоя семья приходила праздновать на пляж Лёхину Днюху, вы тоже жарили шашлыки.

-- Все жарят, -- нервно отмахнулась Маша. - У нас куриный был шашлык.

-- А у них будет бараний.

-- Но мы не убивали курицу, -- страшно вращая зрачками, проскрипела Маша.

-- Потому что её убил кто-то другой.

-- Это была курица из клетки, с птицефермы.

-- Всё Машуль. Закрыли тему. Ничего сделать нельзя. -- Я хотел обнять Машу, но она отшатнулась от меня как от чумного:

-- Не трогай меня! Не смей!

Я пока держался, и пытался Машу привести в чувство. Перед летом я читал инструкцию МВД, где говорилось, как надо общаться с агрессивными, но не опасными людьми: надо успокаивать, надо говорить и говорить доброжелательным убаюкивающим тоном.

-- Они пока не убивают, только привязали к сосне. Видишь: он бегает привязанный. Может, они его и не убьют.

-- Убьют, -- упрямо сказала Маша. - Я в книжке читала.

-- Маш! Если тебе неприятно, уходи. Я всё понимаю, -- я держался из последних сил, успокаивая свою девушку: -- Я не имею права покинуть пляж. Я должен пробыть здесь до восьми вечера. А завтра вообще закрываю сезон. Буду буйки доставать и грузила, балласт. Можешь придти, порисовать этюды: буйки и балласт на фоне лодки - красиво по-моему, а?

-- Василь! Прогони! Ты же их ненавидишь! Почему ты вдруг испугался?

Я начал терять терпение.

-- Я никак не мог взять в толк, Маша, что произошло? Люди, нерусские, пришли на пляж праздновать юбилей. Чем ты не довольна? Я тоже не в восторге от них. Но пляж -- городская территория, общественная, общая.

Маша меня ударила. Самое страшное, я понял, что она действительно очень жалеет этого барашка, который уже и мекать-то-бекать перестал. Слово за слово, Маша стала меня оскорблять ещё больше.

Тогда я не выдержал и сказал:

-- Вот ты жалеешь барана, а почему ты людей не жалеешь?

-- Как? - опешила Маша. - Каких людей?

-- Ну, допустим, ты на многих отдыхающих смотришь свысока, презираешь наших поселковых, общаешься только с теми, кто понаехал и теми, кто строится в Дубках?

-- И что? -- Маша уставилась на меня. - Те, кто понаехал, как ты говоришь, наши друзья и приятели. А ваши местные - это другой круг.

-- Какой такой другой круг?

-- Ну... другой. - Маша замялась, но глаза не отвела. -- Ты меня понимаешь?

-- Понимаю, -- кивнул я. Чё ж тут не понять. Толстосумы - твой круг, во всяком случае, ты туда стремишься, а бедняки-работяги - не твой круг.

-- Чем ты не доволен? - теперь Маша возмущалась. - Ты должен быть благодарен, что понаехавшие так развили инфраструктуру вашего посёлка.

-- Это что землю раскупили? Этим, что ли, развили? - я взбесился.

-- Не прикидывайся, Василь. Школа твоя, например. Какая была, а какая стала?

-- Какая была, такая и осталась, учителя в бараках живут, а учеников на иномарках привозят эти... из твоего круга.

-- С кем общаться - моё личное дело, -- жёстко сказала Маша. - Поселковые мне не ровня, понял?

-- Да, -- ответил я. - Понял. Ты считаешь себя лучше других. Вот ты требуешь сейчас этих прогнать. А не ты ли говорила мне, что я националист? Да ты хуже меня! Я почему против индейцев? Потому что они лезут с чужим уставом в наш монастырь. А ты?! Ты почему за них? Потому что считаешь их своими слугами. Да! Ты - не националистка. Ты - капиталистка.

-- Господи! - Маша по-моему испугалась. -- Но при чём тут их национальность? Причём тут капитализм? Если уж на то пошло, твой дядя Боря - вот кто капиталист. И бандит!

-- Мой дядя Боря, -- тихо сказал я. - Учитель физкультуры, мастер спорта международного класса и призёр олимпиады в Сеуле.

Маша как будто и не слышала, что я сказал:

-- Я требую их прогнать, потому что они убивают животное. Я не хочу, чтобы они мучили живое существо.

-- Так знай Маш. Что мы тоже убиваем животных, -- я пошёл на второй круг, меня заело. -- Михайло Иваныч кроликов убивает. Влад и Киря петухов режет на раз-два. И что?

-- Но вы же для пропитания! А тут -- жертвоприношение какое-то.

-- У них такие традиции Маш. Я не лезу в их жизнь. Ты их защищала. Я исправился. Я на общественной должности. Я работаю с населением. Они теперь - наше население, как и понаехавшие. Для меня без разницы. Я смирился. И чем ты теперь не довольна?

Маша плакала, она хотела возразить, но я не дал:

-- Пусть лучше баранов режут, чем людей. Ты сводки происшествий читаешь?

Маша помотала головой.

-- Вот. А я читаю. Есть пословица: плохой мир лучше ссоры.

-- Ты не прав, Василь! Все люди разные! С некоторыми надо ссорится. - плакала, даже рыдала Маша. - Есть хорошие, а есть вот такие: убийцы. И ты должен их задержать.

-- Снова здорово, -- у меня зашумело в голове как при долгом беге по три-тридцать в гору. - Всё, --я посмотрел на мобильнике время. - У меня тренировка. Вали, Маш. Достала. Мозг мне вынесла.

-- И ты меня достал, -- рыдала Маша. - Ты глупый, тупой, ты ни одной нормальной книжки за свою жизнь по своей воле не прочитал. Знаешь только, что картинки рассматривать, бегать и плавать.

-- И на велике гонять, -- передразнил я её. Я её чуть не ударил. Потому что я действительно мало читал. По программе и то не всё. Но я с детства читал спортивную литературу. И я читал племяшке вслух разные детские книжки. Да. Я все детские книжки по помойкам собирал: когда продают дачи, часто новые хозяева выкидывают всё. Я собрал племяшке целую библиотеку. Я обожал картинки. Я мог часами рассматривать книжки. Мне нравилось, что они не толстые, на один вечер, и буквы крупные. Были книжки с пословицами, с прибаутками. В нескольких строчках - мудрость народная. А взрослые книги меня убивали - это ж сколько надо мучиться, читать. За это время можно пятёрку, а то и десятку в разминочно-заминочном темпе намотать.

Тут Маша сказала:

-- У тебя, Василь, дурной вкус. Для лакея нет авторитетов.

Я не обиделся, я вообще не врубился.

-- Причём тут лакей?

-- А при том, что ты авторитеты ни в грошь не ставишь.

-- Не понял.

-- Ты не понимаешь литературу и передразниваешь меня. Я указала тебе на слабые места, а ты хамишь.

Я понял о чём Маша. Как-то я рассказал ей, что подобрал на помойке книжку Драгунского про Дениску. Книжка была вся с ударениями, для национальных школ, старая-старая. Мама спросила меня: хотя бы её я осилил. Я ответил серьёзно, что прочитал племяшке. И мы возмущены рассказом "Третье место в стиле баттерфляй". Маша была возмущена: как это? Писатель, классик, а мы с племяшкой, тёмные, его критикуем. Я объяснил Маше, что может этот Драгунский и классик, но точно не пловец. Что написал он чушь. Тогда Маша тут же со своего айфон, вошла в сеть и прочитала рассказ, и сказала, что я ничего не понял, что рассказ вообще не о плавании, а о том, что папа расстроился из-за сына. А я ответил Маше, что я всё понял о чём рассказ и в чём юмор, но он неправдоподобный. И при чём тут баттерфляй вообще, когда дети просто пришли классом из школы побарахтаться в бассейне. И чего хотел этот глупый папа от своего сына? Чтобы он сразу первое место занял? Маша смотрела на меня как-то странно. А на следующий день притащила толстенную книгу. Уверила, что это детская книга, не взрослая, очень известная, сказала, чтобы я прочитал, там есть про бег. Книга действительно оказалась интересной, про то как несчастный мальчик играет в театре и мучается с училкой, читая Шекспира. Но когда я дошёл до глав о беге, я просто был потрясён тем, что автор не то, что не бегун, а вообще ни во что не въезжает. Училка русецкого, то есть английского, потому что автор иностранец, оказалась олимпийской чемпионкой по бегу, а её подопечный по русецкому, то есть английскому, становится чемпионом города. Она ему сказала секрет, как надо держать руки при беге, и он победил. А тренировать его вообще никто не тренировал. Он просто сам вдруг стал быстро бегать. Сначала был хиляк, а потом вдруг стал бегать. Я Маше вернул книгу и сказал, что фуфло. Маша обиделась страшно, она сказала, что я ничего не понимаю в литературе, и вот теперь припомнила мне про то, что я книжек не читаю и что у лакеев нет авторитетов.