Совьетика

Рабочий день в Корее составляет 8 часов, для работающих на жаре и для матерей 3 и более детей – 6 часов. Работа для детей младше 16 лет запрещена законом.

И, наконец, для тех, кто не знал: в КНДР – многопартийная система! В ней существуют 3 партии: Трудовая партия Кореи, Корейская социал-демократическая партия и партия Чондоист Чонгу.

А Народный Дворец, а многочисленные театры, стадионы, клубы, дома пионеров! Почему-то у нас продолжают думать, что Корея какая-то изолированная страна, а корейцы, между прочим, развивая национальную культуру, и всю мировую классику знают получше многих современных россиян… А разве можно представить себе в Ирландии, чтобы с кем-нибудь можно было вот так запросто обсудить «Дуэт кошек» Джоаккино Россини?! Там даже «Севильского цирюльника»-то почти никто не знает!

Глядя на насыщенную культурой и искусством жизнь миллионов трудящихся людей в КНДР, убеждаешься еще раз в верности слов о том, что «в человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли..» . Но – больше того: убеждаешься в том, что все это так и может быть в нем!

…Когда мы вернулись в отель, я наскоро пообедала, но рассиживаться было некогда: товарищ Ли повела меня в цирк. Я заметила, что некоторые из западных гостей Кореи поначалу не выражают особого энтузиазма по этому поводу. «Цирк? Мы же не дети!»- пренебрежительно машут рукой они. Я ничего не стала им говорить, решила просто подождать, когда они увидят, что такое настоящий цирк, своими глазами. Дело в том, что большинство цирков в Европе – не стационарные, как у нас, а передвижные, и качество таких цирковых программ, мягко говоря, оставляет желать лучшего. И большинство европейцев другого цирка себе и не представляет, и, естественно, считает его чем-то только для маленьких детей.

И какими же удивленно-восхищенными глазами смотрели в тот вечер иностранцы из моего отеля на знаменитых корейских гимнастов и акробатов! Цирк в Корее – на мировом уровне, такой же, каким был советский, а в отдельных видах программы даже и лучше! Да и атмосфера в нем была наша, хорошая, советская: среди зрителей были семьи с детьми, включая зачастую все три поколения; целые армейские взводы (культпоход!); стояли в зале и веселый смех на проделки клоуна (корейский клоун вытащил из зала двух зрителей и заставил их устроить матч по таеквондо друг с другом!), и искреннее аханье и оханье во время «смертельных номеров» гимнастов, и ободрительные, поддерживающие аплодисменты, когда одной из гимнасток номер не сразу удался… Когда мы вышли из цирка, глаза у моих спутников горели от восторга. Такого они еще не видели! И уже больше не задавались вопросом, зачем им дали билеты «на это представление для малышей»…

В цирке и в других местах довольно часто мне навстречу попадались корейские соотечественники из-за рубежа» – корейцы из Южной Кореи и Японии. Из Японии их даже привозят на экскурсии целыми классами (у корейцев в Японии есть свои школы, где обучение идет на корейском языке, но полноправными гражданами Японии они и по сей день не являются, даже если они там родились – примерно как русские в Латвии). От корейцев КНДР зарубежные корейцы отличаются прическами, одеждой, иногда – даже цветом волос, а среди южных корейцев достаточно много страдающих ожирением (вот где гамбургеры-то сказываются!). Некоторые из них попадались мне в разных частях города так часто, что в конце концов я уже чуть ли не здороваться с ними начинала!

На обратной дороге в автобусе товарищ Ли – она быстро сказала, что можно называть ее просто Чжон Ок подсела ко мне, и мы начали разговаривать – о Корее, о России, о Европе, о социализме…

Совсем молодая еще девушка, она прекрасно говорит на двух европейских языках. Я рассказала ей о том, что до приезда сюда видела несколько европейских документальных фильмах о Корее – «A State of Mind”, “The Game of their Lives” ….

– Это очень важно – снимать такие фильмы, – сказала мне она.- Эти люди хорошо знают нашу страну – и понимают наш менталитет – и в то же самое время они могут передать это так, чтобы и люди в Европе нас поняли. У нас очень отличная от европейской культура, да? И мы не слишком доверяем журналистам потому, что, к сожалению, было много таких случаев, когда люди приезжали к нам в страну только для того, чтобы возвести на нее поклеп. Когда не удается найти ничего для этого подходящего, такие люди пускаются на разные выдумки. Например, один репортер ушел из отеля очень рано утром в воскресенье, когда еще все спали, пошел на телевизионную башню, снял оттуда Пхеньян и потом опубликовал это фото под заголовком: «Пхеньян- вымерший город»! Или журналисты вообще не бывали у нас в стране, а только купили фото у всяких наивных туристов, которые здесь были – а потом сами сочиняют к ним истории, выбрав такие фото, где все выглядит похуже…. Но не было еще ни разу такого случая, чтобы обычный, нормальный, непредвзятый человек, который побывал у нас в стране сам, после этого продолжал бы верить сказкам западной пропаганды. Здесь люди видят, что мы – такие же люди, живые, со своими достоинствами и недостатками, и что главное во всех культурах, для всех народов – одни и те же вещи, да?. Мир, интересная работа, семья, дружба, любовь… Мы видели, как живут люди в других странах – в том числе и в Восточной Европе сегодня- и что бы там кто-нибудь ни говорил, а мы уверены: наша система для нас, для нашего будущего, для нашего народа и страны – самая лучшая.

Я сказала ей то, что так занимало мои мысли – о том, что хотя я многое знала о Корее из корейских же журналов еще со школьных лет, меня иногда раньше посещала мысль, что, может быть, на фото в них все выглядит немного лучше, чем на самом деле. Но нет, сейчас я здесь нахожусь сама и вижу, что все на самом деле так же красиво, как и на фотографиях, а иногда даже и еще красивее!

Я спешила выразить то, что я чувствую в адрес ее страны, а слов мне для этого катастрофически не хватало. Слишком уж сильными были чувства. Что это со мною здесь происходит? Неужели я тоже становлюсь такой, как корейцы – , которые «от теплых чувств легко радуются и так же легко могут прослезиться»?

Но она поняла. Без слов поняла – и взяла мою руку в свою, переплетя наши пальцы. После стольких лет в Европе, где все подобные жесты «значат что-нибудь нехорошее», я по идее должна была подпрыгнуть до потолка и выдернуть у нее свою руку. И в Европе я бы, несомненно, так и сделала.

Но здесь от этого маленького, простого жеста мне стало тепло на душе. Это был жест дружбы – искренней, от сердца, а не такой, когда «вместе ходят по магазинам и пить кофе», да и то только по заранней договоренности по телефону.

– Я очень рада, что вам у нас нравится!- сказала мне на прощаниеЧжон Ок, – Надеюсь, что когда Вы больше увидите, то понравится еще больше. Спокойной ночи, да?

И застучали по коридору ее невысокие каблучки…

… В Корее мне предстояло встретиться с Доналом и Хильдой. Это именно они должны были прибыть через два дня. Хильда, по национальности южноафриканка, в Пхеньяне работала, а Донал …Донал был ее ирландским мужем, занимался бизнесом в Китае и ездил постоянно туда-сюда. Это был республиканец-северянин – вот как далеко от дома забросила его судьба.

От них я должна была получить инструкции, что мне делать дальше, и Донал должен был всесторонне подготовить меня к предстоящей поездке.

После моей дневной порции экскурсий на второй день Донал ждал меня внизу, в вестибюле отеля. Я узнала его по газете, которую он держал в руках . “Irish Times” – ничего оригинальнее, конечно, нельзя было придумать! Ну, да и вид у него был такой… Моя североирландская соседка о таких говорила: «Его арестовывают сразу когда он пересекает границу – за одно только его лицо!» По Доналу за версту было видно, что он республиканец.

– Dia duit, a chara !- приветствовал меня Донал, когда я к нему подошла.

– Dia’s Mhaire duit !

Я представилась. Увы, как и многие ирландцы он не мог выговорить моего имени и потому решил, что будет называть меня Юджинией. Мне это было неприятно, но я смолчала. «Ага, чтобы труднее было отгадать!»- подумала я. А вслух сказала: