Белая пыль

Я насупилась, кусая губы, но всё-таки пошла, думая лишь о том, как бы поскорее сбежать. Гога закрывал за мною дверь и внезапно какой-то импульс заставил меня оглянуться. В ещё не захлопнутой щели я увидела знакомое лицо и тысячи мурашек колко пробежали по мне, а сердце сжалось и на мгновение остановилось. Это был человек, который, сам того не подозревая, создавал и будил во мне целый океан живых, новых, бьющих через край чувств. Это была она. Это была Вера.

О, Господи, неужели она сейчас зайдёт сюда и увидит меня с этим чокнутым? О Тане я забыла напрочь. Я потащила Гогу ближе к колонкам и спряталась за ним у самих штор. Он тут же вообразил, что я передумала и зашептал: «Я так и знал, что ты та ещё…». Его лапы не теряли времени и опять стали опускаться вниз, но я это заметила, только когда он крепко сжал мои ягодицы. Я оттолкнула его. Двери открылись и я снова испуганно спряталась за Гогу. Но это была не Вера, а всего лишь Виталик. Мы продолжили танцевать. Вдруг Гога взял мою кисть и стал внимательно рассматривать. Меня больше занимала дверь, за которой была Вера, поэтому я не придала значения его новой причуде. Но тут он поцеловал мне руку и я ошарашено выдернула её. Гога резко с силой притянул меня к себе, словно хотел насильно поцеловать. Я было упёрлась, но тут он заговорил и с каждым его словом я каменела. Сначала закаменели руки, потом что-то затвердело в груди, в голове всё замерло и я забыла, как поворачивать шеей. Наконец, и ноги закаменели, так что мы стали тупо стоять в углу с дребезжащими колонками, и Гога всё говорил и говорил, не выпуская теперь моей безвольной руки и время от времени или целовал её, как свою собственность, или проводил моими пальцами по своему лицу.

Он говорил:

─ Как интересно то, сколько всего могут делать руки, не правда ли? Особенно с такими острыми коготочками. Ручку можно поцеловать… ручка может погладить… пощекотать… в конце концов такую ручку бывает просто приятно подержать.

Он сделал паузу, вертя моей рукой как вздумается. Я уже знала, что он хочет сказать. Он продолжил со стальными, холодными нотами в голосе, таящими в себе обиду и жажду возмездия:

─ А ещё такие ручки могут делать больно, наносить очень глубокие раны. Более глубокие, чем жалкие слои кожи… о, эти ручки далеко достали, да. Скажем так: если есть душа, то мою душу хорошенько царапнули эти самые ноготочки. Ведь обидно, согласись, когда какая-то паршивая девчонка запрыгивает на тебя сверху и расцарапывает всё лицо. Видно, мама с папой тебя плохо воспитывали.

Он любовно водил моей рукой по зарубцевавшимся шрамам на лице.

─ Чувствуешь? Да, твоё воспитание необходимо дополнить. Сделаем из тебя хорошую, послушную девочку? Обещаю быть деликатным, я же понимаю, первый раз должен быть особенным.

У меня подкашивало ноги. Теперь я понимала, что имеют ввиду, когда говорят «чуть не описался от страха». Тем временем медленная песня закончилась и мы, почти неподвижно стоящие, пока остальные ритмично танцуют, выглядели странно.

─ Я не…

─ Тшш..- он приложил палец к моим губам, - я понимаю, понимаю. Но тут дело такое: либо ты заплатишь мне за тот вечер, либо твоим задохликам придётся ох как несладко. – Он опять поцеловал мне руку. – Ну, так что? Выбирай.

Я была по-настоящему шокирована. Я повела затравленным взглядом по залу и увидела в дверях Антона. Он наблюдал за нами, прислонясь к углу в проёме. Непонятно, сколько он там простоял, но как только он понял, что я его заметила, развернулся и ушёл. Мне казалось, эта ситуация не закончится никогда. Тут музыка внезапно оборвалась и из кибитки послышалась лёгкая ругань. Включили свет и я словно переместилась из одного мира в другой, более реальный и обнадёживающий. К нам подошли Влад с Таней. Я не смотрела на неё, но знала, что она сияет. Влад с Гогой сразу пошли в диджейскую кибитку.

─ Я сейчас, подожди, - сказал мне Гога через плечо.

─ Ой, Леночка, ты видела нас? Я просто…

─ Быстро пошли отсюда!

─ Что? Но почему?

─ Бегом! Потом объясню.

Я схватила её за руку, но она упёрлась. Я зашипела:

─ Я тебе теперь совсем не нужна, да? Если мы с тобой ещё подруги, то ты сейчас же пойдёшь со мной, надо догнать Антона. Этот Гога… Короче! Не сдохнет без тебя твой Белкин!

Таня колебалась ровно секунду, в следующий момент она уже схватила свою серебристую сумочку с сиденья и мы быстро пошли к выходу, взявшись за руки. Едва мы вышли из зала в холл, как меня ждало новое потрясение. На спаянных креслах рядом с рыжей Иркой сидела Вера. Она небрежно, по-мальчишечьи закинула ногу на ногу: её ступня в кроссовке покоилась на колене другой ноги. И опять эта лохматость, угловатость… Я шла мимо неё как в замедленной съемке, а Ирка тем временем возбуждённо говорила, тыча в нас пальцем:

─ О, они лесбиянки, прикинь?!

Вера с интересом проводила нас взглядом. Мне хотелось на веки вечные провалиться сквозь землю. Это было реально слишком.

─ Вот сука такая! – высказалась Таня, отойдя.

─ Да. Мы с тобой по всем фронтам уже знаменитости.

Из клуба мы бежали. Но доскакав до магазина, я поняла, что Антон направился скорее всего не домой, а к Вадиму. Нужно было опять идти через клуб! Нет, мы лучше сделаем круг по соседним улицам. Таня, задыхаясь, пыталась спрашивать меня, но я отмахивалась.

Наконец мы подходим к дому бабушки Вадима.

─ Антон! – крикнула я.

Таня от неожиданности прижалась ко мне, но я оттолкнула от себя подлую трусиху – ей есть теперь с кем обниматься. Она не успела обидеться. Кто-то молча вышел к нам навстречу из-за дерева. Мы остановились.

─ Антон, это ты?

─ Нет, блин, его портрет, - пробурчал Антон.

Я с облегчением кинулась к нему. На лавочке сидел Вадим. Оба отводили от меня взгляды.

─ Послушайте! Я не знаю что делать… - но у меня слишком дрожал голос, чтобы продолжать.

─ Да мы всё понимаем, можешь не объяснять, но на свадьбу не придём, извини, - съязвил Антон.

─ Что? Ничего ты не понял, дурак! Гога, он… он… он всё знает, он ничего не забыл! – в конце мой голос совсем зазвенел и перешёл в рыдания.

Вадим резко встал. Таня уточнила:

─ В смысле помнит как вы не дали ему убить того мальчишку?

Я судорожно кивнула и упала на лавочку, и слёзы брызнули из меня в три ручья. Таня кинулась ко мне первая и пыталась успокоить. Вадим подсел назад с другой стороны. Они вдвоём гладили меня по спине. Они все твердили: «Успокойся, ну же, хватит, всё будет хорошо». Антон присел на корточки у моих колен и тоже гладил по ним. Вадим дал мне свой платок. Первый приступ стал проходить и я, всхлипывая, начала разорвано рассказывать.

─ Он не отпускал меня, схватил и начал…- опять рыдания.

─ Он что, сделал тебе плохое? Ударил? – встревожено спросил Вадим и внимательно обсмотрел меня.

─ Нет. Но это было ужасно! Он взял мою руку и начал говорить, он всё припоминал мне тот вечер и целовал мне руку, проводил ею по тем шрамам, что я ему… Он больной! Он страшно больной человек!

─ Кхм! – вырвалось у всех троих.

Несколько минут они переваривали услышанное. Их брови вздёрнулись, а в глазах блуждало сплошное недоумение. Потом Вадим спросил:

─ Так что он от тебя хотел?

─ Да, а то как-то…- не договорил Антон.

Я молчала. Как им это сказать? Я отвернула лицо и скрестила на груди руки. Мы никогда не говорили с ними о таких мерзостях всерьёз. Таня поправила мне волосы:

─ Леночка, зайка, скажи нам.

Я обвела их взглядом. Мне было очень стыдно.

─ Он хотел, чтобы за это я… чтобы мы с ним… занялись… Ну, вы понимаете?

─ Совсем офигел! – вырвалось у Тани.

У меня опять подступили слёзы. Это был унизительный разговор.

─ Ну, это он вообще уже обалдел! – тихо сказал Вадим, - такому уж точно не бывать. Вот урод!

Мой дорогой, отважный рыцарь, какой же ты у меня лапочка!

─ Да, классно завернул, молодец, конечно, - добавил Антон.

─ Ещё он сказал, что или это буду я, или вы оба…