Среди людей

— Пели.

— Веселые песни?

— Иногда веселые.

— Почему ж ты этого не описал?.. Нет, Гена, твою заметку не следует печатать в школьной стенгазете. Тем более что это праздничный ноябрьский номер.

— Но редколлегия решила…

— Редколлегия может ошибаться.

— Ольга Михайловна, а разве вы не можете ошибаться?

— Вероятно, и я могу. Но не тебе об этом судить.

Вот и весь разговор. А я не собирался описывать природу. Нам картофеля было жалко.

Неохота писать дневник.

Ничего выдающегося не происходит.

А мыслей все нет и нет.

Нравится наш новый учитель Николай Семенович, он у нас с сентября. Сперва как будто ничего особенного, но он разговаривает иначе, чем другие учителя литературы.

Кажется, разница вот в чем. С ним легче быть таким, какой ты на самом деле. Н. С. и сам такой, какой на самом деле.

У нас в классе висит плакат: «Человек — это звучит гордо». И каждый считает, что это к нему лично относится. А по-моему, Борька Калитин не звучит гордо. Здесь М. Горький что-то недодумал. Я понимаю, Горький имел в виду, что к человеку надо относиться с уважением. С этой мыслью совершенно согласен. Но она написана в таком виде, как бывает в алгебраической формуле: подставляй любую цифру и получится правильно. А вот и не всегда правильно. Мне, например, и в самом себе многое противно. Генка Мещеряков тоже не звучит гордо. Плохо он пока звучит. Галя — гораздо лучше.

Хочу высказаться в дневнике по одному вопросу. В классе произошли события, которых пока до конца не понимаю. Дело в том, что на уроках литературы давно дают писать сочинения на свободные темы. Ребята относятся к этому по-разному. Лично я люблю такие сочинения, особенно если интересная тема. Гале тоже они нравятся. А некоторые ребята относятся к этому делу с опаской. Они так говорят: напишешь свои откровенные мысли и схлопочешь двойку. Или еще иначе: я-то ничего не боюсь, но можно подвести учителя — он же за нас отвечает.

Вообще-то, конечно, об этом приходится думать, особенно в конце четверти. Мы же видим, как нервничают учителя, когда в классе много двоек и троек. В своем дневнике могу написать по секрету, что в восьмом классе учительница исправила в моей диктовке две ошибки так незаметно, будто это я сам написал правильно.

С сочинениями на свободную тему, конечно, сложный вопрос. Если не слизывать прямо с учебника или из газеты.

Когда еще в начале учебного года Н. С. просил нас написать о любимых книжках, Галя поднялась и спросила:

— А как писать, правду или неправду?

Н. С. ответил:

— Растолкуй, пожалуйста, подробней твой вопрос. Я его не очень понимаю.

Она пояснила, что ее любимой книжкой может быть такая, которая не нравится Николаю Семеновичу.

— Ну что ж, вполне естественно, — сказал он. — У нас с тобой могут быть разные вкусы.

— А если я расхвалю книгу, которую ругали в газете?

— И это может случиться, — сказал Н. С. — Ведь ты же в своем сочинении попытаешься доказать, почему тебе понравилась книга? Вот и будет видно, права ты или не права.

— Хорошо, — сказала Галя. — А если вам покажется, что я ошибаюсь?

— Я попытаюсь объяснить тебе твою ошибку.

— Это понятно, — сказала Галя, хотя ее уже давно дергали за платье. — А что вы поставите за такое сочинение?

Н. С. секунду подумал. Между прочим, мне нравится, когда учитель задумывается над некоторыми нашими вопросами, а не выпаливает сразу, как по шпаргалке.

— Если твое сочинение будет грамотное, стилистически и орфографически, короче говоря, если оно будет хорошо написано, то я и поставлю хорошую оценку. Но при этом непременно объясню тебе, что у тебя дурной вкус в литературе.

Уже опустившись на парту, Галя спросила:

— А вам не влетит за это?

— Не говори чепухи, — сказал Н. С.

Мы поверили ему.

Борис Калитин написал, что его любимые книги — «Железный поток» Серафимовича и «Мать» Горького.

Продолжаю. С ума сойти, сколько разговоров в классе.

Значит, так. В понедельник были даны две темы. Н. С. написал их на доске. Галя прислала мне записку: «Генка, давай реагировать!» Мой ответ: «Сочинение не пишем. Бойкот! Передай дальше».

Какое он имеет право? Пускай сам пишет про свои достоинства и недостатки. Кто он мне такой? Известно, чем это кончается: признаешься, а потом пойдут звонить по всей школе. Я, может, сам себе не могу признаться, какие у меня отрицательные черты. А положительного во мне пока вообще ничего нет, если, конечно, говорить серьезно. Что ж, я врать должен, что ли?

А насчет родителей, то нужно быть гадом, чтобы задавать такие темы. Это еще в седьмом классе мы писали «Почему я люблю свою маму?». Мое дело. Люблю и люблю. Никого не касается. И объяснить не умею, да и не обязан. Мы распустили учителей, и вот результат — лезут в душу.

После уроков выяснил: несколько человек бойкотировали, отдали ему чистые листы бумаги. Есть отдельные дураки, которые даже не поняли, что стыдно писать на такие темы. А в общем, брехали в сочинениях почем зря.

Борька Калитин рассказывал всему классу: оказывается, его основные достоинства — чувство коллективизма и любовь к родине; недостатков же у него три — не всегда хорошо сидит на уроках, иногда грубит родителям, не любит стихи.

Решил сказать Николаю Семеновичу свою точку зрения.

Вот уж что странно, то странно! Сегодня перед самым началом химии появился вдруг в классе Н. С. и вернул нам все вчерашние сочинения, сказав, что не читал их и читать не будет. Борис Калитин спросил: «Почему?» Н. С. ответил: «Подумав, я понял, что эти темы давать не следует». Тогда Галя спросила: «А кто их придумал, вы сами?» Н. С. ответил: «Я».

И быстро вышел из класса.

Галя считает, что он соврал, — не сам придумал.

Присоединяюсь к ее мнению.

Последний поступок Н. С. вызывает уважение. Признавать свои ошибки на коллективе очень неприятно.

Люблю афоризмы, но не всегда умею их сочинять, а переписывать чужие неохота.

Что-то надо делать с характером.

Выработать призвание.

Составить личный план на будущий год.

С 1 января начну.

Нашедшего эту тетрадь прошу вернуть

Геннадию Мещерякову.

Читать чужие дневники может только подлец.

3

Сперва меня обсуждали на педсовете.

Предварительно со мной разговаривала инспектор роно. Вероятно, я вел себя глупо. Ну и черт с ним, что глупо! В нашей инспекторше меня раздражает все: голос, походка, манеры. Все это представляется мне ненатуральным. Когда она говорит, мне отчетливо, как стеклянная, видится ее башка, в которой вертятся три-четыре колесика с раз навсегда заданной скоростью.

Это вовсе не значит, что я считаю себя умным. Мне просто оскорбительно, что я почему-то должен притворяться, принимая ее за инспектора. Она произносит своим ненатуральным голосом разные пошлости, а я сижу против нее и не имею права вежливо сказать:

— Послушайте, я вас совершенно не уважаю. Научили вы за свою жизнь хотя бы одного человека чему-нибудь полезному, доброму, хорошему? Ведь в том, что вы мне говорите, нет ни одной мысли, это все бутафория…

Ничего подобного я ей, к сожалению, не сказал, а вместо этого вяло спорил с ней, и она умело ловила меня на словах, придавливая каменными формулировками.

Она добивалась от меня, чтобы я признал свои ошибки.

— Вам следует усвоить, товарищ Охотников, — говорила инспекторша, — что ваши педагогические эксперименты приводят к пагубным последствиям. И чем скорее и точнее вы их проанализируете публично, тем легче вам будет освободиться от них.

Я сказал, что не понимаю, от чего мне надо освобождаться.

— Ни для кого не секрет, — сказала она, — что известная часть нашей молодежи заражена нигилизмом. Школа несет полную ответственность за это. Вы же, товарищ Охотников, вместо того чтобы бороться с неустойчивыми настроениями в своем классе, будируете их.