Армен

Улицы были темны и безлюдны, и как назло без конца повторялись, чтобы запутать Армена. Он долго блуждал, прежде чем найти обратную дорогу. Была уже глубокая ночь, когда Армен подошел к площадке, на которой днем играли малыши. Котлован под фундамент «Детского мира» так и не был вырыт.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

1

Рано утром Армен поспешил к Скорпу, однако нашел офис закрытым. Прикнопленная к воротам бумага оповещала: «Сегодня прием посетителей отменяется ввиду совещания». Вернувшись ни с чем на Большой перекресток, Армен остановился возле продовольственного магазина в ожидании открытия. Все это время он был под впечатлением увиденного ночью сна. Его не покидало ощущение того, что во сне он проснулся, и не только его мысли и движения, но и все, что он сейчас видит и слышит, — люди, машины, голоса, свет, пыль — продолжение его сна. Ночью, вернувшись в свой домик, он улегся на полу и тут же уснул, а на рассвете долго ворочался и не мог открыть глаза. Окончательно проснулся, когда со стороны дороги донесся хриплый голос Аты, горланившего песню после ночной рыбалки.

Ему приснилось, что он, красивый огненноволосый юноша, замер в ожидании на детской игровой площадке, зажав в руке длинный сверкающий стебель тростника. Детская площадка — гигантская сцена, круглая, ярко-зеленого цвета. Вокруг раскинулся безграничный зал, затянутый легким, прозрачным туманом, в котором видны бесчисленные лица людей, с напряженным вниманием устремивших взоры на сцену. Здесь все, кого он когда-либо в жизни видел или знал понаслышке. Вот люди рассаживаются, шум стихает, он выходит на середину сцены и говорит: «Сейчас я вам покажу». И начинается эксперимент. Стеблем тростника он с удивительной легкостью копает котлован под фундамент «Детского мира». Один за другим достает он из-под земли огромные валуны и вкруговую кладет их посреди игровой площадки. Последний камень, черный и необычайно тяжелый, не похож на другие: у него уродливые формы и острые обломанные углы. Он обнимает его и пробует вытянуть из грунта, но не может: в последний миг камень выскальзывает и падает в яму. Из котлована он с ужасом смотрит в зал: замечена его постыдная оплошность или нет? И в это время над головой у него появляются два похожих человека, их лица не видны, но хорошо знакомы ему; стоя на насыпи, они с двух сторон внимательно следят за его работой. Он растерянно улыбается им и делает вторую попытку. Снова неудача, и он весь покрывается холодным потом. В третий раз напрягает все свои силы и поднимает камень, но с ужасом видит, что в руках у него вовсе не камень, а огромное черное насекомое с острыми хоботками, которое молниеносно поворачивается и жалит его в лицо, при этом брызнувший яд заливает ему глаза. Он вскрикивает и роняет камень, который снова падает и неподвижно застывает. Он открывает глаза, но ничего не может разглядеть: с четырех сторон его обступает бездонная мгла. Протянутые руки натыкаются на влажную землю. Неожиданно появляется старик, недавно спасший его от смерти при помощи глины и воды. Он не видит старика, но ощущает его присутствие. Старик наклоняется, берет щепотку земли, смачивает ее слюной, смазывает ему веки и — о чудо! — в кромешной мгле перед ним брезжит свет. Когда старик исчезает, он осторожно открывает глаза и видит, что публика недовольно ропщет, люди начинают расходиться. «Довольно, — слышит он над головой, — ты окончательно провалил эксперимент! Теперь ложись и оставайся в яме». Он покорно укладывается на дне котлована, напряженно вытягивает руки и ждет. Комья земли летят на него сверху и постепенно накрывают полностью. Слышно, как вверху над ним трамбуют рыхлую почву. Когда все смолкает, он беззвучно говорит: «Пора!» Осторожно, чтобы не разбудить, он покидает свое спящее тело, через узенькое, как луч света, отверстие выходит на поверхность и видит собственный могильный холмик. Сторожей уже нет, зал тоже пуст, на зеленом поле осталась лишь его одинокая могила. Зрелище необыкновенно живописное, он не может оторвать глаз. Но вот из тумана доносится звук шагов. Молодой человек, одетый в черное, длинноволосый и бородатый, с острыми скулами и маленькими блестящими, глазами, подходит к холмику. Лицо его знакомо, он силится вспомнить, где его видел, но не может. Правой рукой молодой человек сжимает до краев наполненный вином стакан, а в левой у него огрызок хлеба. Осторожными, тихими шагами приближается он к могиле и кропит ее вином, а хлеб глубоко зарывает в почву. «Я победил», — шепчет он чуть слышно, затем поворачивается и уходит. Армен приближается к своей могиле и замирает, пораженный: в той части, где должна находиться его голова, на свежей земле проступил кровавый круг, за пределами которого расположены бесчисленные ломаные черточки, похожие на брызги крови. Вдруг совсем рядом он слышит громкий и радостный голос. Оборачивается и видит Ату, который, по-барски развалившись на земляной насыпи, жадно пьет вино и торопливо пожирает черный хлеб. «Я победил, — без конца выкрикивает он, горделиво поглядывая вокруг, — победил, победил!»

Визг тормозов остановившейся рядом машины вывел Армена из оцепенения. Из машины вышла весьма упитанная женщина и, размахивая увесистой кипой газет, направилась к киоску. У нее были крупные некрасивые зубы, толстые губы и узкий лоб, а белокурыми волосами, плоским лицом и маленькими, пепельно-серыми глазками она напоминала какого-то зверька.

— Газету не хочешь купить? — как бы между прочим спросила она уже из окошка киоска, умело и быстро раскладывая периодику. — Сегодняшние, свежие.

Армен повел глазами: рядом никого не было, стало быть, киоскерша обратилась к нему.

— Нет, — ответил, — я газет не читаю.

— А чего так? Грамоте не обучили? — Женщина взглянула на него с любопытством.

Армен промолчал.

Киоскерша достала целлофановый пакет с очищенными жареными семечками и стала горстями бросать их в рот, при этом просыпая часть на газеты.

— И правильно делаешь, — сказала она, быстро-быстро жуя. — Все, что они пишут, — брехня. Вот, например…

— Бедный, бедный человек, — совсем близко послышался вдруг знакомый и приятный голос; удивленно оглянувшись, Армен увидел вчерашнюю большеглазую женщину: страдальчески морща лицо, она смотрела на противоположный тротуар. На той стороне, где начинался Верхний Китак, под фонарем, сжавшись в комок, отрешенно сидел невообразимо худой, похожий на скелет человек в грязной заношенной одежде. Голова откинута, неподвижный взгляд устремлен в пустоту, словно ошеломленный чем-то, человек окаменел, затаив дыхание…

— Двадцать дней как ребенка похоронил, — сокрушенно поведала большеглазая женщина. — Вот у этих фонарей пьяный водитель архитектора наехал на его девочку. И теперь он каждую ночь вот так просиживает, бедняжка; наверное, рассудком тронулся. Говорит, разве я не имею права сидеть на пороге своего дома? Моя девочка вот-вот придет из школы…

— Вот именно, — глубокомысленно отозвалась киоскерша, — сейчас куда ни глянь — одни сумасшедшие. — Она вытерла губы ладонью. — Раньше так не было…

— Ох, мне надо торопиться, а то на работу опоздаю, — сказала большеглазая женщина и, на миг заглянув Армену в глаза, приветливо улыбнулась. — Меня зовут Варди.

— А меня Армен.

— Армен… Красивое имя, — улыбнулась Варди. — Ну хорошо, до свидания, Армен.

— Ваше имя красивее, — не оборачиваясь, чуть с опозданием сказал ей вслед Армен. Он боялся обернуться, чтобы не встретиться взглядом с человеком под фонарем. Ему казалось, что тот пристально смотрит на него…

— Что, понравилась? — выразительно кивнув в сторону удалявшейся Варди, сверкнула глазками киоскерша. — А вкус у тебя ничего. Хотя, по правде говоря, эта тоже сумасшедшая… — Она по одной собрала с газет оброненные семечки и живо отправила их в рот. — А иначе как объяснить, что такая молодая симпатичная девушка всем женихам отказывает, а сама помогает другим смотреть за детьми? Мало ей своей бабки-инвалидки? Да ведь она тоже не здешняя, а пришлая, вроде тебя. Так что вы друг другу подходите… Может, женишься на ней, а мне в честь этого хороший подарок сделаешь, а? — киоскерша, плутовато посмеиваясь, уставилась на Армена. — Потому как эта моя работа — так себе, не бей лежачего…