Пятый дневник Тайлера Блэйка

Блэйк лежал посреди темной комнаты, глядя на телефонную трубку, из которой раздавались короткие гудки. Он лежал и чувствовал, что он до сих пор был в темноте. В непроглядной тьме, из которой не было выхода. Он дошел до конца коридора, где, как ему казалось, горел свет, но его не было. Впереди была лишь тьма и даже единственная свеча, свет которой сопровождал Тайлера, погасла. Погасла навсегда. Погасло все: погасли фонари, прожектора над сценой, лампы и даже солнце. Тайлер чувствовал, как сама жизнь его разума медленно угасает и ускользает из его рук. Все закончилось.

Голова Тайлера вмиг опустела, а душа унеслась куда-то прочь, за пределы реальности, будто ее никогда и не было. Все вокруг стало серым и холодным. Все вокруг Тайлера покрылось гнилью и плесенью. И Блэйк лежал в этой грязи не в силах пошевелится. Он упал в лужу и ноги отказывались поднимать его. Все его тело было разорвано жестокой реальностью, растоптано и брошено в воду. Тайлер не умел даже плавать. Он погружался на глубину, захлебываясь и теряя кислород. Он разрывался на части и терял последние капли крови, мучительно умирая и потеряв всякую надежду на спасение. Но надежды не было с самого начала.

Тайлер лежал. Он просто лежал и, как ему казалось, умирал.

Но он был жив.

Из груди внезапно вырвался вой отчаяния. Тайлер взвыл, закричал, взревел от боли и скорчился на полу, свернувшись в комок сырости и грязи, схватившись за волосы. Тайлер нещадно вырывал со своей головы черные волосы, вперемешку с теми седыми прядями, что у него были. Он пытался разорвать свое лицо, он рвал себя на части и кричал от боли. Он бился головой о пол и орал, пытаясь избавить себя от сковавшей его агонии. Он выл, бился в истерике и пытался снова потерять сознание, но по собственной воле у него не выходило ничего. У него не выходило снова схватить скрипку и заиграть музыку. Он кулаками разбивал маску на тысячи осколков и вгрызался в нее зубами до крови. Тайлер заливался слезами, глотая кровь, сочившуюся из прокушенной губы.

Истошный вопль заглушил разве что раскат грома. Голос у Блэйка хоть и был сильным, но в ту минуту он был будто бы раздроблен на части, которые короткими порциями вырывались из уст, словно рвота. Сам Тайлер чувствовал себя оголенным, чувствовал себя освобожденным от ярких и красивых иллюзий. Он упал в реальность и теперь не мог сдержать крик. Все лицо его жгли горькие слезы, которые он не мог вытереть, измазывался ими, не в силах остановить бесконечный их поток. Они сами лились у него из глаз, он просто не в силах был сдерживать их. Он не в силах был сдерживать даже собственный стон.

Тайлер снова разошелся в душераздирающем крике и медленно поднялся на колени, после чего вновь закрыл лицо руками.

Он опоздал. Он так увлекся своей чертовой ролью в пьесе, что опоздал и совсем забыл о том, что есть жизнь за пределами оперы. Ему не играла никакая музыка. И вовсе не было никакой симфонии. Не было никакой любви. Не было никакой музыки. Не было ничего, это все было сном. Это все было чертовски страшным и повторяющимся изо дня в день кошмаром. Все это время была только смерть.

Блэйка не окружало ничего кроме смерти. Он так забылся в своем сне, так полюбил лживую и нелепую песенку жизни, что совсем забыл, что жизни у него никогда не было. Никогда не было. Ни у него, ни у Карли. Не было даже Карли. Теперь не было.

– Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! ТЫ… СЛЫШИШЬ?! – Тайлер вскочил на ноги и, вскинув голову вверх закричал куда-то в потолок, обращаясь, казалось бы, к трещине в потолке. – Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!

Внезапно Блэйка захлестнула ярость. Он почувствовал самую откровенную и похотливую ненависть не только к Всевидящему, но и к своей сестре. Гнев, что все это время он сдерживал, вырвался наружу. Тайлер без какой-либо пощады к своей тесной сцене внезапно решил станцевать. И в партнеры ему попадались несчастная раскладушка, дверца шкафа, стул, постельное белье – все, что он, Блэйк, мог без труда разбить, разломать, разорвать. Он готов был разорвать даже этот отвратительный мир, это серое и никчемное полотно, если бы только у него была такая возможность. Но ничего кроме своей опустевшей и безжизненной теперь уже навсегда комнаты он не мог.

Раскладушка была разломана напополам, у шкафа была вырвана дверца, а у кровати – спинка. И если дверца шкафа была просто отброшена в сторону, то неширокая спинка кровати, как и постельное белье отправились в окно. По полу посыпались осколки стекла, но Тайлеру было плевать. Его ногти раздирали обои на стенах, руки крушили все, что только попадалось под них. Тяжелый раскат грома и крики сливались воедино, а Тайлер продолжал крушить и крушить всю комнату. От вида рисунка на стене он снова залился слезами, снова закричал от боли и стал рвать этот никчемный кусочек обоев.

– Ты мне… больше… не нужна! Мне больше… никто не… нужен! Никто! Никогда!

Тайлер задыхался от собственной злости и не мог остановить поток того гнева, что буквально вырывался из его сердца. Блэйк схватил скрипку, что вылетела из футляра, когда вместе с ним упала со шкафа, и стал молотить ей о стену. Ему больше не нужна была эта скрипка. Он больше не хотел даже вспоминать об Альберте или Карли. Он больше не хотел играть эту глупую музыку. Музыка была лишь обманом. Вся его жизнь была лишь обманом и вечным карнавалом лжи и грязи.

Блэйк сорвал со своей шеи кулон и замахнулся, чтобы бросить его за пелену дождя, но его остановил громкий стук. Тайлер замер на месте, слушая, как кто-то из соседей ломился в его дверь, по всей видимости услышав крики и шум. Но он не спешил открывать. Он не спешил тронуться с места и вообще пошевелиться. Тайлер замер, подняв руку с зажатым в кулаке кулоном. Тайлер беззвучно ревел, как маленький обиженный ребенок и невидящим взглядом смотрел в окно.

Стук не прерывался около минуты, но вдруг стих, а перед глазами у Тайлера сверкнула яркая молния. Синхронно с новым раскатом грома Тайлер упал на колени и заплакал. Просто заплакал, согнувшись и прижав к обрывающемуся сердцу кулон. Он плакал и, дрожа, смеялся.

– П-прости меня… П-прости меня, Карли… Я… Я не успел… Мы… Мы не увидим… Ле-леса, – хихикал Блэйк, всхлипывая. Он посмотрел на кулон и на выгравированный текст на нем.

«Любимому брату». Любимому и никчемному брату.

Тайлер расхохотался и вновь забился в истерике. Он снова заплакал от боли и на этот раз уже не пытался остановить этого. Он больше не пытался утешить себя тем, чтобы крушить все вокруг. Он просто лежал на полу и плакал. Он плакал и смеялся над собственной ничтожностью.

Да, пожалуй, время уходить. Я заканчиваю этот дневник и в то же время навсегда покидаю этот серый город. Заканчиваю эту жизнь. Жизнь, в которой мне не место.

Все закончилось. Смысл потерян.

 Начать искать новый или хотя бы исчезнуть в небытие окончательно.

Конец записи.

От автора

«Пятый дневник Тайлера Блэйка», пожалуй, действительно довольно короткая история, и многие ее детали остались скрыты за кадром. Тем не менее, мне бы хотелось поставить на ней точку.

Некоторые истории просто должны быть недосказанными, чтобы читатели могли сами проникнуться ими, подумать над тем, что же было с персонажами дальше? Ведь мы все-таки так и не узнаем дальнейшую судьбу Тайлера. Возможно, он погиб, возможно, он обрел свое счастье? На этот вопрос, к сожалению, не могу дать ответ даже я. Быть может, у Вас получится? Все-таки именно короткие и недосказанные фразы дают нам наибольший простор для нашей фантазии.

В любом случае мне бы хотелось сердечно поблагодарить в первую очередь Вас, мой уважаемый читатель! Ведь какой бы ни была история, а без тех, кому она хоть немного интересна, она не сможет прожить долго.

Не меньшую благодарность стоит выразить и таким людям, как Александра Бондарь, Анастасия Агафоновой, а также моим замечательным родителям: Алексею и Диане Сазоновым! Без этих людей «Пятого дневника» бы никогда не появилось. Они долгое время вдохновляли меня, помогали и не позволяли опускать руки.