Таежная богиня

— Я вот что хочу сказать, дорогие мои, — сев на стул и продолжая глядеть на Валерию, точно она была старшей, продолжил капитан, — второй домик от моста — хата Горелого. Он вольный. Живет со своей старушкой. До этого половину жизни здесь отсидел. Мужик надежный и абсолютно безопасный. Знает и тайгу, и все реки, как свою ладонь. Так вот он один только и сможет доставить вас до Вижая. У него добрая лодка и новый мотор.

— Это что, по реке, что ли? — удивился Никита. — Так там же ледоход!

— Ясное дело, по воде, а как же иначе, мосты отремонтируют не раньше чем через месяц, а то и долше. За ночь основная масса льда пройдет, но страшен не он, а бревна, ну да Горелый отлично знает и реку, и как с ней обращаться. Так вот я предлагаю с самого утра его навестить и договориться. Он не фраер, — капитан немного сконфузился от жаргонного словечка и тут же поправился: — То есть не жадный, много не запросит. — И, повернувшись к Анатолию, тихо предложил: — Пойдем покурим.

Анатолий молча кивнул и поднялся.

— Ну, — капитан встал, поправил шинель, портупею, — желаю удачи! Ни о чем не беспокойтесь, у дверей я двух часовых поставил, так что отдыхайте, набирайтесь сил, плыть долго и утомительно. Всего доброго! Пошли, Гоман, — и, пропустив вперед Анатолия, вышел следом.

— Гоман? — тихо проговорила со своего ложа Валерия. — Значит, его фамилия Гоман, Анатолий Гоман, — будто на зуб проверила она фамилию и посмотрела на дверь. — Слышь, Ник, а его не арестуют за того, ну что в лодке сидел?

— Так он вроде и так сидит. Хотя не знаю я этих законов. По шагам, вроде на крыльце остановились.

Выйдя на крыльцо, капитан с Анатолием закурили. Они стояли и дымили, отвернувшись друг от друга, словно и не были знакомы. Докурив, капитан Шевчук бросил окурок себе под ноги, долго в задумчивости смотрел на его бледное мерцание, сплюнул, равнодушно наступил и растер, как что-то гадкое.

— Да-а, фасонная бабенка! — проговорил он наконец и теперь уже по-блатному цыкнул сквозь зубы. — Я б за такую не только Мишу Резаного, я бы весь лагерь раком поставил!

— Я б тоже... — сказал в темноту Анатолий.

— Ты правильный, Гоман, правильный и цельный. Тебя бы любой суд оправдал. Резаный в авторитете, “смотрящий”!.. Урки на уши встали, — капитан повернулся к Анатолию, — тут никакая охрана не поможет. Мне тебя в натуре жаль! Сорок дней до “звонка”... такого здесь еще не было. Уйдешь в тайгу — найдем. Пятерик накинут. Выходит, как ни крути... Так что извини, Гоман, — он хлопнул Анатолия по плечу, — не очко тебя сгубило, а к одиннадцати туз!..

Анатолий вернулся немного грустным и, как показалось Никите, уставшим, точно они с капитаном целый час пилили дрова.

— Ну, и что он говорит?! — нетерпеливо спросил Никита. Он хотел убедиться, что Анатолию ничто не угрожает.

— Да так, говорил, как лучше до Вижая добраться. А еще — Валерии хорошо бы пацаном прикинуться до самого Ивделя. Говорил, чтобы вы не волновались за Горелого. Он, конечно, как и все мы, с причудами, но причуды скорее забавные, чем опасные. Любит выпить. Так что готовьте свою фляжку. Только сразу не давайте. Напьется, а дорога длинная и опасная, более девяноста километров плыть.

Пока Анатолий говорил, доливал воду в чайник, ставил на плиту, ворошил в печке угли, Никите все больше и больше казалось: что-то вокруг меняется, что-то происходит. Он вслушивался в себя, но тревоги, какая была в машине, у него не было... Валерия, свернувшись калачиком, с улыбкой наблюдала за мужчинами. Никому не хотелось спать.

Когда Анатолий присел возле печки, Никите стало не по себе. “Откуда, — подумал Никита, — у него вдруг бордовый свитер?! Он же был серым! Почему и руки, и лицо!” У Никиты вновь появилось страшное предчувствие...

— Ну что, Никита, давай последний раз покурим, чифирнем и на боковую, а?! — весело и непринужденно проговорил Анатолий и направился к двери. Но вдруг остановился. — Лер, — проговорил он тихо и, как показалось Никите, печально, — знаешь, в тайге без ножа... короче, я хотел бы подарить тебе свой. — И, сделав шаг к топчану, протянул Валерии свою финку. — Не понадобится, выкинь. Ну, так что, — он повернулся к Никите. — Пошли?

— Пошли, — машинально ответил тот и поднялся со своего места. Однако Никита задержался. Когда за Анатолием закрылась дверь, Никита повернулся к Валерии:

— Слушай, Лер, ты ничего не заметила?! — спросил он взволнованно. — Ты не заметила, что цвет изменился?!.. — Никита хотел добавить — изменился, как далекая гора Отортен или палатка в ту ночь, но, вспомнив, что никому этого не говорил, повторил: — Ты ничего не заметила?

— А что случилось? — держа в руках нож, только что подаренный Анатолием, Валерия приподнялась с топчана. Ее пугали всевозможные неадекватности Никиты. Вот и сейчас, раз Никита что-то почувствовал, это может быть небеспричинно, возможно, опять что-то грядет...

— Мне показалось... — начал было Никита, но в этот момент на крыльце послышался топот, возня, опять топоток и все стихло. Никита распахнул дверь. Со света он не сразу увидел вытянутые поперек крыльца ноги и запнулся о них. Тяжело дыша и держась за бок обеими руками, Анатолий сидел, опершись на дощатую стенку.

— Что с тобой? Эй! Кто-нибудь!!! — увидев расползающуюся по полу черную лужицу, закричал Никита.

— Не ори ты так, — еле слышно проговорил Анатолий, сжимая бок. Сквозь пальцы живым ручейком из него вытекала... жизнь, поблескивая от далекого фонаря и источая легкий парок, как при дыхании. У Никиты подогнулись колени. На тряпичных ногах он спустился с крыльца, обозревая черноту вокруг, потом сорвался с места и побежал в сторону штаба, громко зовя на помощь.

— Толя?! — на крыльцо выскочила Валерия. Ее волосы были всклокочены, глаза расширены, как у безумной. — Толечка, что, что с тобой, что с тобой, миленький?! — дрожа всем телом, она встала перед ним на колени. — Щас, щас милый! — она вновь вскочила и, как в бреду, заметалась. Бросилась в пристрой, схватила простыню, снова встала перед Анатолием на колени. — Давай, мой хороший, давай я завяжу рану...

— Что ты, — прошептали его губы, — это печень... это все...

— Нет! Да помогите же! Ой, Господи! А-а!!! — Валерия сначала закричала, запричитала, а потом завыла, стоя перед умирающим на коленях. Зажав виски руками, она раскачивалась из стороны в сторону, продолжая выть тонко, по-бабьи, как всегда бывает при самом страшном горе...

— Укрой меня, холодно — опять еле слышно проговорил Анатолий. У него мерзли ноги, спина, лицо, туманился взгляд, он напрягался, смотрел, вглядывался в ревущую Валерию.

— Мама?! — вдруг отчетливо произнес он.

Валерия замерла.

— Да, — проглотив колючий горький ком, прошептала она, — я... мой мальчик, я, родной.

— Мама! — снова повторил Анатолий и закрыл глаза. — Я знал, что ты придешь... — добавил он совсем тихо, и его голова стала клониться.

— Я здесь! Спи, мой хороший! — уже тверже повторила Валерия и прижала его голову к своей груди. — Все хорошо, я с тобой!..

Когда вокруг крылечка собрались часовые, сонные прапорщики, офицеры, они увидели странную картину: молоденькая девушка, раздетая, разутая, стоя на коленях, прижимает к себе зэка Гомана по кличке Гегель и, медленно покачивая, что-то тихо ему напевает.

— Лер? — Никита хотел сказать девушке, что уже все, что Анатолий мертв, но она, повернув к нему мокрое лицо, едва слышно произнесла:

— Тише! Он уснул...

До самого Свердловска Валерия молчала. Она выглядела настолько усталой, что даже соседи по купе говорили шепотом, стараясь подольше находиться в коридоре. Прибыв на станцию и купив билет на ближайший проходящий поезд до Москвы, они вышли на перрон и все так же молча простояли до самой посадки.

— Прощай, Гердов! — были первые ее слова за последние трое суток. — Спасибо тебе и прости!

— И ты меня прости! — ответил Никита. Он еще долго стоял, пока последний вагон Леркиного поезда не вильнул на стрелке и не скрылся за старинным зданием военного вокзала.