Митина любовь

ография после войны, головка к головке.

- Я тут беременная, - сказала Фаля.

Но вид беременный был у Мити. Раздобревший, осоловевший.

- Такого Митю я помню плохо, - сказала я.

- Было, - ответила Фаля. - Одно время он очень поправился. После войны. А уже перед смертью много ел. Жадничал.

Встрял Сергей Давыдович. Он знал случай:

- У одной старой знакомой мне дамы перед финальным маршем Шопена стали набухать соски. - Сергей Давыдович рассыпался в смехе, но потом сконцентрировался для рассказа. - И даже возникла - понимаете? - тяга... Буквально за несколько дней до смерти. Вы понимаете, что я имею в виду?

- Она что? Стала про это говорить - про соски и тягу? - Фаля безусловно рассердилась.

- Зачем говорить? Она вела дневник. Это моя тетя...

- Фу! Какая гадость! - воскликнула Фаля. - Нашел что рассказать. К Мите это не имеет никакого отношения. Митя на головку был здоров.

Но что я увидела? Я увидела в Фалиных глазах гнев, который ну никак нельзя было отнести к Сергею Давыдовичу. Скорее уж к его тете с возбужденными сосками, но тетя-то тут при чем?

Я перевернула лист альбома. В уголочек для фотографий был всунут рассыпающийся старый конверт, на котором было написано: "Дмитрий".

Я сочла возможным его открыть.

Профсоюзная карточка. Членский билет ДОСАРМа. Читательский. Мелкие фотки для документов. Справки. Об уплатах, сдачах анализов, о наличии и отсутствии, о полагающемся и не имеющем права быть. Одна просто прелесть: "Гражданка Юрченко Любовь Кирилловна прошла проверку на ящур. Дана для мясобойни". И лиловое чернильное пятно. Ничего не понять, но четко видно - Мясниковский район.

В этом районе жили родители мужа Шуры. Шура обрадовалась, что из-за меня может не ехать туда в очередное воскресенье, а я возьми и скажи, что охотно съездила бы с ними. Сто лет не была в деревне.

- Когда еще выпадет случай?

Действительно, когда тебя еще занесет в Мясницкий район? По вероятности попадания это почти как Париж там, Лондон... Но мне как раз туда не надо! Мне как раз надо в Мясницкий район, к Юрченко Л. К. Проверявшей на ящур свою корову.

Отдайся на волю воде. Она приведет тебя куда надо. Не исключено, что в омут. В сущности, это право воды.

Оказывается, Люба Юрченко всю свою жизнь жила наискосок от свекрови моей драгоценной Шуры. Зара Акоповна, свекровь, большая, шумная, бородатая армянка, даже смутно помнила Митю. Шура отвергала это начисто. Во-первых, этого не могло быть, потому что "эта старая дура" забыла, что во время войны ее тут не было. Она была в Нахичевани.

Но Зара возьми и скажи, что помнит и девушку, у которой были "не все дома". По воскресеньям она носила на голове веночек, а куда делась, не помнит...

Шура наступила мне на ногу. "Ага! - подумала я. - Ты все знаешь, просто не хочешь говорить... Хорошо, не буду..."

Зару же остановить было невозможно.

- Хватит, - резко обрезала ее Шура. - Ну сколько можно? Такую бы память да в мирных целях!

- Ты так хочешь? Ладно! Пусть!