Митина любовь

одной брат или сестра.

К моменту чаепития у Риммы я была практически свободна и от категоричности мамы, и от собственной необъятной любви к людям. Я была никто по отношению к очень многим старым привязанностям. Но Митя и Фаля... Это не подлежало селекции и саднило.

И вошь в голову была запущена.

Я вспоминала приезды Фали к нам с сыном, ее всегда встречали радушно, мальчика ласкали, но бабушка в эти приезды всегда была несколько другой, чем обычно. Собственно, я знаю как бы двух бабушек: бабушка как она есть и та, что бывала, когда приезжала Фаля. Эта вторая ходила со втянутым животом, глаз ее был цепким, она снимала косынку, которую вообще-то не снимала никогда, завязывая ее узлом на затылке, - тут же, при Фале, она ходила простоволосая, время от времени быстрой рукой проводила круглым гребешком по волосам, но не до самого конца, а оставляя гребешок где-то по дороге в спутанности серебряных кудрей. И еще бабушка в "дни Фали" не прибегала, как у нас принято, к красному словцу "ридной мовы". В доме стоял высокий стиль русского языка.

- Будь любезна, убери за собой, - говорила она мне.

Потом Фаля уезжала, а бабушка закрывала ставни в комнате и ложилась на диван, прикрыв за собой двери. Почему-то я боялась этих ее уходов от нас всех. Я норовила заглянуть в комнату и слышала оттуда тихое:

- Геть!

Вчера она мне сказала: "Иди вон!" "Геть" - это дело на поправку, это уже нормальная температура и выход из кризиса.

Когда я окончила школу и во весь могучий рост встал вопрос, куда ехать учиться дальше, возникла идея - не поехать ли мне в Ростов к Фале? Бабушка сняла косынку, провела до упора гребешком и сказала:

- Нет.

Потом, через много лет, я пересеклась с Фалей. Она приехала одна, без сына, который отдыхал где-то в Анапе. Как выяснилось, Фаля засобиралась замуж за преподавателя техникума, вдовца.

- Дети есть? - спросила бабушка.

- Нету, - ответила Фаля.

- Слава тебе, Господи, - сказала бабушка и широко перекрестилась.

- Ну зачем же так? - обиделась Фаля. - Я ничего против детей не имею. Я могла бы выйти и на детей.

- Никому не надо чужое горе, - сказала - теперь уже - мама. - Так что на самом деле слава Богу, что без детей.

Вечером Фаля подошла ко мне в палисадник, села напротив на чурбачок. У нее было спокойное лицо, нервный тик у нее за все эти годы прошел, и я уже не помнила, на правильном ли месте стоит у нее уголок рта. Мне нравилась ее прическа - гладкие, зачесанные на прямой пробор волосы сзади были затянуты красивым узлом.

- Как бежит время, - сказала Фаля. - Ежику уже семнадцать. Ты уже, извини, баба... А еще недавно была черной, как галка, девчонкой в цыпках...

- Да не было у меня цыпок, - смеюсь я. - Это у Шурки были.

- Тебя Митя очень любил, - сказала она. - Даже девочку хотел... Из-за тебя...

У меня сжалось сердце. Я этого не знала.

- Расскажите, как он умер, - попросила я, - я толком так и не знаю.

- Не хочу, - ответила Фаля. - Не хочу о смерти... - Она отвернулась