Приключения Шоубиза (СИ)

— Просто твой дружок, — и она взглядом указала на Шрекера, — мой племянник. И поэтому мне про тебя мно-о-огое известно, — она погрозила мне пальцем. — Я очень рада, что вы дружите. Он такой… такой… — она подбирала нужное слово. — Такой необычный. Я тебе очень благодарна за понимание, — и, словно бы оправдываясь, добавила: — У меня же больше никого нет. А я его очень люблю. — И она грустно улыбнулась. Но через мгновение грусть слетела с нее, как шелуха с лука в руках опытного повара. — А потом, знаешь, жизнь такая короткая штука. Хотя и весёлая. Почему бы нам не помочь ей, а? Просто так, безо всяких поводов. Но, с другой стороны, ты, Шоубиз, очень хороший повод для такого праздника. Только им, — ее голос вновь понизился до шепота, и она глазами показала на толпу, — об этом не стоит знать. Ты же был моим любимчиком. И сейчас ты молодец. Так держать! — И она сжала мою руку.

По моим щекам потекли слезы. Я сжал ее сухонькую лапку в ответ. Тем временем, рыжеволосая тетенька, которая и вправду оказалась моей соседкой по парте Райкой, пробилась сквозь толпу, сунула мне в руки огромный букет белоснежных цветов и взяла микрофон из рук ведущего.

— Дорогой наш Шоубиз. Я теперь тоже буду тебя так называть, потому что это твое имя по праву. Ты ведь и вправду не догадывался, как много для нас значил тогда. — Они что, сговорились, что ли! Но Райка не шутила. Она была вполне серьезна и даже слегка восторженна. — Школа — это обычно очень академичное и очень скучное место. А ты давал нам то, чего у нас не было. И никогда потом могло не быть. Ты давал нам театр. Мы бежали на твои репетиции с замиранием сердца. А как расстраивались те, кого ты не брал в свой концерт! По себе знаю! Я однажды даже соды наелась — хотела отравиться, так сильно переживала из-за того, что на новогоднем концерте ты роль Снегурочки отдал не мне, а Таньке Филатовой из восьмого «А». — Толпа весело загоготала. — Это сейчас вам хорошо смеяться, — Райка покачала головой, — а тогда для меня это была целая трагедия. Но ты ничего не замечал. Ты делал свои концерты и пёр вперед как паровоз, без оглядки и без сомнений. И знаешь, слава богу, что ты никогда и ни в чем не сомневался. Ты подарил нам столько прекрасных мгновений. Пожалуйста, поднимите руки те, кто участвовал в концертах Шоубиза? — Вокруг меня взметнулось несколько десятков рук. Я оглянулся по сторонам. Вот это да! Я никогда и не предполагал, что в моих концертах за школьные годы успели поучаствовать почти все три наших класса. И тут толпа начала скандировать: «С днем рождения!»

Из дверей театра с громкими криками вылетела толпа детей с цветами и ринулась прямо на меня. Все кричали «Браво!», «Бис!» и «Поздравляем!», а Шрекер вдруг достал из необъятного багажника своего черного джипа связку разноцветных воздушных шаров размером с сам джип — и где только они там помещались? — и вручил их мне, попросив выпустить меня эти шары собственноручно.

— Пусть все твои проблемы улетят вместе с этими шарами к чертовой матери, — сказал он и прослезился.

Я отпустил шары, и они огромным, переливающимся на солнце облаком, полетели в далекое синее небо. Я тоже плакал. От счастья. Друзья бросились качать меня.

Когда вторая волна веселья спала, ведущий объявил, что в театральном кафе для всех уже накрыты столы, и нас уже там ждут следующие запланированные на сегодня сюрпризы. Лучшего места для общения старых друзей и придумать было нельзя! Я очень любил это кафе, потому что в дни моего студенчества я мог себе позволить только лояльные цены этого уютного заведения, от которого за версту несло богемой. А я всегда обожал театр. Это было смежное искусство. Но оно, в отличие от шоу-бизнеса, требовало долгой вдумчивой подготовки. И за это я всегда очень уважал и театр, и его обитателей.

Мы веселой толпой повалили в кафе. Нас было человек шестьдесят, но мы на удивление быстро расселись за столами и приготовились слушаться и слушать старших. И наша замечательная древняя пионервожатая взяла бразды правления в свои маленькие ссохшиеся ручки. Первый тост она произнесла за нас всех. Но второй принадлежал лично мне.

— Дорогой Шоубиз. Ты уж разреши мне так тебя называть, потому что все к этому давно привыкли, — прошамкала она. — Я тоже привыкла, хотя, сознаюсь честно, тогда, много лет назад я в тебя не верила. — И она погрозила мне пальцем. — Но я рада, что ошиблась. Из тебя получился отличный культмассовый сектор, — и толпа весело заржала, прикалываясь над моим прошлым. За это все дружно выпили.

Пионервожатая снова подняла вверх крючковатый палец, призывая к тишине.

— После того, как мы с вами выяснили, кто начал ваше приобщение к прекрасному, я хочу дать слово человеку, который это знамя подхватил и достойно несет уже двадцать пять лет. — Она загадочно замолкла. Ее пауза была эффектна, как и предписывал великий Станиславский. — Итак, слово предоставляется директору драматического театра, в котором мы с вами сейчас имеем честь находиться, человеку, который, не раздумывая ни секунды, откликнулся на мой призыв и организовал этот прекрасный розыгрыш и этот замечательный банкет, — она все еще продолжала эффектно тянуть время. Градус интереса поднялся до точки кипения. Народ заерзал на стульях. — Итак, заслуженный деятель искусств, руководитель этого замечательного театра, Валерий Весниковский.

Толпа ахнула. Валерка был на протяжении всех десяти наших школьных лет бессменным заводилой во всех наших походах и поездках. Мы с ним облазили все окрестные озера, буераки и заросшие бурьяном леса. Но предположить, что этот невысокий, сутуловатый подросток рискнет пойти в артисты не мог даже самый смелый из нас. И вот, поди ж ты! Директор театра!

Из-за стола поднялся невысокий щуплый мужчина, окинул нас всех очень серьезным взглядом и вдруг испустив дружеский вопль: «Привет, семидесятые!» и заулюлюкав, поскакал вокруг накрытых столов, словно индеец на резвом мустанге по просторам прерий. Вот это настоящий директор театра! Я всегда считал, что эта должность не администратора, а самого творческого среди артистов человека. А уж к такому заводиле любое администрирование приложится, как шарик к бильярдной лузе. И, видимо, Валерка был счастливым подтверждением моей теории. Конечно, я не мог не допускать, что он является счастливым исключением, но мне нравилась моя теория.

Я всегда любил таких заводных и бесшабашных людей и всегда их поддерживал. И сейчас, чтобы слово не расходилось с делом, я первый выскочил из-за стола и с громким воплем: «Даешь семидесятые!» поскакал вслед за ним. Нам громко хлопали и еще десятка два взрослых мужчин, оседлав невидимых скакунов и сбросив лет по тридцать, бросились за нами вдогонку. На это было очень забавно смотреть. И если еще знать, что это было нашим любимым занятием на переменках, то историческая справедливость была сейчас восстановлена. Хотите в детство — нате вам, пожалуйста!

Девчонки-тетеньки визжали совсем как тогда, в десятом классе. Райка сложила пальцы бубликом и свистела как заправский гусар или, на худой конец, Соловей-разбойник.

Потом Валерка сказал тост. Он упомянул в нем благодарность таинственным спонсорам, которые щедро оплатили все это мероприятие, но по тому, как зарделся Шрекер, я понял, что инкогнито спонсора можно считать раскрытым. Видимо, племянник не только помог своей тетке организовать весь этот замечательный балаган, но еще и оплатил его. Ну, что ж! У него точно была такая возможность. Его гонорары были серьезными, как прибыль Билла Гейтса. И такие посиделки для его кармана — это сущий пустяк. Я подошел к нему и молча, с чувством, пожал ему руку:

— Спасибо тебе за этот праздник!

Он все понял и на его глаза снова навернулись слезы. А я мысленно произнес: «Щедрому да прибудет вдесятеро от убывшего».

Все веселились от души! Откуда-то из глубин театра возникали все новые и новые персонажи. Старенькая учительница химии появилась рука об руку с нашим трудовиком. Это был потрясающий сюрприз. Мы были в восторге. Наши дорогие учителя развлекли нас своими воспоминаниями. Химичка вспомнила, как мы чуть не сожгли ее кабинет, когда изобретали порох. Но ведь изобрели же! И, самое интересное, что за ее трудовую деятельность порох изобрели ровно семь раз! Сейчас это было смешно. Совсем не так, как тогда.