Перекресток семи дорог (СИ)

— Витюшь, держись, родной... — Тамара склонилась над Витей. Пока медсестра закрепляла вторую капельницу, а Сергей готовил электроды, она искала вену под прозрачной, почти фарфоровой кожей. О том, каких усилий ей сейчас стоило сохранять спокойствие и выдержку, можно было только догадываться.

— Разряд!

Едва Тамара ввела иглу в вену и отошла от стола, второй врач опустил электроды на грудь Пчелкина. Не сводя глаз, словно парализованный, Белов смотрел, как снова и снова вздрагивало безжизненное тело друга, а график на мониторе грозил выскочить за его пределы.

— Его сердце сейчас просто разорвется. Разряд!

— Десять минут, Сереж. — Глухой голос анестезиолога.

— Еще разряд и увеличьте мощность! Ну, давай же, давай, парень! Не порть мне статистику…

Пчелкин снова вздрогнул, голова его обреченно скатилась на бок, обескровленные, почти прозрачные веки, синие губы.

— Партизан хренов! Тебе говорю! Слышишь?! — вдруг заорал Белов так, что даже перекрыл сирену монитора. Тамара, не дрогнув, повернула голову в его сторону. — Не смей!

— Восемнадцать минут. Сережа… — Анестезиолог подошел и коснулся локтя врача. Тот, тяжело дыша, на мгновение опустил электроды.

— Ты слышал?! — Тамара вдруг выхватила их из рук второго врача и склонилась над Пчелкиным. — Не смей! — Повернулась к медсестре, та понятливо кивнула головой. — Разряд!

— Тома! Двадцать минут!

— Разряд! — Не слыша никого, Тамара снова коснулась груди Пчелкина. Умом она понимала, что с каждой минутой шансы Вити тают быстрее, чем выступают капли пота под светом операционных светильников. Но снова и снова опускала электроды на его грудь, пытаясь вернуть нормальный ритм сердцу.

Когда график вздрогнул и обреченно выпрямился, Белов даже не сразу понял, что произошло.

— Время смерти... – Сергей медленно поднял взгляд на часы.

Вдруг в операционной воцарилась тишина, на какие-то доли секунды время словно замерло, как в фантастических фильмах превратившись в студень, который тут же словно растворился, когда послышалось робкое пищание.

— Продолжаем. — Восхищённо выдохнув, Сергей моментально сконцентрировался вновь. Сжав плечо Тамары, вернулся к операционному столу. Да, от такой женщины не уходят, такая хрен отпустит. И любую соперницу, даже если она — смерть, пошлет в нокаут. — Здесь! Похоже на разрыв селезенки. Скальпель!

Белов ничего не видел, спина врача как раз заслоняла собой операционный стол. Но все равно продолжал неотрывно смотреть туда. Собственное состояние отошло даже не на второй, а на двадцать второй план. Вернувшийся с того света Пчелкин мобилизовал всех, словно обретя второе дыхание, снова бросившихся в бой.

— Придется удалять. — Голос Тамары оставался спокойным и уверенным, не хуже, а то и лучше любого лекарства, придавал сил.

— Зажим. Еще зажим… Скальпель. Еще зажим…

Слова врача уже давно шли фоном где-то на границе сознания. Белов же смотрел на вновь открывшееся его глазам лицо Пчелкина, смотрел и, словно мантру, повторял: «Не смей… Не смей… Не смей…»

Поправив плед, Космос поднял глаза на Кира. Почти одного цвета со стеной, что-то среднее между белым и серым, тот сидел на диване в голове матери и, казалось, смотрел на нее. На самом же деле его стеклянный отсутствующий взгляд просто замер в пространстве.

Ольга всхлипнула во сне, заставив и его, и Космоса вздрогнуть и придвинуться к ней.

— Спит. — Прислушавшись к ее дыханию, тихо произнес Кос. Характерный запах валокордина до сих пор витал в воздухе.

Первое время он еще смотрел на часы, но потом просто сидел и переводил взгляд со спящей Ольги, сжимающей в руках переданные ей часы Вити, да так, что никто не смог разжать ее пальцы, на Кира, который старался держаться, и только дрожащие колени выдавали его детский страх потерять отца.

Промелькнувший в окне свет фар солнечным зайчиком пробежал по стене, высветив циферблат висевших над диванчиком часов. Когда Ольгу удалось буквально выволочь из реанимационного блока, Космосу пришлось немалыми усилиями сдерживать ее, вырывающуюся из его рук и стремящуюся за огромные белые двери, захлопнувшиеся за ее Витей. И только благодаря подоспевшей медсестре, сначала сделавшей ей какой-то укол, а потом протянувшей стакан с успокоительным, Ольгу удалось довести до одной из комнат отдыха персонала, где она и уснула. Сон ее, как и их с Киром состояние, был тревожным, то и дело в ночной тишине раздавались ее стоны, всхлипывания. Дрожащие руки цеплялись за воздух, пальцы сжимали Витины часы, голос рвал сердце на части: «Витя… Витенька…».

Брошенный Космосом на стену взгляд уловил перевалившую за цифру восемь маленькую стрелку часов. Утро. Уже утро. Эта длинная во всех смыслах зимняя ночь заканчивалась, но он пока еще не знал — чем. И, смотря на вновь вздрогнувшую во сне Ольгу, больше всего боялся, что откроется дверь и…

Слова застряли в горле, они с Киром молча смотрели на стоящую в дверях Тамару. Наконец, она подкашивающимися ногами дошла до диванчика и села рядом с Ольгой.

— Мы сделали все, что могли…

Детский всхлип заставил ее поднять голову и посмотреть на Кира. Тот молча стоял, и только крупные слезы катились по его щекам. А он даже не пытался прятать их.

— Операцию твой отец пережил. Дважды уходил, буквально выцапрапывали.

— Но? — Космос видел, что Тамара отчего-то не слишком радуется.

— Сейчас он в коме, в интенсивной реанимации. — Переведя взгляд на Космоса, вздохнула она.

Космос молча сжал руки в кулаки, подперев пухнущую от переживаний голову.

— Мы удалили селезенку, установили шунты на поврежденный участок сердца. Сейчас он полностью на ИВЛ, слишком серьезные повреждения правого легкого. Словно мозаику, собрали колено по кусочкам. Наблюдаем ноги, есть опасность распространения инфекции. Тогда придется принимать решение об ам…

— Я убью его! — Космос вдруг вскочил, с силой ударив кулаком по стене так, что часы перекосило.

— И что это изменит? — спокойно подняла на него голову Тамара.

— Но он же выживет? — робко подал голос Кир.

Тамара перевела на него взгляд, смотрела в полные веры и надежды детские глаза, дрожащие ресницы намокли от накатывающих слез.

— Не знаю. — Как бы ей хотелось сказать ему сейчас совсем другие слова. Опустив голову, она мягко коснулась рукой Ольгиного плеча, поправляя плед. — Когда она проснется, наберите меня. Я пока попрошу принести вам поесть.

— Саша? — вопрос Космоса остановил Тамару уже в дверях.

— Он отдыхает, плюс капельницы. Он молодец. Если бы не он, мы бы Витю точно не вытащили.

Она слышала. Все. Каждое слово. Сжав зубами подушку, гася вырывающийся из сердца стон.

«Не знаю.» Если и Тома так говорит, значит… Впрочем, в этих стенах Тамара была прежде всего врач, а потому уже друг. И как врач она была обязана доносить до них реальную ситуацию. Но Ольга знала — что бы там ни говорили, просто так она своего Витю не отпустит.

— Я присмотрю, не переживайте… — Тихий голос старенькой медсестры проводил выходящих из комнаты Космоса и Кира.

Ольга была сейчас бесконечно благодарны Космосу, что он взял на себя заботу о Кире. Все ее мысли, чувства, силы были сейчас с Витей. Она не могла позволить ему уйти. Она должна быть с ним. И даже холодящие сердце слова «интенсивная реанимация» не могли остановить ее. Когда устраивающаяся в кресле медсестра притихла, Ольга выждала немного, прежде чем тихо повернула голову. Та спала, пристроившись в стареньком большом кресле. Ольга осторожно поднялась с дивана, сжав в ладони Витины часы, вышла из комнаты. Долго искать нужную ей дверь не пришлось, в самом конце коридора над дверьми во всю его ширину светилась большими буквами табличка: «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Ольгин путь проходил мимо других палат и сквозь не до конца закрытые жалюзи одной из них она увидела лежащего на кровати Белова, возле него стоял Космос, а чуть поодаль у окна — Кир. Кос протянул Саше руку и, когда тот подал в ответ свою, одобрительно пожал ее. Кир пока еще осторожничал, держась на расстоянии.