Возвращение

Че уж и как случилось, не знаю. Говорят, генерал он был. Может и был. Много машин к нему приезжало после войны. Все в шляпах или с погонами. Мишка-то, говорю, вроде генералом был. Сам, вроде, Сталин ему сказал когда война началась: «Виноват. Иди воюй». А Мишка вроде так сказал – «Вот победим, и не увидите меня больше».

Очень он на Сталина обижен был. Да Надюха больше всех знает. Ведь он никого к себе не подпускал. Никого.

Что, Пашенька , сказать? Плохо, что нет его. И для нас плохо и для вас плохо. Кому хуже и не разберешь.

Папка-то твой , Колюшка, все знал. Часто здесь бывал. Могилку-то твоих – деда с бабушкой они поправляли. Уйдут, бывало, туда к ним и весь день там пробудут. Что уж там делали?!..

Эх, и дружны были. Вот – как вы. Мы всегда завидовали. Уж так дружили! Никогда и никто ничего плохого от них не видел.

Что, Пашенька, сказать? Не теряйте нас. Приезжайте. Нашим мужикам пример будете. Совсем они сдурели у нас. А Миша, да... что ему?

Радуется, наверное, так много родовы в дом приехало. А может, огорчается. Кто ж его знает?.. По–людски все, сынки! По–людски! Не стыдно за вас! И нам в радость, что у вас так.

Старушка замолчала. Она смотрела на свою пустую тарелку.

– Это ты хорошо сделал, что приехал, Колюшка! Ой, хорошо! – добавила она. – Даже сам не знаешь – как хорошо ты сделал.

Притихли все, ожидая, что еще она что-то еще скажет.

Какая-то неловкая тишина нависла над столом.

– Давайте еще помянем! – Пашка встал высоко, подняв рюмку.

Все налили и, молча, выпили.

Николай смотрел на сидящих людей и чувствовал, что молчание объединило его со всеми здесь сидящими, с этой речкой, с горой, на которой лежит его дед и бабушка, дед Михаил, другие, родившиеся здесь, прожившие свою жизнь, с живыми, сидящими за столом, стоящими вдоль забора.

Ему что-то хотелось сказать этим людям. Что! Он не знал. Но молчать тоже нельзя было. Он поднялся. Как Пашка, подняв и протянув вперед рюмку и не зная, что он сейчас скажет. Глаза людей обратились к нему.

– Товарищи! – Николай с удивлением для себя поймал на том, что слово уже сказано. Все приободрились и смотрели внимательно, ожидая его слов. -товарищи! Пусть земля дяде Мише будет пухом. Да простит он нас всех, за наши грехи.

Николай выпил стоя и сел, думая о том – откуда он взял эти слова. Он же откуда-то их помнил! Он ведь их знал! Именно эти слова.

Все выпили. Зашумели.

Надежда взяла Николая за локоть: «Пойдемте на минуту».

Николай осторожно поднялся со стула и пошел за Надеждой.

– Вы не пейте больше! Ладно? Не привыкший вы, а нам еще дома посидеть – только своим надо! – Надежда смотрела в землю.

В комнате у Нади прибавилось стульев.

– Ребятишки пусть тут ночуют! А вам придется либо у дяди Миши, либо в бане!

Это баба Даша! Она девчонкой за дядей Мишей бегала. До сих пор меня к нему ревнует. А дядя Миша, ведь ни с кем особо и не говорил. Все думают, что со мной говорил, так нет. Бывало за дня три – одно слово скажет. Как вы? Стесняются они Вас. Вроде как чужой пока. Давайте супу налью. Весь день ведь не ели. Мальчишки-то совсем квелые. Пашка – баламут. «Люда,» – говорит, – « Постели им!» Да не утолкаешь их сейчас!

Мальчишкам вы понравились. Они ведь как лисята. Никого не принимают. Вас приняли. Чудно!

Пашка как вас за руку взял, я сразу подумала – приняли. Он про мороженное рассказал?

– Рассказал! – Николаю стало легко и свободно.

– Он на Юрку всегда все сводит. Бесились, вот и уронил мороженное. Саша ему говорит – «Вот тебе дядя Коля даст жизни!» Хитрющий. Но добрый. Заводила!

Надя – мамка его, не могла его родить. У них там, на Северах, сложно все. Саша-то где-то далеко был, а Пашка всех на ноги поднял, увезли ее куда-то, а Паша следом. Всех в больнице поднял, орал на всех, потом вскочил в палату, а Надя его увидела только и сказала: «Паша!» И родила на глазах у Пашки.

А Сашка приехал, она рассказывает ему, говорит: «Крикнула «Паша!» и родила». Сашка-то молчун. А тут говорит: «Раз «Паша», значит «Паша». А ждали девчонку и имя придумали – Даша. А Даша только теперь родилась. Теперь у них и Даша, Паша и Леша.

А Саша к Паше пошел и говорит: « Ты че в роддом к жене поперся? Без тебя не обошлись бы? А Пашка ему говорит: «Ты че обалдел? Я же ждал пока ты приедешь!» А Саша ему говорит: «Вот и ждал бы, че по больничке в рабочем бегать?» А Паша говорит, что «без близких рожать не дело, а тебя где-то носит». А Саша – «Зато ты рядом с бабами завсегда». А Паша – «А ты думаешь, что если бы меня не было, то девчонка бы родилась?..»

Они все время друг поддевают. А Надя сейчас Дашку родила. Там с ней сидит. И у Алешки Ира родила. А Надя родила первая и назвала Дашкой, а Ира тоже Дашкой хотела назвать. А Надя назвала первая Дашкой. А Ира назвала Наташкой.

Че -нибудь понял? Посиди здесь. Стесняются они тебя!

...Николай для себя выяснил одно, что жену Сашки зовут Надя, что жену Лешки – Ира, что у него есть две племянницы, одно Даша – это Сашина, Наташа – это Лешкина. Что Дашка родилась первой. Что у Саши – трое: Даша, Пашка и Алешка.

В кармане задрожал телефон. Звонил Андрей – «Операторов сотовой связи в Михайловке нет. Никто не гарантирует приема».

– Андрей, а как ты со мной говоришь? Что молчишь?

– Так это же – спецсвязь!

– Андрей, а в чем проблемы? Пусть будет спецсвязь.

– Но тринадцать номеров на одну Михайловку?.. На это время надо!

– Сделай шесть – без времени!

– Хорошо. Тут Наташа трубку рвет.

– Здравствуйте. Все трое Михайловых и их жены работают у Сидорчука.

Сидарчук на связи.

– Соедини...

– Сидарчук слушает.

– Петр Николаевич, ты знаешь таких – Михайловых?

– Как не знать этих «трех мушкетеров»! Они тут из меня всю кровь вчера выпили, в отпуске они. Жизни с ними нет, а без них спокойно не сплю. А тут уехали все сразу. Чуть не побили, – в трубке раздался смех.

– Петр Николаевич! Продли им отпуск до сентября. И еще. Будь добр свяжись с Андреем организуй быструю доставку, Андрей знает куда, Михайловых Надежду и Ирину с девчонками, там Даша и Наташа – они маленькие, поэтому, чтоб без нервов у людей, а сегодня организуй мне связь с ними.

Надя подошла тихо: «Николай, пойдемте ребятишек загонять. Все ведь голодные. Похватали, что попалось, да и сладкого Носятся с друзьями. Вас послушаются».

Николай с Надеждой вышли на крыльцо. От дяди Миши через штакетник раздавались голоса. Откуда-то из–под руки выскочил Пашка.

– Батя сказал: «Есть. Марш – есть.» Че есть будем?..

– Что будет – то и будет. Давай собирай всех и садитесь! Хорош пацан! – Надя посмотрела вслед убегающему Пашке.

...На столе стояла отварная картошка, сметана, хлеб и молоко. В чугунке была, видимо, курица. Пацаны демонстративно отходили от рукомойника и садились за стол.

Было очевидно, что Надежде это молчаливое повиновение нравилось.

– После еды куда собрались? – Надежда стояла около стола.

– Никуда, тетя Надя!

– Ну–ну! Про «никуда» расскажите, когда поедите. Посуду в кухню. Сама помою. Пашка, найдешь меня, понял?

– Понял, те Надь?

Пашка положил три крупных картофелины. Обильно полил их сметаной и старался раздавить их вилкой.

– Сейчас будут на полу! – заметила Надежда, чтоб было слышно Пашке, глядя на Николая.

– А под руку не говорят! – Пашка аккуратно раздавил картофелину и победно посмотрел сначала на Николая, а потом на Надежду.