Возвращение

– Андрей! Забыл сказать. Мне сюда связь. Интернет. Компьютеры. Андрей, выйдешь на связь со мной в шестнадцать, нет в семнадцать часов. Доложишь!

...Давно Николай не чувствовал такого удовлетворения, от принимаемых решений. Все было просто! Отец в таких случаях говорил: «Как Тульский пряник!» или – «Просто, как молоток.»

...Ребятня ввалилась в дом с какими-то разноцветными пакетами, шумные, чумазые от мороженного. Надя улыбалась.

– Вы как тут, Николай! Были у дяди Миши?

Николай отрицательно помотал головой: –Павел велел дом сторожить!

– Пашке поруководить, как бодливой корове, – рога почесать. Хлебом не корми! – Люда поставила под стол пакеты. Мальчишки побросали свои рядом и выскочили на улицу.

– Все купили! Всего хватит! С Надей подумали, борщ сварим, окорочков нажарим, салаты... обойдемся – Люда смотрела на Николая, ожидая его ответа. – Там батюшка у деда-то. Ты бы сходил, Николай! Она, как бы извиняясь, посмотрела прямо в глаза.

... Дед Михаил так же лежал на столе.

Народу было значительно больше. Вдоль стены стояла лавка, на которой сидели старушки. Молодой батюшка читал молитву. Запах ладана был резким и каким-то чужим в этом доме. Увидев Николая, старушки потеснились, освобождая ему место. Место было прямо около стола. Красный гроб был ярким и казался ненужным в этой комнате, где все, начиная от стен и потолка было теплого цвета топленого молока. Батюшка, кого-то призывал принять к себе раба божьего. «Почему раба?» – думал Николай, глядя на качающееся кадило и мерный звук цепей. Захотелось спать.

«Со святыми упокой», – голос батюшки врывался в сознание.

...Николай вспомнил похороны отца. Ему показалось, что время вернулось и что на столе лежит, не дядя Миша.

«Со святыми упокой!» Николай не мог вспомнить, был ли тогда у отца священник.

Все было как-то быстро, как сквозь сон. Так и ушел отец что-то недоговорив.

Николай редко говорил с отцом. И отец тоже редко говорил с ним. Николай подумал, что он, наверное, стал очень похож на отца.

«Со святыми упокой!» Он видел и чувствовал, как все рады на работе, когда он с кем -нибудь заговаривал.

«Я разучился говорить!» – подумал Николай, вслушиваясь в размеренную речь батюшки, в позвякивание цепей.

«А то в пузе вырастет!» –вспомнились слова отца.

«Вырастет!» – Николай почувствовал, как по щеке течет слеза.

Он наклонил голову, слезу убирать не хотелось. Он чувствовал её. Чувствовал, что к горлу подкатил какой-то твердый комок и встал.

«Как много не успели сказать друг другу мы,» – он представил отца.

Оба были сильными, не допускали и мысли, показать слабость или растерянность. Всегда казалось, что отец вот–вот начнет говорить о том, что земля не может принадлежать человеку. Что это человек может принадлежать земле. Николай пытался объяснить, что по закону, если хочешь, что-то делать на земле, забери в собственность её. А отец всегда начинал волноваться и говорил, что «ни Ермаку эта земля не принадлежала, ни Ивану Грозному, ни царям, ни цареубийцам... а ты захапал ее и как клещ, пьешь из нее. Пьешь... Раздуваешься и лопнешь!» Николай говорил, что «он налогов платит столько, что город прокормить можно». Отец говорил: «На налоги город прокормишь, а остальное куда? Куда ты собрался все остальное девать? Куда? Кому?»

...Слеза повисла на щеке. Николай, стараясь казаться незамеченным, смахнул ее и стал разглядывать пол. Подошел маленький мальчишка: «Дядя Коля, я сяду к тебе?» Николай огляделся – это обращались к нему.

– Садись!

– Я – Пашка, – мальчуган устроился на коленке.

– А папка кто – Саша? – тихо спросил Николай.

– Нет, мы – Алексеевичи. У дяди Саши –Александровичи. У тебя – Николаевичи. У дяди Паши – Павловичи! Дядя Паша – тезка мне. Тезка – это когда имена одинаковые. А вот Колек у нас никого нет. Один ты у нас – Николай.

Люда с Надеждой стояли в дверях, глядя на него с малым Пашкой.

– Пойдем! – Николай взял Пашку за руку. Ему не хотелось, чтоб Пашка был здесь, ему казалось это неестественным – крепкий белобрысый пацан, стол и дядя Миша.

Пашка старался крепко держаться за руку и шел чуть впереди.

– Коля! Скажи братьям, что машина подошла, а то они говорят – «на руках донесем». Мужики тоже говорят – «на руках». Посмотри! – Людмила показала глазами на улицу.

Николай только сейчас обратил внимание – вся улица от дома дяди Миши до соседнего дома Нади была заполнена людьми.

Люди, молча, стояли, смотрели на дом. Людей было так много, что казалось, какая-то неведомая сила собрала их в этом молчаливом оцепенении не только из Михайловки, но и еще откуда-то.

– Пусть на руках! – Николай посмотрел на Люду. Глаза у нее были припухшие.

– Хорошо, пусть несут! Я скажу им, что ты так решил, – Люда повернулась и пошла к калитке.

...Кладбище было далеко. За рекой. За мостом налево в горку.

Там было светло и чисто. Кругом стояли стройные высокие сосны. Люди шли молча. Когда поднялись на горку, Николай посмотрел вниз. Люди еще шли по мосту. Никогда в жизни Николай не был рядом с таким огромным количеством людей. Ему вдруг показалось, что эти люди – единое целое, а он один. Один! Они все вместе, а он один.

Земля была чистая, сухая. Песок.

Николай не смог вспомнить, какая земля была у папы.

Кто-то подходил, что-то говорил. А Николай смотрел на мост, на дорогу, на людей стоящих рядом и проходящих мимо него.

Могилка дяди Миши была слева от тропы. От неё было хорошо видно, реку, мост, по которому они шли сюда, дорогу. Деревню заслоняли деревья на том берегу. Метрах в десяти начинался крутой спуск к реке.

Люди подходили, останавливались, проходили дальше, уступая свое место другим. Кольцо людей становилось все плотнее и все ближе.

Настала тишина.

– Люди! Может кто, что сказать хочет? – Пашка обвел взглядом лица.

Все молчали.

– Да, нет уж, Пашенька... нет – говорю, – людей-то уже, чтоб что-то сейчас мог сказать... Все мы... Все мы молчать должны. Мы супротив Михаила... А без него – тем более... без головы мы. Каждый последнее «спасибо» сказал, а к этому и добавить нечего... – тихо сказала какая-то старушка.

Николаю показалось, что стало еще тише. Люди застыли, как на фотографии.

– Всё! Родные прощайтесь, – сказал кто-то.

Люди растянулись по тропинке, прошли дальше и стояли плотным кольцом.

Мальчишки прятались за братьев, прижавшись к Люде.

Последним подошел Николай. Ему показалось, что лежит отец.

Гроб в полной тишине аккуратно опустили на дно.

Песок был сухой и теплый. Николай долго держал его в руке, потом разжал ладонь, и он струйкой спустился в яму.

Он наклонился, взял еще и мысленно сказал: «Это от брата... папы».

Потом наклонился ещё раз. Потом ещё...

Он вспоминал всех, кого пришлось встретить в этой жизни...

– Пойдем! Пойдем... – маленький Пашка взял его за руку.

– Где дядьки-то? – он увидел его.

– Здесь мы все! – Пашка описал рукой круг.

Николай повернулся. За спиной стояли Надя с появившимся, видимо, только что братом, Сашка, Алешка, Люда, Пашка, ребятишки. Люда стояла, вжавшись в плечо Пашки, и смотрела на него.

– Пойдем! – ручонка у Пашки была маленькая, он старался обхватить ею ладонь Николая, помогал себе другой рукой. Глядя на Пашку, подошли и другие мальчишки и Николай оказался в центре стайки этих притихших «воробьев».

Люди все шли и шли. Проходили и бросали в яму песок.