Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)
Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая) читать книгу онлайн
Спустя почти тридцать лет после гибели деревянного корабля композитор Густав Аниас Хорн начинает вести дневник, пытаясь разобраться в причинах катастрофы и в обстоятельствах, навсегда связавших его судьбу с убийцей Эллены. Сновидческая Латинская Америка, сновидческая Африка — и рассмотренный во всех деталях, «под лупой времени», норвежский захолустный городок, который стал для Хорна (а прежде для самого Янна) второй родиной… Между воображением и реальностью нет четкой границы — по крайней мере, в этом романе, — поскольку ни память, ни музыка такого разграничения не знают.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
412
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 663.</b>…эмпора выдвигается вперед. Я узнаю телесного цвета ангелов, парящих среди листьев лавра, аканта, петрушки и букового дерева. Это маленький барочный орган, выступающий над ограждением эмпоры. Ср. описание барочного органа в статье М. Лиссека и Р. Нихофа (Fluß ohne Ufer: eine Dokumentation, S. 275):
Орган: ставший инструментом, звучащий образ бренного и расточающего себя, небесного и демонического космоса-автомата. Всё, начиная с роскошной барочной лепнины, подвижных ангелов и чертиков, и вплоть до фигурок соловьев и шмелей, до демонов, которые, подобно галионным фигурам, вырастают из корпуса инструмента, до рож, нарисованных на больших органных трубах (когда сами прорези труб напоминают страшные рты): всё это вместе взятое образует дуалистический космос, объединяющий в себе небо и преисподнюю; космос, из которого разум еще не изгнал демонический нижний мир. Подобно тому, как в романской архитектуре неприличные сценки, сказочные и гибридные существа когда-то — наряду с представителями неба — занимали свое законное место в фигуративном оформлении собора, так же потом оформлялся и барочный орган: он изображал космос, еще не подчиненный диктату монистического разума и не подпавший под власть человека.
413
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 664.</b>А потом я не отыскал обратной дороги в Ангулем… Очевидно, что Тутайн рассказывает притчу о своем божественном отце. Но о каком именно? И почему все это происходит в Ангулеме?
Янну близка не столько христианская, сколько языческая религия, что видно уже по упоминающимся в романе праздникам (Йоль и канун святого Ханса, то есть праздники зимнего и летнего солнцестояния). В романе присутствуют, как бы просвечивая друг сквозь друга, несколько мифологических пластов: первобытный, древневосточный, античный, германо-скандинавский, кельтский, католический (перемешанный с остатками языческих верований, см.: Свидетельство I, с. 280–281), алхимический. Вообще Янн считал, что «на Севере [в Северной Европе? — Т. А.] и в Африке сохранились последние обломки некогда мощной атлантической культуры», что существует «реальное и духовное сродство между Севером и доисторической Африкой» (статья «Германские округлые постройки в Дании», цит. по: Fluß ohne Ufer: eine Dokumentation, S. 89).
В «Заметках о поездке во Францию» (1951) Янн — в связи с посещением Пуатье — так выражает свое отношение к язычеству (Spate Prosa, S. 333–335; курсив мой. — Т. Б.):
Теперь о городе. Мы искали Нотр-Дам-ля-Гранд и внезапно наткнулись на башню Сен-Поршер. Таких башен у нас в Германии нет. Это другой мир. Мир тех девушек и молодых парней, которые, откормленные и хорошо одетые, ходят по улицам: кельты с примесью римской крови, чувственные, гомосексуальные и совершенно свободные. <…>
Уже в соборе Нотр-Дам в Париже был заметен политеизм французского католицизма. Здесь же, где всё словно кичится хорошим питанием, ранним созреванием и сексуальностью, жизнь, похоже, вообще невозможно удержать ни в каких рамках. <…>
Я вчера упомянул, что здешние жители кажутся откормленными и чувственными язычниками, но ведь следствие такого естественного бытия — перепроизводство фантазии, духовная деятельность. Здесь, в этом городе (это наша первая остановка), я все яснее осознаю, что дух представляет собой лишь приятный побочный продукт чувственности, даже исступления.
То есть язычество представляется Янну подспудно существующим и сейчас, а его естественной колыбелью, как думает Янн, по-прежнему остается Средиземноморье, в частности — не-столичная Франция, еще сохраняющая следы давней галло-римской культуры. Именно оттуда ведет свое происхождение Тутайн.
Город Ангулем расположен близко от Пуатье и выбран, может быть, потому, что он упомянут в пророчестве Нострадамуса (X, 72; см. Пензенский):
То есть, возможно, в романе содержится намек, что язычество когда-то должно возродиться и что произойдет это именно на территории кельтов, в Ангулеме.
О том же монархе в другом пророчестве Нострадамуса (V, 41) говорится:
Между прочим, Ангулем, принадлежавший в XIII — начале XIV века Лузиньянам, графам Ангулемским, был местом, где возникла легенда о полуженщине-полурыбе Мелюзине, супруге графа, которая даже изображена летающей над замком, в образе дракона, в «Великолепном часослове герцога Беррийского» братьев Лимбург (XV век), на иллюстрации к месяцу марту (в «Реке без берегов» именно в главе «Март» появляется Буяна, имеющая черты сходства с Мелюзиной, см. с. 829).
Сам Тутайн носит имя кельтского божества, отождествлявшегося с Меркурием, а его отца, возможно, уместно отождествить с Лугом, самым великим богом римской Галлии, который тоже ассоциировался с Меркурием, но считался изобретателем всех искусств, знатоком магии и покровителем мертвых; он также был богом-королем, то есть королем богов и покровителем королевской власти (Мифы кельтских народов).
414
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 669.</b>Он мог такое говорить, без иронии, и вместе с тем непрерывно думать о коричневых, как какашки, перчатках. <…> Если бы он надел желтый костюм — что, несомненно, выставило бы его мощный костяк в более привлекательном свете, — он мог бы повязать себе и зеленый галстук. Это символические для Янна цвета, намекающие на бренность человека и других тварных существ (см.: Деревянный корабль, с. 270, 305–306 и 380).
415
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 671.</b>Она, как и всякая любовь, связана со ртом и с пузом. Она тоже, подобно осенним деревьям, роняет листья. Она не остается зеленой. Она желтеет, потом становится коричневой, и потом вся листва опадает. Ср. реплику хора в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 270): «Всё мощно растущее / видит сны под зеленым небом, / предчувствуя свою желтую смерть».
416
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 671.</b>…лес Моесгор… Лес и усадьба под Орхусом (Дания), где сейчас находится музей викингов, включающий, среди прочего, коллекцию камней с руническими письменами.
417
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 674–675.</b>…для всего того, что настигло его позже (was ihn später ereilte). <…> Вскоре после быстрого иссыхания юношеской дружбы его тоже настигла обычная для человека судьба. Последний незавершенный роман Янна называется «Это настигнет каждого» (Jeden ereilt es). «Настигает» человека его смерть и/или судьба. В монологе Ионафана из пьесы «След темного ангела» об этом сказано так (Dramen II, S. 421):
