Иллюзия любви. Ледяное сердце

— Ну что ж, сынок… Тогда мне придётся обойтись без твоего согласия.

— Ты же будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь! — со злостью бросил Семён.

— Ты знаешь, я как-нибудь с этим справлюсь. — Надежда взяла нож, стерла с него горбушкой остатки масла и спокойно, словно между ними и не было никакого разговора, стала нарезать хлеб. — Тебе ещё бутерброд сделать?

— Какой, к чёрту, бутерброд?! — заорал Семён. — Тут жизнь рушится, а она — бутерброд!

— Значит, сделаешь сам. — Женщина сняла с плиты горячий чайник и налила себе в чашку кипяток.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь? — Дождавшись, пока мать сядет, Семён заглянул ей в лицо.

— Всё. Разговор окончен. — Она поднесла чай к губам и осторожно сделала маленький глоток. — Двадцатого августа мы с Русланом расписываемся. Хочешь — приходи, не хочешь — тебя никто на аркане не тянет.

— Моей ноги там не будет! — Семён сжал кулаки так, что его ногти впились глубоко в кожу. — Если ты выйдешь замуж за этого урода, считай, что сына у тебя больше нет, так и знай!

— Хорошо, я приму это к сведению, — спокойно сказала Надежда. — Но в таком случае ты тоже можешь считать себя сиротой.

— А вы не перепутали фамилию? Она точно Загорская? — Немолодая врач внимательно посмотрела на странного посетителя поверх очков и в который раз, ведя пальцем по странице сверху вниз, стала просматривать данные.

— Вы за кого меня принимаете, я что, фамилию собственной жены не знаю? — Стараясь открыто не демонстрировать своей неприязни, Тополь поджал губы.

Бог знает почему, но пожилая докторша сразу ему не понравилась. Вздорный пучок некрашеных волос, кое-как забранный несколькими грубыми шпильками, дурацкое жабо, уже вышедшее из моды лет двадцать назад, оторванный уголок нагрудного кармана халата и масса золотых безвкусных колец, нанизанных на пальцы в несколько этажей. Глядя на сморщенную кожу рук этой женщины, Тополь думал о неимущей прослойке населения, напрямую зависящей от государственного бюджета, считающей копейки и живущей буквально впроголодь.

— Вы знаете, что-то я никак не найду, — негромко проговорила Каретникова и, во избежание ошибки, снова начала перепроверять записи в своей тетради. — Заваляева, Завьялова, Запрудная, Занич, Игнатова, Исаева… Вы знаете, такой фамилии у меня нет.

— Ну как же нет?! — Леонид начал терять терпение. — Загорская, Лидия Витальевна, посмотрите получше ещё раз!

— Я вам говорю, такой пациентки у нас не числится. — Давая понять, что она больше ничем не может помочь посетителю, Наталья Игоревна закрыла тетрадь. — Поверьте, если бы женщина с фамилией Загорская состояла на учёте в нашем онкодиспансере, она бы числилась в списках.

— Почему вы не хотите мне помочь?! Это что, засекреченная информация государственной важности? Военный секрет страны? Или что?! — От переполнявшей его злости Леонид даже привстал на стуле. — Подумаешь, объект первостепенной важности, военная база нашлась — диспансер! Я что, чужой дядя? Я — муж, и имею право знать… — «когда помрёт моя жена», чуть не выпалил он, но вовремя прикусил язык. Конечно, врач и сама не святоша, но говорить вслух всё, что крутится на языке, тоже ни к чему.

— Я понимаю, что ваши действия продиктованы исключительно беспокойством за состояние здоровья вашей супруги, — интеллигентно, не повышая голоса, произнесла врач, — но, во-первых, онкодиспансер — не частная лавочка и врачи не имеют права разглашать диагнозы своих пациентов, а во-вторых…

— Я ещё раз вам повторяю, что я не посторонний, можете вы это понять или нет?! — Нервное напряжение Леонида достигло предела, и, уже не в силах сдерживать свои эмоции, он ударил кулаком по столу.

— Я попрошу вас покинуть мой кабинет, — холодно произнесла Наталья Игоревна, и её лицо стало похоже на застывшую маску. — Мало того что я пошла вам навстречу и нарушила инструкцию, вы, кроме всего прочего, позволяете себе повышать голос и стучать кулаками по столу.

— Доктор, не сердитесь. — Осознав, что махнул через край, Тополь мгновенно сбавил обороты и, просительно улыбаясь, заглянул неприятной женщине в лицо. — Вы должны меня понять: это всё от нервов. Лидочка очень больна, а я, — он трогательно моргнул, и на его лице появилось выражение детской беззащитности, — я её очень люблю. Если её не станет… — Он выразительно сглотнул и умолк, рассчитывая на то, что его несчастный вид пробудит в этой швабре с пучком элементарную женскую жалость. — Лидочка для меня — всё. — Губы его задрожали.

— Я вас понимаю, — Наталья Игоревна глубоко вздохнула, и в её взгляде действительно промелькнуло сочувствие, — но я в самом деле бессильна вам помочь. Пациентки с такой фамилией у нас не числится. И дело даже не в военной тайне. — Она слабо улыбнулась, давая понять, что не держит на Леонида зла.

— Но как же так? — удивился Тополь. — Если человек наблюдается у врача, то должна же быть медицинская карточка, талончик, ну, хоть какая-то элементарная запись. — Он растерянно пожал плечами, и вдруг его осенило. — А может такое быть, чтобы карточка находилась дома?

— Это исключено. Карты на руки пациентам не выдаются, их разносит по кабинетам специальный работник диспансера, так что дома они не могут оказаться никак. И потом, при чём здесь карта? — Наталья Игоревна поправила стопку каких-то бумаг. — Картами заведует регистратура, а у меня свои записи.

В Леониде опять поднялась глухая волна раздражения к докторице. Нет, определённо эта мымра врала ему самым наглым образом. Лидка таяла на глазах, день ото дня ей становилось всё хуже и хуже, и из-за этого им пришлось отказаться от официальной церемонии росписи в загсе, просто тиснув печати в паспорта. Может, оно и к лучшему, что так вышло, ведь, если бы Лидка была в состоянии, она бы не упустила случая покрасоваться в своих немыслимых шляпах.

Представив вышагивающую рядом с ним Загорскую, облачённую в огромную белоснежную шляпу с фатой, Леонид даже вздрогнул. Приземистая, с высокомерно вздёрнутым подбородком, надменным взглядом и в белых тряпках, Лидка смотрелась бы самым настоящим чучелом. Ему ещё повезло, что тушку Загорской не пришлось выносить из загса на руках, а не то пупочная грыжа ему была бы обеспечена: даже похудевшая женщина весила вдвое больше него.

Нет, конечно же, врачиха врёт. Если бы дело касалось выведения какого-нибудь пигментного пятна или бородавки, Лидка могла бы нырнуть в какой-нибудь медицинский кооператив, да и то вряд ли, учитывая, насколько она любит свою особу и боится всяческих осложнений. А в данном случае дело шло о жизни, ни больше ни меньше. Конечно, врачиха врёт, тут даже нечего сомневаться, причём врёт самым беззастенчивым образом. Понять её можно, должностная инструкция и всё такое. Но ему просто необходимо узнать, на что он может рассчитывать в смысле времени.

— Наталья Игоревна, миленькая, — достав из кармана деньги, Тополь положил их на стол и медленно, так, чтобы врач успела определить их номинал, подсунул купюры под бумаги, разложенные по центру стола, — я вас прошу, скажите мне правду.

— Да вы что, с ума сошли?! Заберите сейчас же обратно! — Не касаясь денег, будто боясь о них испачкаться, Каретникова приподняла стопку бумаг, лежащую сверху, и глаза её гневно засверкали.

По выражению лица докторицы и её по-лягушачьи выпученным глазам Тополь мгновенно догадался, что ошибся с суммой. Несомненно, эта матрёшка ждала большего, хотя, честно признаться, за такую пустяковую услугу и этих-то денег было за глаза. Но, видно, хороша ложка к обеду. Кроме как у этого местного светила медицинской науки надёжную информацию Леониду взять больше неоткуда, поэтому, обречённо вздохнув, он снова потянулся в карман.

— Сколько вы хотите? Двести? Триста? — Достав сложенную вдвое пачку денег, Тополь послюнявил палец и принялся, уже не таясь, отсчитывать купюры.

— Вы что, не поняли моих слов?! — побагровела Каретникова. — Как у вас хватает совести устраивать из государственного учреждения частную лавочку?!