Иллюзия любви. Ледяное сердце

— Что-о-о?! — От возмущения она даже задохнулась. — Да как ты!..

— Хотя с таким доходом, как у неё, на возраст можно закрыть глаза.

— Мерзавец, ты же старше меня на пять лет! Мне всего-то сорок два…

— Надо же, а на вид все пятьдесят, — серьёзно проговорил Руслан. — Кто бы мог подумать!

— И после этого ты ещё надеешься на мне жениться?! — с жаром выпалила она. — Да теперь тебе жизни не хватит, чтобы замолить все грехи!

— Если учесть, что замуж собралась ты… — Руслан усмехнулся в усы, и его светло-голубые, как речная вода, глаза чуть потемнели. — Если уж речь пошла о моей женитьбе, то я даром не дамся, так и знай.

— И во что же мне выльется это мероприятие? — Надежда скептически поджала губы.

— Ну, во-первых, на бракосочетании тебе придётся быть в фате и длинном белом платье.

— Как ты себе это представляешь? — От неожиданности Надежда даже отступила на шаг. — Ты хочешь выставить меня на посмешище? Там будут молодые и зелёные, а я…

— Так тебе же всего-то сорок два! — Чтобы не рассмеяться, Руслан прикусил губу.

— Маушев, это запрещённый приём!

Глядя на ухмыляющегося Руслана, Надежда невольно улыбнулась: десять метров белого тюля — не цена хрупкому счастью, которого они оба ждали полтора десятилетия.

— Вторым непременным условием потери моей свободы будут твои фирменные блинчики. — Руслан облизнулся. — Если ты не готова их печь достаточно часто — можешь забыть о своей идее скорого замужества напрочь.

— Что ты подразумеваешь под фразой «достаточно часто»? — Открыв пакет, Надежда отломила от батона приличный кусок, и тут же к их лавочке слетелось огромное количество голубей, желающих полакомиться свежими крошками. — Между прочим, от мучного портится фигура.

— Мало того что ты жадная, ты ещё и ленивая?! — Руслан состроил недовольную гримасу, но в его глазах плясали весёлые чёртики. — Даже не знаю, стоит ли на тебе жениться после всего, что я о тебе узнал.

— Может, теперь твоя очередь думать? — Надежда бросила раскрошенный хлеб на асфальт, и тут же, отталкивая друг друга и перебираясь по чужим головам, голуби ринулись к еде.

— Очень свежая мысль, — кивнул он. — Ещё пятнадцать лет раздумий, и у меня появится дилемма, куда лучше отправиться: в загс или сразу на погост.

— Значит, от раздумий ты отказываешься?

— Отказываюсь.

— И что это значит?

— Это значит, что, если ты не пожадничаешь и отдашь в моё личное пользование мягкие тапочки с корабликом, которые у тебя спрятаны в тумбочке в прихожей, я, пожалуй, соглашусь, — торжественно подвёл итог Руслан.

— Тапочки?

Словно размышляя, стоит ли какое-то несчастное замужество таких огромных жертв, как чудесные новенькие тапочки, Надежда задумчиво замолчала. Между тем голуби подобрались совсем близко к её ногам, и один из них, самый настырный, будто напоминая, что уже пора бы вспомнить и о братьях меньших, клюнул Надежду в туфлю.

— Ладно, чёрт с тобой, Маушев, забирай! — Она шевельнула ногой, и голуби, часто хлопая крыльями, тут же разлетелись в разные стороны. — Это всё?

— Всё.

— Тогда можешь считать, что ты уже женат, причём пожизненно и без права развода.

— По сравнению с фатой, блинчиками и тапками — это сущие пустяки, — заметил Руслан и, скрывая улыбку, галантно приложился к ручке той, которой потребовалось всего-навсего пятнадцать лет, чтобы произнести сакраментальное «да».

— Это что же за страна у нас такая, чтоб закон обратную силу имел? — Тополь поднёс бухгалтерскую распечатку к самым глазам, и его лицо вытянулось. — Где же это видано, спрашивается, чтобы от алиментов сначала отказывались, а потом подавали на них задним числом? Мало мне головной боли! Только-только расплевался с предыдущими — на тебе, — он с досадой хлопнул себя по коленке, — получите, распишитесь! Миленькое дело, накинуть мне хомут на шею аж на целых шестнадцать лет!

— Честно говоря, ты его сам себе накинул. — Черемисин сдул с пива пенную шапку и сделал огромный глоток. — Говорил же я тебе — не женись ты на этой Насте, ничего хорошего из этого не получится, нет, тебя понесло: чистый ли-ист, новая страни-ица, начну с нуля… Тебе не надоело петь одну и ту же песню?

— Два года назад эта соплюшка захлопнула перед моим носом дверь, заявив, что ей ничего от меня не нужно, а теперь что?! — будто не слыша слов друга, возмущённо проговорил Тополь. — Надо же, одним махом двадцать пять процентов от зарплаты оттяпать! Это что, шутки? У меня свадьба на носу, Лидка на честном слове держится, того и гляди опоздаешь, копыта отбросит, а эта прохиндейка вон что удумала! Нет, ты сам посуди, — Леонид запустил пальцы в седые спиральки своих волос, — я и так с приватизацией влетел в копеечку, так теперь ещё и это! — Он со злостью скомкал листочек.

— Не нравится мне это всё, Лёнь. С чего это твоя Лидия вдруг решилась тебя облагодетельствовать? То гнала в три шеи, готова была горло перегрызть, то вдруг решается последнее отдать. Странно как-то, не находишь?

— А что она эту двушку, с собой в могилу заберёт? — Тополь взял воблу и разломил её пополам. — Пока Лидка здорова была, ей такие мысли и в голову не приходили, а теперь, когда прижало, куда ей деться, не государству же всё оставлять?

— Да лучше уж государству, — пожал плечами Черемисин. — Не знаю, как тебе объяснить, но во всём этом что-то кроется… Как бы чего не вышло. Подумай сам: человек стоит одной ногой в могиле и собирается замуж — дикость какая-то.

— А как ты ещё меня в квартире пропишешь? — Тополь надул щёки и тяжело выдохнул. — И чего тебе везде страсти чудятся? Ну, даже если предположить, что Лидка темнит, хотя я могу дать голову на отсечение, что это не так, то что я теряю, объясни мне на милость?

— Лёнь, не знаю, я не разбираюсь во всех этих тонкостях, но у меня на душе неспокойно. Твоя Лидия не из тех, кто занимается альтруизмом. И потом, жениться в пятый раз… в моей голове это не укладывается. Ты ещё кого-нибудь знаешь, кто бы женился в пятый раз? Ты меня прости, но это какое-то отклонение. — Александр отделил от рыбины огромный матовый пузырь, чиркнул спичкой и начал коптить его над язычком пламени.

— Отклонение — это не взять того, что само плывёт тебе в руки! — Тополь с жалостью посмотрел на друга. — Как ты не можешь понять, человеку раз в жизни по-настоящему повезло, а ты разводишь не пойми что: душа, предчувствие у него. Больше у тебя ничего нет?

— Нет, — мотнул головой Черемисин.

— Ну и ладно! — Тополь бросил смятую бухгалтерскую распечатку на стол. — Вот это, — он ткнул пальцем в бумажный шарик, — по-настоящему неприятность, а с Лидкой — всё в порядке, главное — подсуетиться, чтобы не опоздать, а то поминки придётся раньше свадьбы справлять, — цинично усмехнулся он. — А вот с Настькой гадость вышла. Сама бы она ни в жизнь не догадалась мне такую свинью подложить! Это всё её мамаша, будь она трижды неладна! Как представлю, как она стоит. — Оттопырив нижнюю губу, Тополь скрестил на груди руки и, изображая бывшую тёщу, надменно вскинув подбородок, загнусавил: — Он будет как сыр в масле кататься, а ты из сил выбиваться и ребёночка в одиночестве растить? Нечего, пусть платит, а то жизнь слишком сладкой покажется!.. Тьфу! — смачно выдал он. — Зараза, а не баба! Если бы не она, у Настьки мозгов бы на такую подлость не хватило!

— Разве Катюшка — не твоя дочь? — удивился Черемисин.

— Моя, и что с того? — Густо-синие глаза Тополя ярко сверкнули. — У меня таких, как она, по большому счёту, четверо, по штуке от каждого брака. Что же мне теперь, разорваться, что ли? Между прочим, Настька сама на развод подала. Каким местом она думала, когда заявление в суд относила, не подскажешь?

— Ты знаешь, Лёнь, может, я не от мира сего, но я бы никогда своих детей не бросил. Это же часть меня самого, моё продолжение, как же я их без куска хлеба оставлю?

— От этой четвёртой серии я никогда ничего, кроме рёва и мокрых пелёнок, не видел. И вообще, не люблю сериалов. — Сочтя свою шутку удачной, Тополь широко растянул губы, и они превратились в светло-розовую сечёную резиночку.