Иллюзия любви. Ледяное сердце

— Куда тебя чёрт несёт?! Ты что, не видишь, красный?!

Громкий визг тормозов и возмущённый окрик водителя привели Семёна в чувство. Обернувшись по сторонам, он увидел, что действительно стоит напротив светофора, но не на тротуаре, как все нормальные люди, а прямо посередине дороги, между двумя полосами движения.

— Ты чего, на кладбище торопишься, опоздать боишься?!

Не дожидаясь ответа Семёна, водитель виртуозно выругался, нажал на газ и уехал, а Тополь остался стоять посреди проезжей части, ожидая, когда переключится светофор и можно будет перейти на другую сторону.

Дожил! Не хватало ещё оказаться под колёсами! На мгновение представив себя, всего в крови, лежащего на асфальте посреди дороги, Семён содрогнулся, и по его спине побежали противные мурашки самого настоящего страха.

Да что же это такое? Всё на него, бедного, валится, всё кругом не ладится! Полоса, что ли, такая? С прошлой сессии опять хвост повис, а уже ведь начало августа, значит, через пару недель и с этим разбираться как-то придётся, опять же деньги нужны. А где их взять? В учебной части такие аппетиты — мало не покажется. Третий год жилы тянут, паразиты! Сидят на копеечной зарплате, а у каждого перед входом по иномарке. Спрашивается, откуда? Да на студенческие денежки, вот откуда. Взять бы их всех за жабры да отвести на часок-другой в прокуратурку, чтобы малость попотели!

Засопев ещё сильнее, Тополь сжал губы и от одной только мысли о том, как, покрываясь холодным липким потом, вся учебная часть будет ёрзать на стульях в прокуратуре, довольно растянул губы в злорадной улыбке. Но тут же, едва успев появиться, улыбка растворилась, исчезнув с его лица. Нет, пожалуй, никакой прокуратурки не нужно. Если всех этих кровопийц посадить за решётку и кормить за государственный счёт макаронами, а в учебную часть прислать кого-нибудь кристально честного, то лично ему, Тополю Семёну Леонидовичу, институт окончить не светит…

— Сёмка, ты?

Ощутив лёгкий удар по плечу, Семён удивлённо поднял глаза, но тут же улыбнулся:

— Борис? Какими судьбами?

— Да вот, зашёл часок-другой подёргать за ручку. — Борис кивнул на дверь, и, окончательно очнувшись от своих мыслей, Тополь понял, что стоит перед входом в «Фортуну». — А ты сегодня как, надолго?

— Вообще-то я не рассчитывал… — Он растерянно моргнул. — Ну, если уж ноги сами занесли, надо сыграть, как ты считаешь? Может, это судьба и мне сегодня повезёт?

— Да кто его знает, фортуна — девка продажная, — хрюкнул Борис и, подмигнув, затянулся сигаретным дымом.

Смеялся Борька и впрямь словно хрюкал. Издав горлом низкий хлюпающий звук, он замолкал, и только его плечи, подёргиваясь, ходили ходуном, да подпрыгивали мохнатые, не по возрасту густые и широкие щётки тёмных бровей. Фамилию Грушин унаследовал от матери, но больше от светловолосой и круглолицей матушки он не взял ничего. Такой же тёмный и кучерявый, как отец, он был очень маленького роста, чуть больше метра шестидесяти, и, стоя рядом с высоченным Семёном, казался почти карманным.

Все черты лица Бориса — и подбородок, и длинная, узкая переносица, и скулы, и уголки близко посаженных глаз — были острыми, резкими, хорошо прорисованными, и только нос, округлявшийся книзу блестящей ровной виноградиной, «не лез ни в какие ворота». Поблёскивая и плавно переходя в верхнюю губу, дрянной мякиш носа, так бесцеремонно пристроившийся к изящным чертам неотразимой внешности Бориса, портил не только изысканный профиль своего хозяина, но и его личную жизнь. Круглый и мясистый, по твёрдому убеждению Грушина, именно он являлся единственной причиной всех его неудач в амурных делах. Ни малый рост, ни густые, похожие на зубную щетку, брови не вызывали у Борьки столь сильного негодования, как этот кончик мясистого носа, который, если бы было возможно, он оторвал бы собственными руками.

Понятное дело, что природа не могла отдать всех своих богатств в одни руки, и при таком светлом уме, который был подарен Борису с самого детства, что-то обязательно должно было оказаться «с брачком». Отыграйся природа на чём-нибудь ещё, дай, например, короткие пальцы рук или родимое пятно под мышкой, он бы не обиделся, изъян не так бросался бы сразу в глаза, как этот несчастный мякиш, висящий над губой зрелой тёмной виноградиной и раздражающий его дальше некуда.

— Значит, ты сегодня ненадолго? — Глубоко затянувшись дымом, Борис вопросительно скосил на Семёна глаза и, будто убеждаясь, что ненавистный мякиш всё ещё сидит на своём законном месте, провёл по нему тыльной стороной ладони.

— Не знаю, как получится. — Тополь бросил взгляд на знакомую вывеску, по ночам сверкающую яркими огнями, и почувствовал, что на душе становится легче. — А может, и правда зависнуть на вечерок на автомате, отвлечься от всех проблем, отдохнуть?

— Почему бы и нет? — расплывчато произнёс Боря и выпустил изо рта серию мелких кругленьких колечек. — Я вчера пришёл сюда с фигой в кармане, думал, так, для очистки совести жетон-другой брошу и пойду домой, а мне так попёрло, что думал, и к утру не свернусь.

— Правда, что ли? — Глаза Семёна округлились.

— Я тебе когда врал? — Несмотря на то что у входа стояла урна, Борька кинул окурок на тротуар и демонстративно раздавил его ботинком. — Нет, правда, я вообще не знаю, чего я сюда вчера зарулил. В кармане — шиш, пустое место, едва на три жетона наскрёб. Смех, да и только, с такими копейками не то что играть, в булочную стыдно пойти.

— И много ты выиграл? — как бы между делом поинтересовался Семён, но за внешним равнодушием приятеля чуткое ухо Бориса тут же уловило зависть.

— Да не так чтобы очень…

— А всё-таки?

— Ну, скажем так, то, что я вложил в автоматы за последний год, окупилось… — он сделал паузу, — в несколько раз.

— Ого! — воскликнул Тополь, уже не стараясь скрыть зависти. — Везёт же тебе на деньги!

— Мне — на деньги, тебе — на любовь. — Чёрные угольки глаз Бориса едко сверкнули. — Каждому своё.

— Да провались она, эта любовь! — Неожиданно перед мысленным взором Семёна возникла стриженая голова Сашки, и он зло сказал: — Любовь… Слово-то какое дурацкое! Мне б твоё везение, так и никакой любви не нужно! Все они одним миром мазаны, только и способны, что деньги тянуть!

— Э-э-э, я смотрю, ты совсем с катушек съехал! — ухмыльнулся Борис.

— Достало меня всё! — Тополь уже хотел рассказать Борьке о несчастьях, резко свалившихся на его бедную голову, но в последний момент передумал. — Мне бы денежкой разжиться… Может, поделишься? А я бы потом отдал.

— Я тебе чего, касса взаимопомощи? — напрягся Борис. — Ты же знаешь, я в долг не даю.

— А под проценты?

— Под проценты? — задумчиво протянул Грушин и снова провёл рукой по своему мясистому носу. — Даже не знаю… А тебе много надо?

— Мне бы с институтом расплеваться, а то уже август.

— Расплеваться — это сколько? — осторожно уточнил Борис.

— Ну, скажем, долларов девятьсот, остальное я наскрёб бы сам.

— Так много? — Густые щётки бровей тут же сошлись на переносице. — У меня столько нет.

— Ты же сам сказал, что вчера обул «Фортуну»? — Семён кивнул на знакомую вывеску.

— Так это было вчера. — Борис правдиво посмотрел Тополю в глаза.

— Они чего, за ночь ноги сделали? — Красивые губы Семёна растянулись светло-розовой резинкой. — Или тебя жаба душит?

— Ты считаешь, деньги нужны только тебе? У меня тоже на них виды есть. Если хочешь, я дам тебе под расписку долларов двести.

— И что я с ними буду делать, — криво усмехнулся Тополь, — на лоб приклею? Ты даже не представляешь, какая в институте такса!

— Это не мои проблемы. Хочешь — бери, не хочешь — уходи, мне-то что. — Борис пожал плечами. — Двести у меня свободны, остальные нужны самому. В конце концов, ты что, убогий, чтобы милостыню просить и в долги влезать?

— А что ты мне предлагаешь, воровать? — вспыхнул Семён.

— Приехали… — Грушин громко выдохнул и закатил глаза. — Да что ж вы все дальше своего носа видеть-то не хотите? Встанут, как на паперти, руку вытянут: Боря — дай, Боря — выручи… А Боря не Сбербанк, Боря такой же, как и вы все.