Приключения Шоубиза (СИ)

Мне слегка надоело торчать у приютившей меня колонны. Захотелось движения и приключений. И где, наконец, мой замечательный гигант?

Наевшись до отвала, я решил, что можно теперь и прогуляться по залу.

Я оставил грязную посуду на гостеприимном столике, тепло попрощался с соседями и стал потихоньку перемещаться вдоль толпы, надеясь увидеть Шрекера, чтобы определить мою дальнейшую судьбу на этот вечер. Его телефон я почему-то у него не спросил, о чем сейчас сильно сожалел.

Так я шел и шел по кругу, вдоль стеночки, а она все не кончалась. Грандиозность этого помещения вполне соперничала с его убранством. Я наконец вышел на более-менее свободное пространство и смог увидеть, что творится в центре зала. Там была маленькая круглая сцена с роялем и аккомпаниатором. Пожилой дородный Мэтр задумчиво облокотился всеми своими подбородками на микрофон. Он стоял около рояля и непонятно было, то ли он обдумывает, что сейчас спеть, то ли вообще думает, а нужно ли это кому-нибудь? Видимо, придя все же к какому-то решению, он переместил микрофон вверх и теперь держал его перед собой как стаканчик пломбира. Издали казалось, что он его обнюхивает.

Оркестр внезапно затих, словно получил команду от невидимого мне режиссера, и я услышал звуки рояля. Арпеджио катились легкими струйками, омывая уставшие от громкой музыки уши и благотворно влияя на душу и сердце. Мэтр запел без предупреждения и, как всегда, превосходно. Он пел о чьей-то далекой родине, о матери, которая ждет, еще о чем-то очень близком и прекрасном. Он пел долго и хорошо. Музыка была очень душевной и лирической. Но через сорок минут уже захотелось чего-то другого, более праздничного и быстрого. Еще через полчаса народ откровенно заскучал. Но Мэтр вошел в раж, и одна задумчивая мелодия сменяла другую. Когда стало казаться, что он не замолкнет никогда, он вдруг закончил, и зал разразился бурными аплодисментами. Все так радовались и кричали «бис», что я даже заподозрил, что публика страшно обрадовалась окончанию этого выступления. Мэтр раскланялся и ушел со сцены, провожаемый почтительными взглядами и всеобщей любовью. А я двинулся дальше.

Экскурсия по залу оказалась очень плодотворной. Мне встретились одновременно сразу несколько составов одной и той же вокальной группы с удивительно полезным для мужчин медицинским названием. Девушки были одновременно и одинаковыми, и непохожими. Я остановился и задумался над этим фактом, пытаясь понять, почему так происходит. И действительно понял. Во-первых, все, как одна, были одинакового роста, с пышными формами, бесконечными ногами и жеманными лицами. Я не знаю, все ли из них умели петь, но смотрелись они на сцене просто потрясающе! Только разный цвет волос отличал их друг от друга. Все верно! Кому-то нравятся блондинки, а кто-то западает на шатенок и рыженьких. Они были представлены здесь в ассортименте. Их продюсер был гением мужских потребностей. Такая трактовка женского ансамбля была беспроигрышной. Да и песни их мне тоже нравились. И не важно было, кто именно из этих красавиц эти песни спел. Все составы этого ансамбля были чрезвычайно удачными.

Мне на глаза попалась скандально известная балерина. Интересно, кто ее надоумил баллотироваться в мэры? Хотя, я думаю, мэр бы из нее получился не хуже других. В шоубизнесе народ крепкий. Тем более, что ее последние сольные концерты доказали, что ей надо срочно баллотироваться еще в кого-нибудь.

Мимо меня проплыла стайка бывших «фабрикантов» с не помню какой по счету «Фабрики звезд» — еще одна надежда нашей эстрады. Они так и держатся вместе. Наверное, боятся, что по одному их перестанут узнавать. Интересно, кто их сюда пустил? Господи, я ведь совсем забыл, что у половины бывших «фабрикантов» папы — олигархи и этих «золотых детишек» и безо всяких пиаров пустят куда угодно, если их папы профинансируют хоть что-нибудь в этой стране. Вообще непонятно тогда, нафига им было заморачиваться с этой фабричной суетой. Теперь на всю жизнь клеймо! Бедные дети.

Так я и бродил по залу, раскланиваясь со знакомыми, полузнакомыми и совершенно незнакомыми людьми. Когда мне это окончательно надоело, меня нашел Шрекер и прокричал прямо в ухо, перекрывая шум праздника:

— Все, можно уходить. Я уже отметился, все в порядке.

— Слушай, а что это было? — спросил я.

— День рождения одного известного политика. А разве ты его не видел? Вон он, на троне сидит.

— Где? — переспросил я, не поверив своим ушам.

— Да на троне. А где же ему еще сидеть, — ответил мне Шрекер, удивляясь моей неосведомленности. И мы ушли.

Выйдя на улицу, я с удовольствием вдохнул свежий, хорошо пропитанный автомобильными выхлопами воздух, и понял, что чувствую себя намного лучше, чем сегодня днем. Мысль о неприятном дневном происшествии шевелилась где-то в глубинах подсознания, но я прикрикнул на нее, и она затихла. Все неприятности я перенес на завтра. А сегодня я наслаждаюсь жизнью, и точка!

Шрекер шагал в сторону ближайшей станции метро. У меня сразу испортилось настроение, и я грустно семенил за ним.

— Послушай, а куда мы идем? — осторожно поинтересовался я.

— А здесь недалеко. Машину брать смысла нет. Пусть здесь постоит, а то в другом месте припарковаться сейчас сложно. Ничего, пешочком дойдем, здесь метров двести.

Ура! Оказывается, мы шли не в метро, а мимо. Слава богу, а то я было решил, что на сегодня культурная программа для меня закончилась, и Шрекер хочет вежливо проводить меня до метро. Но сюрпризы не кончились, и я теперь с энтузиазмом бежал почти вприпрыжку за гигантом, не поспевая за его широким размеренным шагом молодого великана.

Завернув за угол и пройдя мимо известного на всю страну театра, мы погрузились в подворотню и вынырнули в конце ее недлинного тоннеля. Ржавая, заляпанная грязью дверь вела куда-то в темную неосвещенную прихожую. Поднявшись по устланной таким же несвежим, как и прихожая, ковром лестнице на второй этаж, мы оказались внутри высокого, словно вытянутого вверх, круглого помещения. Оно было похоже на стеклянную химическую колбу, только размером с планетарий. Здесь было необыкновенно тихо, и царил пропитанный едким запахом несвежего пива, слабо освещенный полумрак.

— А это что такое? — спросил я.

— Сейчас узнаешь, — и Шрекер снова похлопал меня по плечу. На плече мгновенно образовался синяк, но я даже не поморщился, чтобы не расстраивать друга. — Я сейчас приду, — сказал он свою коронную фразу и исчез.

Я присел на краешек кожаного дивана и огляделся. Я не люблю ночную жизнь. Исключение составляют только сугубо рабочие моменты, которых не избежать в моей работе. А добровольные ночные бдения в барах и клубах меня не привлекают. Я предпочитаю хорошо поспать.

Но сегодня был особый случай. Я огляделся по сторонам и мой профессиональный нюх подсказал мне, что мы забрели в классический ночной клуб. Эта, предваряющая веселье, тишина была очень обманчива. Просто клуб пока еще только готовился к очередному сумасшедшему вечеру, вернее, сумасшедшей ночи, которые здесь — обычное явление.

Кроме запаха несвежего алкоголя я разнюхал здесь целый букет ароматов, свойственных только заведениям такого толка. Запах застарелого прокисшего табака въелся в самую суть кожаных диванов, окружавших это заведение по периметру. Недалеко от меня стоял столик, на котором официанты обычно держат своё барахло. Я наклонился поближе к столику и втянул носом воздух. Тяжелый дух исходил, казалось, от всех окружающих предметов, даже от металла вилок и стекла бокалов.

Продолжая разглядывать помещение, я заинтересовался потолком. Пока заведение не начало работу в полную силу, блеклый свет засиженных мухами люстр освещал слегка закопченный потолок. Далеко вверху, под потолком, на обклеенном кусочками битого зеркальца шарике болталась не ободранная вовремя новогодняя мишура. Еще бы! Здесь до потолка было метров восемь и ободрать ее до конца не представлялось возможным.

Помещение действительно было абсолютно круглым и вытянутым кверху и напоминало дыню-торпеду. Недалеко от входной двери располагалась импровизированная сцена. На ней кучей валялись музыкальные инструменты. Помимо стоявших по кругу диванов здесь имелись низкие раздолбанные столики и ковры. Ковры были потертые, грязноватые, но общее впечатление от этого заведения, как ни странно, было у меня теплым.