а, так вот и текём тут себе, да (СИ)

– А ну, сядь как положено! Не понял куда пришёл?– вызверился белобрысый.

– Если вы покажите как сидеть в постойке «смирно», я с удовольствием повторю вашу позу, товарищ ефрейто…

– Хорошо-хорошо!– вмешался судья. – Пусть сидит, как хочет.

Потом он зачитал иск гражданки Иры про отсутствие семьи, и про психушки, и про диагноз. Закончив, он вопросил меня:

– Что вы про всё это скажете?

– Моя жена всегда и во всём права. Каждое слово её – святая, чистая правда.

Девушка-писарь запротоколировала, чтоб понимали – не только у Цезаря жена вне подозрений.

Судья пустил в ход домашнюю заготовку, которой, по-видимому, раскочегаривал разводящихся:

– Но неужели в вашем браке не было чего-нибудь хорошего?

– Как не быть? Мы были лучшими любовниками института.

Покосившись на невинный румянец девушки-писаря, судья объявил, что этого достаточно и суду всё ясно.

Так были расторгнуты мои с Ирой брачные узы.

~ ~ ~

_~~~бурлак-одиночка

Хлёсткие отповеди народному судье расправили мою грудь, но не надолго.

Всё снова вернулось к страдальческому «за что?!» – ведь я так любил, ведь я так старался…

Вместо ответа оставалось лишь неизбывно томящее мечтание, что в один прекрасный день появится Ира и всё опять станет хорошо…

Тот факт, что Ира этим разводом с логической неизбежностью расчищала себе путь для дальнейшей жизни без меня, ничуть не уменьшал томление по несбыточному и надежду, что всё всё равно будет хорошо…

Однако, страдать бесперестанку занятие довольно утомительное и у меня постепенно сложилось мнение, что развод надо как-то отметить.

Но как?

Обрядов на эту тему я не знал, оставалось лишь импровизировать.

Несомненно одно – мне нужен день не такой, как другие.

Именно за таким днём я и поехал в Киев.

Бабье лето в тот год настолько распоясалось, что, несмотря на первую неделю ноября, я поехал туда в пиджаке.

С оглядкой на глубину осеннего сезона, под пиджак был пододет жилет тёмного сукна.

Он не принадлежал ни к какому костюму «тройке», а был пошит ещё в школе, всё той же остроносой портнихой из ателье рядом с автовокзалом.

Таким вот фраером я вышел из метро на Хрещатике и не спеша двинулся вдоль его привольных тротуаров с мощными каштанами.

Я спустился до мощёной гладкой брусчаткой улицы Красноармейской и двигался дальше под уклон до магазина «Зарубежная книга», чтобы сделать себе подарок присмотренный ещё во время командировок.

Немного тревожило: дождался ли он? Но я был почти уверен и не слишком удивился, когда ярко-красная суперобложка англо-английского словаря «Chambers» замаячила всё с той же полки.

Продавец, оглядев мой праздничный наряд – под жилетом виднелся ворот светло-красной рубахи – вежливо переспросил: точно ли я хочу именно эту книгу?

( … меня не удивили его сомнения – в ту эпоху не каждый мог позволить себе книгу за 31 руб. 60 коп.

Если не считать, конечно, каменщиков празднующих свой развод …)

Я вышел из магазина с толстым томом туго обтянутым нежно-лавандовой бумагой упаковки. Его нужно оставить в ячейке камеры хранения на вокзале.

Но как туда? Опять на метро?

Нет, это не такой день, и я подошёл к бордюру мостовой, мимо которого носились, пришепётывая шинами, стайки такси по брусчатке.

С вокзала я ещё съездил в магазин «Охотник», по адресу данному мне Гриней, для покупки ему какой-то складной удочки.

После шоппинга началась культурная программа.

В Доме Органной музыки в тот вечер звучала музыка Дебюсси.

Рябь морских волн искрилась солнцем.

В детстве мой отец говорил мне, что под музыку надо представлять какие-нибудь картины.

У меня никогда так не получалось. Звуки слишком подчиняют себе, не оставляя места ничему другому.

В послеконцертных сумерках на тротуаре оказалось слишком прохладно и хотелось есть. Таксист повёз меня в ресторан гостиницы «Золотой колос».

Сперва я попытался снять номер на ночь, но регистратура, взглянув на мой наряд не по сезону и отсутствие багажа, отделалась от меня обычным вопросом ниже пояса: у вас есть бронь?

А у меня, как всегда, ни брони, ни лат.

В ресторане, чтоб сориентироваться, я взял для начала бутылку вина и ко мне присоседился мужик в берете.

( … если есть берет, но нет портфеля – значит имеешь дело с электриком …)

Мы не успели распить и по бокалу, когда за столом возник молодой светловолосый парень. Он зачем-то начал складывать пальцы в позу «моргала выколю!».

Электрик притих под беретом.

В программе праздника у меня не было гладиаторских увеселений. Я встал:

– Ладно, юноша, оставляю это застолье вам. Наслаждайтесь.

Отойдя к официантам, я заплатил за вино и покинул ресторан.

Парень рванулся следом в вестибюль, но запутался в стеклянных тамбурах входа, из которых не все открывались.

Ночевать на вокзале не празднично. Очередной таксист отвёз меня в гостиницу «Старая Прага».

Молодая регистраторша и там начала с брони, но вдруг сменила гнев на милость и уделила номер, только подороже, из двух комнат, где в прихожей стоит сервант с посудой.

Поднявшись туда, я решил не испытывать судьбу своим нарядом и заказал ужин в номер – рыбу с картошкой и вино, непременно белое, пожалуйста.

Проснувшись поздно утром, я вышел прогуляться по городу.

Возле Золотых Ворот по тротуару запыхавшись пробежал светловолосый юноша, явно из монады того, что накануне застрял в стеклянной коробке лабиринтных входов-выходов вестибюля «Золотого колоса».

Да, похоже всей монаде придётся попыхтеть, чтоб выпутаться из подаренного застолья, но он сам нарвался.

На спуске к Бессарабскому рынку я решил, что пора пообедать и свернул в ресторан «Ленинград». Передо мною туда же свернула группа негров, но я не расист, хотя мне не понравился чересчур упитанный загривок замыкающего.

Зажравшаяся Африка.

В дневном полусумраке ресторана я их не увидел – успели куда-то рассосаться, и целый зал достался мне одному.

Я заказал какое-то блюдо в горшочке – так было написано в меню.

И действительно, принесли керамический горшочек, а в нём картошку с мясом.

Есть из горшочка оказалось очень неудобно и слишком горячо. Пришлось догадаться пересыпать часть порции в тарелку на столе и потом постепенно добавлять из него в неё же.

Расплатившись, я зашёл в тихий пустой туалет и вышел оттуда совсем другим человеком.

Не таким, как входил в ресторан.

В голове повторялись строки Ивана Франко:

Обриваються звiльна всi пута,

Що в’язали нас з давним життєм…

Основная разница между мною выходящим из ресторана и мною заходившим туда же заключалась в отсутствии пиджака, который я намеренно оставил висеть в туалете.

Тот самый свадебный пиджак, в котором нежинский ЗАГС регистрировал мой брак с Ирой.

Стоял ли этот пункт в программе праздника?

Нет, скорее всего случился экспромт, но он мне понравился.