Пятый дневник Тайлера Блэйка

Немой застыл, увидев огромного мохнатого пса, который лежал у входа в гостиную и мирно спал. Ну, по крайней мере до того момента пока не учуял постороннего человека в доме. Нос мохнатого чуть дернулся, улавливая новый запах. Но, увы, барбос не успел и проснуться толком, как ему уже прострелили голову. Послышался негромкий хлопок от выстрела, но не более. Глушитель был отличным изобретением, как казалось Немому, а потому он часто пользовался им на заданиях, когда действовать нужно было особенно тихо.

Со второй псиной пришлось чуть тяжелее. Маленький шпиц почти успел поднять тревогу и даже тихо тявкнуть, но его постигла та же участь, что и большого пса.

Без своей маски Немой всегда боялся собак. Он боялся их ужасных клыков, укусов этих тварей, но сейчас его страшило нечто посерьезнее – услышали ли спящие на втором этаже хозяева то, что их маленький питомец успел гавкнуть перед тем, как попрощаться с жизнью? Или что если они услышали выстрелы? При выполнении такой работы, когда клиентов было несколько и все они находились в разных помещениях, всегда было трудно знать наверняка, кто мог заметить убийцу, а кто не придал шуму никакого значения. Немой хоть и был призраком для жителей города G, но ходить или видеть сквозь стены он не умел.

Немой на пару секунд остановился рядом с трупом маленькой собачки и прислушался. В доме было тихо. При том до такой степени, что Немому показалось, будто он слышит помимо тиканья часов еще и дыхание спящих людей сверху. Это значило, что никто не проснулся и Немой мог спокойно продолжить играть свою роль, сценарий к которой писала сама Смерть. Но смерть всегда граничила с жизнью и, даже совершая контрольный выстрел, Немой не смел забывать об этом. Кто мог знать, вдруг он действительно убивал того, кто, оставшись в живых, мог бы стать еще более страшным и опасным преступником и головорезом, чем он сам?

Немой осторожно перешагнул трупик собачки и пошел к лестнице. На втором этаже его ждала картина, которая мало чем отличалась от того, что он видел на первой: красные ковровые дорожки, белоснежные обои и двери. Подобный интерьер был модным у людей среднего звена, но бедняк мог бы только мечтать о чем-то подобном.

Мистер и миссис Паркс спали в первой же от лестницы комнате. Немой бесшумно открыл дверь и после этого притворил ее. Супруги спали в кровати, обняв друг друга и мирно дышали в такт друг другу. По всей видимости начало ночи у них было довольно-таки бурное. Как жаль, что они больше никогда не смогут вот так прижаться друг к другу и почувствовать тепло собственных тел. Но раз уж они дали клятву, что разлучит их только смерть, то смерть пришла за ними именно в ту ночь. Именно тогда, когда они мирно спали. Немой приставил дуло револьвера первым же делом к виску мужа и без лишних колебаний нажал на спусковой крючок. Все-таки женщинам нужно было уступать, а миссис Паркс, вполне возможно, была бы не против пожить на пару секунд дольше своего возлюбленного. Она, как ни странно, тут же проснулась, но не успела она ничего толком понять – сон это был или реальность, как тоже получила свою порцию свинца в голову.

Немой смотрел на то, как белые подушки быстро пропитываются кровью, с холодным, подобным лезвию ножа равнодушием. Еще теплые трупы лежали все так же не, отпуская друг друга и Немому показалось вполне уместным пошутить мысленно о том, что, наверное, они до сих пор наслаждаются тем теплом, что испытывали, прижавшись друг к другу, когда всего пару секунд назад были живы.

После недолгого любования мертвыми супругами Немой вышел из их спальной и, повернулся в коридоре на каблуках, чтобы отправиться к последней жертве, но та уже сама ждала, когда ей споют на ночь последнюю колыбельную. Маленький мальчик лет семи-восьми в голубенькой полосатой пижаме прижимал к себе своего плюшевого мишку и перепуганными глазами смотрел на Немого. Тот в свою очередь остановил взор на младшем члене семьи Парксов и на секунду замер. Казалось бы, у любого человека в тот момент должно было сжаться от жалости сердце, но в случае Немого этого не случилось. Маленький мальчик смотрел в свое отражение в больших круглых очках мужчины во фраке и не двигался. По щекам мальчишка потекли слезы, а сам он задрожал, глядя на городскую легенду, которая стояла перед ним во плоти и смотрела, возможно, в тот момент не менее перепуганными глазами на него. Но глаз Немого он не видел.

Последнее, что видел тот несчастный ребенок, как по лицу Немого медленно растянулась широкая улыбка, а после этот безжалостный палач приставил указательный палец к губам, словно призывал своего крошечного зрителя к еще большей тишине. Мальчик всхлипнул, зажмурился и крепче обнял своего плюшевого мишку. Как раз на этого плюшевого медведя и упало его остывающее тело.

Запись девяносто вторая

«Запись девяносто вторая. Дневник пятый.

Как играть роль без маски? Как петь арию, если напрочь забываешь все слова? Дневник, скажи мне. Может быть, ты знаешь? Потому что Всевидящий явно ненавидит меня. Впрочем, иногда мне кажется это взаимно. Ненависть в моем деле порой бывает необходима.»

На улице моросил мелкий дождик, от чего Тайлер по дороге к ресторану громогласно чихнул, когда капельки дождя стали попадать ему на нос. Блэйк с самого утра чувствовал себя совершенно не важно и даже подумывал не ходить на работу, но утром его в очередной раз посетила мысль о том, что ему просто необходимо работать, чтобы добыть денег. Все-таки часы тикали, Карли стало все чаще клонить в сон и таблетки порой ей не помогали, а от того Блэйк боялся, что Ловец снов ее все же поймает. Болезнь славилась тем, что люди при ней умирали во сне и операция была единственным ключом к спасению. Поэтому Тайлер просто не мог позволить себе слишком долгого отдыха.

Впрочем, в такую холодную погоду и слякоть Тайлер бы отдал все лишь бы он оказался хотя бы на день в теле другого человека и смог закутаться в плед и сыграть со своими родственниками в карты. Ему было слишком холодно и неуютно в тот день. Он не знал, от чего волновался больше: за то, что может окончательно простудится и из-за этого пропустить работу, или же за то, что с Карли могло что-то случится, пока его нет дома.

Однако в ресторане Джейкоб Ларсен, когда увидел, в каком состоянии был Блэйк попросил Альберта, чтобы тот играл один, а Блэйку приказал отправляться домой и «выпить горячего чаю». Директор «Белого Лебедя» пообещал Тайлеру, что не будет списывать этот день из зарплаты, и Блэйк поверил ему на слово. Он в последнее время даже проникся к мистеру Ларсену каким-то уважением. Все-таки он был куда более понимающим, чем Нэш. Тот, будучи в не лучшем расположении духа, наверняка бы накричал на Тайлера и оштрафовал лишь за то, что Блэйк случайно чихнул на рабочем месте.

Так что Блэйк направился к трамвайной остановке. Он вовсе не горел желанием идти обратно пешком, чтобы не заболеть еще больше, а потому предпочел доехать до дома. Все-таки теперь Тайлер точно знал, что он не заснет в сиденье, потому что мог уйти со своей названной работы из Подвалов Грина в любое время. Его негласный трудовой контракт вполне позволял ему сделать это. И потому Тайлер отмечал, что Немой действительно одна из самых лучших ролей, какую ему только приходилось играть в театре. Вот только его единственным зрителем был Всевидящий, а театром – ночной город. Блэйк сел в трамвай с легким чувством волнения. Ему казалось, будто он ехал за тридевять земель, а от того сердце его сжималось. Он долго не понимал, откуда было это непонятное для него ощущение, пока не решил по пути домой сделать короткую запись в своем дневнике. Однако тут до Блэйка дошло, что дневника при нем не было ни во внутренних карманах пиджака, ни даже в футляре для скрипки. А значит он был дома.

Тайлер сглотнул и посмотрел в окно. До дома было еще два квартала, но от тревоги это не избавляло. Тайлеру было неуютно, если при нем не было этой маленькой записной книжки, в которую он записывал свои мысли и откровения. Он всегда обращался к ней в самые трудные или в самые радостные минуты, а потому всегда носил с собой в случае необходимости поделиться с кем-то чем-то сокровенным, выговориться или, как говорится, поплакаться в жилетку. Наверное, если бы все пять дневников, что были у Блэйка за всю жизнь, были бы людьми, они, скорее всего, были бы его лучшими друзьями ничуть не менее близкими, чем тот же Альберт. Утешала лишь мысль о том, что дневник Тайлер оставил дома, а не оборонил на улице где-нибудь в подворотне, когда был на очередном задании Маклоу. Он знал это просто по той простой причине, что буквально после того, как вернулся той ночью из Подвалов, написал уже девяносто первую свою запись в книжке. Так что не было сомнения, что она лежит в ящичке в столе.