Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей

Отойдя чуть подальше, вглубь близрастущего кустарника, взглядом разведчика определяю, что меня никто из честной братии, включая деда, не видит. Я практически с первого взгляда понял, что мой напарник-партизан наблюдает за пресловутым собранием не просто из природного любопытства, и теперь последнее начинает вытаскивать уже из меня ранее не замечавшиеся шпионские замашки, Но только основательно закрепившись на отважной наблюдательной позиции где-то в кустах, я наконец понимаю, точнее сказать – вижу, к чему это так приковано внимание деда.

Господа комсомольцы решили использовать стоящие на аллее столики в качестве ресторанных. Столики заставлены разнообразной ликеро-водочно-закусочной продукцией, и среди всей этой кучи выпивки и закуски взгляд деда, словно клещами, выхватил рюмку водки.

Рюмка расположилась на самом-самом краешке одного из столиков, словно готовясь совершить самоубийство при первом же удобном случае. Обычная рюмка, немного, правда, великоватая для своего звания, за неимением граненых стаканов была использована в качестве водочного вместилища. К тому же «иномарщики» наверняка не смогли купить высококачественной «Русской» или «Столичной», и им приходится пить что-то вроде «Абсолюта». Ну, в лучшем случае – «Смирнофф» или «Финляндию». Так вот и стоит рюмка, маня деда своей полнотой и округлостью, лишний раз подтверждая мысль, что важна, мол, не форма, а содержание.

Зацепляет меня что-то в этой картине притяжения деда к рюмке. Неужели этот отнюдь не бичующий дедуля – такой алкоголик? С виду довольно интеллигентный молодой (кх-кхм) человек. Наверняка он за свою жизнь фронтовую таких стограммовок несчетное количество перепробовал. И ведь видно, что не пьет человек и выглядит вполне прилично (ну, почти), а смотри-ка, позарился на огненную.

Между тем дед, не обращая почему-то внимания на мои размышления, продолжает гипнотизировать рюмку. Кажется, он хочет притянуть ее к себе взглядом и жухнуть всю рюмочную сорокаградусную сущность в один залп – по-армейски, по-фронтовому. Он уже чуть ли не пьет ее глазами, ощущая, наверное, как нереальная жидкость нереально обжигает его изнутри. Наконец, словно сделав последний глоток, дед ненадолго закрывает глаза и встряхивает головой. Странный тип.

Можно подумать, бутылка водки для него – редкость неземная. Хотя, вполне вероятно, он просто не может позволить себе напиться. Не может, потому что всю свою пенсию, безусловно, гигантскую, отдает своей старухе (если есть еще она, эта старуха) или детям-внукам (если есть еще они, эти дети-внуки). И не купит себе бутылку не потому, что нет денег, а потому, что, еле сводя концы с концами, по-стариковски экономит каждую копейку. А тут, увидев давно позабытое изобилие, «маненечко расчувствовался» и решил предаться такой вот своеобразной ностальгии. Сам не знаю, почему так подумал. Черт! Мне даже стало немного жаль деда, хоть я и не из тех людей, которые особо расходуют это чувство.

Тем временем дедуля, не обращая, как всегда, на мои мысли ну никакого внимания, постояв еще немного и помявшись, неслышно вздыхает и снаряжается топать дальше. Но в самый, как это обычно бывает, последний момент на него обращает свое внимание один охранник с мордой как у бульдога. И, безусловно, усмотрев в ветеране потенциальную угрозу безопасности своих хозяев, верзила, крикнув деду нечто нечленораздельное, устремляется к нему с явным намерением деда с аллейки устранить. Дедульку такое стремление не радует – бестелескопным глазом видно, что он, хоть и не дрожит от страха, все же с волнением смотрит на приближающегося к нему охранника. На подмогу к товарищу подбегает второй «бульдог», видимо, для того, чтобы вдвоем было легче справиться с не на шутку разъяренным дедом.

В считаные секунды скрутив фронтовика (не зря обучены), бульдоги просто бросают его где-то на асфальтовой дорожке, предусмотрительно протащив перед этим несколько метров по траве. Один из верзил, вероятно, более сердечный, кидает старику его палочку, выпавшую из рук деда в процессе скручивания. Палочка приземляется неподалеку от хозяина, издав несколько звуков ударяющейся об асфальт деревяшки. Приземляется немного подальше от дедовского сомбреро, уже пережившего подобный полет.

Погрев с минуту и без того теплый асфальт, дед с трудом, как и положено в случае, если вас шлепнули обо что-то твердое, поднимается и начинает оценивать степень потрепанности своей одежды, получившей некоторые боевые ранения. Ранения, в принципе, небольшие, не считая порванного во время перетаскивания ботинка, названного мной выше заурядным, и штанины, вступившей в непосредственный контакт с грязевым пятном на дорожке.

Поправив первым делом сбившиеся планки, дед принимается изо всех сил оттирать штанину, словно стараясь протереть на ней еще одну дыру (первая – на ботинке, если вы забыли). Затем, покончив с химчисткой и подобрав валявшиеся палочку и шляпу, старик размещает их по местам и шагает дальше по указанной добрыми людьми дорожке, слегка пошатываясь – то ли из-за асфальтовой встряски, то ли из-за опьянения, полученного от «выпитой» рюмки. Так он, ковыляя, делает несколько шагов, как вдруг, неожиданно для меня и, наверное, для себя самого, оборачивается и показывает своим обидчикам кулак. И не трясет им (уточняю – кулаком), а просто стоит в угрожающей позе, изображая человека, которого вытащили из драки и обратно не пускают. Видали бы вы это – картина маслом: мироновский дискобол в полный рост.

Постояв так в течение времени, необходимого для того, чтоб я это описал, дед вдруг сразу сникает и, развернувшись обратно, двигается приобретенной два абзаца назад походкой в неизвестном ни для кого направлении.

Я же, покинув уже обжитую наблюдательную точку, иду искать выход из запутанных лабиринтов центрального парка. Думать ни о чем не хочу, особенно о только что увиденном – никогда не относил себя к разряду философов, делающих глубокомысленные умозаключения, любуясь природными катаклизмами.

Защищаясь от начинающегося дождя, поднимаю ворот плаща и медленно бреду к выходу парка, щелкая каблуками ботинок по намокающему асфальту. Всех нас когда-нибудь выкидывали.

Введение

Господин & товарищ! Интересно, ты когда-нибудь, оторвав свой бэксайт от того, на чем сидишь, задавался вопросом: почему мы так плохо живем? Лично мне, например, надоело то, что в этом заfuсkанном мире все не так, как мне обещали 27 лет назад. Мне не нравится гулять по заплеванным всякими придурками улицам. Меня выводит из себя всеобщее отупляющее пьянство. Меня бесят церкви и рестораны, казино и автостоянки. Я терпеть не могу хамства на улице и тем более в обществе. Меня унижает подчинение дебилам. Мне обидно, что женщина, которой я хочу добиться САМ, отдастся мне за деньги в куда более короткий срок. Меня убивает людская тупость и их же животная злость. Раздражает то, что люди, которые сейчас пытаются определять нашу судьбу, за пачку зеленых президентов сделают все, а тех, кто пойдет против, попросту раздавят.

Хотя… Плевать я хотел на все.

Конечно, ты скажешь, что ворчать и занудствовать проще всего. Но… Попробуй хоть раз купить банку Pepsi вместо банки пива. Не побойся осадить малолетнего отморозка – безнаказанность его еще больше отморозит. Вместо того чтобы дебилоидно пристать к проходящей мимо девушке, просто улыбнись ей. Надломи в себе инстинкт стада. Я знаю, что есть те люди, которые еще смогут это сделать. Я сам такой. Что толку злиться на остальных – сдвинь хоть на чуть-чуть жлобский стотонный камень с нашей страны. Удержись от соблазна лишний раз нагрубить контролеру в автобусе. Извинись, если задел кого-то плечом. Заступись за ЧЕЛОВЕКА хотя бы раз в жизни. Слабо?

The Beatles

Говорят, что любовь – это реакционное выделение какого-то там гормона. Причем это выделение может происходить несколько лет.

Когда-то в детстве (мне было лет 18–19) я был фанатом группы «Битлз». Нет, я, конечно, не носил всяких там пошлых футболок а ля I love Paul и т. п., не отращивал грибоподобные хайры, не заучивал методично «Mi-M-chelle, my belle…» под гитару. Но все же я был влюблен в эту четверку. Я завидовал их бесшабашной жизни и такой же дружбе. Я был очарован их талантом и индивидуальностями. Я узнавал все их песни по первым секундам проигрыша… А потом все это прошло. Наверное, гормон перестал выделяться.