Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей

– Джо, оформляй сделку – передай данные о планетах в Центр, – Курт несказанно радовался тому, что время общения с септурианином подходит к концу. – А ты, красавец, готовь электроподпись, – эти слова были обращены уже к Септу, который теперь вовсю улыбался, обнажая китовые зубы-пластины.

– О’кей, – Джо достал из кармана мини-компьютер. – Минуточку, сейчас соединюсь… Готово! Диктуй, дружище.

– Блиггер – шесть, семь, семь, три, ноль, пять, один, Лэт-четыре, ноль, восемь… И… – офицер наконец обратил внимание и на желтый брелок.

Прочитанное вызвало в его по-солдатски грубоватой голове некоторое ностальгическое помешательство. В памяти всплыли воспоминания многолетней давности: он, Курт, родился на этой планете, вырос. Там он, собственно, и попал в подразделение звездной пехоты. Неужели…

Пальцы офицера сами собой сжались в кулак, а кулак, в свою очередь, весьма нетактично сделал Септу аккуратный апперкот.

– Ты че, кореш, сдурел? – Джо очумело посмотрел на напарника, не в силах понять причину такой нежности.

Курт же, игнорируя вопрос, кинул на уроненного Септа кред-карту и процедил сквозь зубы:

– Там семьсот восемьдесят штук. Двадцать за твои просроченные налоги, И запомни… – офицер звездной пехоты смачно сплюнул в сторону. – Запомни, урод: эта планета называется Земля.

Новский писарь

Последние два с половиной часа известный новский писатель Серафим Федорович Туголуков пребывал в прогрессивно ухудшавшемся настроении. С утра он успел посетить уже две редакции, и в обеих его творение – рассказ «Расплата свыше» – не было оценено по достоинству. Не то чтобы сразу гнали, но ничем, кроме как советами типа: «…а вот это мы бы посоветовали вам вообще убрать…» – не помогали.

А зря. Серафим Федорович очень старался. Завершению трудов предшествовала титаническая работа, сочетавшая в себе как тонкое изучение психологии читателей, так и доскональнейшее исследование работ собратьев по перу – писателей-рассказ исто в. Серафим Федорович к своим сорока шести годам твердо усвоил: рассказ должен четко выражать какую-либо мысль, причем, подобно рождественскому подарку, завернутую в интересную сюжетную упаковку. Его работа «Расплата свыше» являлась, по всей вероятности, апогеем жизненных писательских мук – в ней Серафим сконцентрировал всю свою писательскую силу, а также неуемную мощь собственного интеллекта.

Рассказ (собственно говоря, это был не рассказ, а рассказище) представлял собой чистейшей воды детектив со следами глуповатой философии. «Детектив» состоял из четырех основных частей, в которых главный герой, соответственно, готовился, совершал преступление, мучился угрызениями совести и наконец получал вполне достоевское наказание в виде собственной смерти – естественно, от тех же душевных терзаний. В перерывах между частями, по гениальному замыслу автора, располагались ловко подобранные цитаты из Библии, нацеленные, по всей вероятности, на духовное воспитание читающего. Знающий арифметику да подсчитает, что таковых «вставок» было ровно три. Весь сей натюрморт был украшен не без труда подобранным, опять же библейским, эпиграфом. Серафим Федорович по праву считался талантливым писателем.

Как уже говорилось, в двух редакциях туголуковский шедевр отмели, причем в «Далеких обзорах» Серафиму посоветовали исключить ту часть, где героя раздирали совестливые муки – исключить по причине вышеуказанного Достоевского плагиата. В «Вестнике химии», главным редактором которого являлся человек с криминальным прошлым, Серафим получил еще один ценнейший совет по поводу сокращения «Расплаты…» на ту часть, где герою, собственно, и приходилось расплачиваться. Глядя на синие разводы на руках главреда (вероятно, результат неудавшихся химических реакций), Туголуков выслушал лекцию на тему непопулярности произведений со справедливым финалом.

Очередной раз выходя из редакции, Серафим Тимофеевич доставал рассказ из папочки и убирал запоротые редакторами части во внутренний карман пиджака, аккуратно складывая их перед этим вчетверо. В общем, авторский лист «Расплаты» таял на глазах, а расплаты как таковой, в рублях и копейках, все никак не намечалось. Ловко откинув рукой набриолиненные волосы, Серафим двинулся в «Спорт и металлургию» – недавно созданное прогрессивное издательство. По пути его посещали разнообразные мысли о его настоящей и будущей писательской судьбине.

Серафим Федорович не любил молодых – ни молодых писателей конкретно, ни молодежь вообще. Нет, конечно же. Серафим в свое время тоже был молод и залихватски горяч, но; во-первых, это мало помогло ему в дальнейшем, скорее даже помешало, а во-вторых, это было все-таки не то.

Туголуков определенно не поспевал за современной молодежью, и сей факт злил его до истерики. Он не мог понять, как они, одевающиеся непонятно во что, курящие всякую дурь, собирающиеся в какие-то непонятные компании, слушающие еще более непонятную музыку, могут творить лучше, чем он – человек с именем и многочисленными заслугами. Но больше всего Серафима злило то, что он просто не мог писать так, как они: безумно свободно, с искрометным юмором; он мог разве что уподобиться старой кухарке, которая пытается слепить что-то по старинным рецептам и не в силах придумать своими усохшими мозгами что-либо новое. И хотя в «Союзе…» Серафима ценили и очень уважали как писателя с именем (отметим, что его друзья по «Союзу…» были людьми весьма сановитыми и тоже не очень-то жаловали «этих незрелых графоманов»), все же чувствовалось, что эта зеленая поросль скоро сметет его вместе со всеми остальными – устаревшими и никому не нужными, как рано или поздно свежий воздух вытеснит спертый воздух закрытой комнаты – только открой окно.

Мрачно философствуя про себя, Туголуков тем временем подкрался к «Спорту…», где, кроме напутствия «убрать это ненужное вступление», не получил, опять же, ничего. Не будем утруждать вас рассказом еще об одном Серафимовском штурме, на этот раз «Уголовного отдыха», – читатель нынче пошел умный – он и без автора всегда знает, чем дело закончится. Одним словом, к концу дня от стараний Туголукова остался один библейский потоп. Бегло оценив останки произведения, Серафим весело зашагал в сторону юго-запада. В «Богослужителе» его эпопею оторвут с руками.

Фараон

Даниилу Хармсу

В окружении трех охранников в Зал быстрыми и уверенными шагами вошел Тумен. Это было неслыханно – так войти к самому Фараону! Но Тумен шел с хорошими вестями и знал, что будет прощен. Фараон восседал на троне, обвешанный по полной атрибутике того времени.

– Слушаю тебя, Тумен!

– Вести о большой победе, о Великий! Армия Хипеса сломлена. Его воины бегут, как пугливые крысы…

Фараон уже давно знал то, что Тумен пытался ему объяснить на своем полудиком сленге, благо связь работает бесперебойно. Так что он сейчас просто морально мучился, бесцельно протирая казенный атрибут. И уж тем более Фараону не хотелось пропустить полуфинал Бразилия – Уругвай. Пиво уже давно стынет в холодильнике, друзья греются в сауне. Футбол в Египте – это святое…

– Великая весть, Тумен. Фараон доволен твоими победами. Проси все, что хочешь, прославленный Воин!

– О мой Фараон! Мне ничего не нужно. Я хочу лишь счастья с несравненной Даурой. Дай лишь свое благословение – и она будет моей!

Тень неудовольствия на секунду пересекла лицо Фараона. Он медленно поднялся со своего трона, подошел к Тумену, взял за ножку стоявший рядом табурет (ручная работа – … лет до н. э.) и изо всех сил ударил Тумена по голове.

– На тебе! Не хрен на чужих баб засматриваться…

Вечером, сидя в оттянутых майках за кухонным столом и распивая водку, Тумен и Фараон решили: им срочно пора менять автора.

Bittersweet symphony [1]

О глубокоуважаемый Читатель! Позволь провести среди тебя небольшой социологический опрос. Что делаешь ты, чтобы утром не опоздать на свою работу, учебу, свидание или на другое не менее достойное мероприятие? Могу поспорить на десять баксов, что ставишь будильник. Вполне возможно, что это не так и твоим подсознательным часам может позавидовать сам Штирлиц (в любом случае, десять баксов я тебе все равно не отдам), но лично мне, например, приходится слушать трещание этого уродца цивилизации практически каждый день.