Деревня дураков (сборник)

– Позвольте, я пройду, там уже началось всё. – И попыталась обойти пенсионера, загородившего калитку.

– Не позволю! – вспетушился он, поняв, что с Настей дипломатия бессильна. – У нас бойкот, и ты сюда не суйся! Если неймется, ходи в другую церковь. До Пустого Рождества не намного дальше.

Настя похлопала непонимающими глазами и снова сунулась во двор. Гаврилов вышел из себя и пустил в ход тяжелую артиллерию.

– Я твою дурацкую деревню в один момент могу уничтожить! – прошипел он. – Нашлю миграционную службу – и поминай как звали! Думаешь, я не знаю, что наши зарубежные друзья тут нелегально? А психов – обратно в интернаты. Вы их труд эксплуатируете, это незаконно!

– Да что вы?! – обомлела Настя. – Почему? За что?

– Ага, пробрало?! Тогда чеши отсюда! Чтоб я тебя больше не видел!

Настя, заплакав, побрела обратно. Иногда она оглядывалась, но пенсионер, уперев руки в боки, по-прежнему дежурил у калитки. И каждый раз, когда Настя оборачивалась, грозил ей кулаком.

Весь остаток вечера Гаврилов с замиранием сердца ждал, пока опальный батюшка, отслужив один в пустом храме, прибежит к нему выяснять, в чем дело. Жалобу митрополиту пенсионер отправил еще утром и идти на мировую не собирался, но насладиться видом поверженного противника, прочитать ему отеческую отповедь – был не прочь. Однако отец Константин так и не явился.

Пользуясь отсутствием супруги, раздосадованный Гаврилов тут же засел за письмо в миграционную службу. Увлекшись, он посоветовал им проверить не только деревню дураков, но и лесопилку, где укрывались семеро таджиков.

– Не давай себя запугивать, – выговаривала тем временем Сара зареванной Насте. – Рано или поздно он все равно это осуществит. Зачем же поддаваться на дешевый шантаж? Ходи куда хочешь.

На следующее утро Настя привела с собой в церковь всех, за исключением Лены, обитателей деревни дураков. Богомольный Стас, как с добрыми знакомыми, перецеловался с иконами, рухнул на колени в углу и замер, прижимая руки к груди. Остальные, бывшие на службе первый раз в жизни, робко озираясь, рассредоточились по храму.

Настя стояла посередине, готовая, если что, броситься к любому из своих подопечных. Но те вели себя пристойно, даже с каким-то стихийным благоговением – вслух почти не разговаривали, к отцу Константину не приставали, куда не надо – не заходили. Только худосочная юркая Юля, тайная любовь президента Лёни, не утерпела и попыталась забраться на строительные леса. Однако Настя на удивление быстро убедила ее спуститься.

Первой на исповедь подошла Катя, официальная пассия Лёни. Она была самой бойкой и общительной, за что когда-то ему и приглянулась.

– Я знаю, где Бог, – сообщила она отцу Константину.

– Где?

– А ты не знаешь?! – обрадовалась Катя и потянула его к распятию. – Вон там. Висит. Смотрит. Всех любит. Мне Настя показала. Ты тоже добрый. А прежний батюшка меня сюда не пускал.

– Почему?

Катя пожала плечами. У нее был синдром Дауна. Но своей болезни она не осознавала.

Отправив донос в миграционную службу, пенсионер Гаврилов завернул к храму, чтобы посмотреть, как отец Константин управляется один на литургии. Встав на цыпочки, он заглянул в окно и не поверил своим глазам – в церкви было полным-полно народу. Гораздо больше, чем обычно.

– Ай да кулёма! – присвистнул он, узнав в толпе счастливо улыбающуюся Настю. – Ну, подожди. Ты у меня еще поплачешь.

И рысцой побежал писать жалобу в Минздрав.

«Условия не соответствуют, – ожесточенно строчил Гаврилов, от волнения пренебрегая красотой слога. – Медицинского ухода нет. Тяжелый физический труд. Полная безнадзорность. Религиозная пропаганда, нарушающая закрепленное Конституцией право душевнобольных граждан на свободу вероисповедания…»

Глава пятнадцатая

Первое сентября

Утро выдалось пасмурным и вялым, будто и его терзало неотвязное похмелье. Серое, как ватник, небо обложило деревенские огороды со всех сторон. Деревья, заборы и даже сами дома, казалось, пригнулись к земле, не в силах больше стоять прямо. Только пугала в ведрах набекрень бодро торчали из капустных грядок.

Однако, вспомнив, какой сегодня день, шофер Вовка почувствовал прилив счастья, за которым, правда, тут же накатила волна дурноты. Вот уже пять лет он не ходил в школу, но каждое первое сентября не уставал радоваться долгожданной свободе.

«Надо будет отметить!» – зевнул Вовка, глядя в окно на процессию нарядных школьников с ранцами и букетами.

Трехлетний Минкин, напротив, своего дошкольного счастья ценить еще не умел. Заглянув в картонную коробку под крыльцом магазина, где жил его знакомый косолапый щенёнок, и не застав того дома, Минкин решительно потопал к далекой школе, чтобы доказать неумолимым пятиклассникам, что он ничуть не хуже их.

У школьного крыльца собрались все одиннадцать учеников и новый учитель истории. Ждали директора, но вместо Евдокии приплыла вернувшаяся вчера с богомолья Клавдия Ивановна в кружевной фиолетовой шляпке с вуалью.

– Ее же уволили на пенсию! – ужаснулся Илья Сергеич.

– Может, она со скуки причалила? – предположил Ванька.

Витька был занят выпроваживанием незваного Минкина.

– Видишь, Клаша бродит, высматривает, кого бы поучить, – нашептывал он на ухо дошкольнику, незаметно подталкивая того к забору. – Нас она уже отмучила. Сейчас тебя сцапает, больше-то некого.

Тем временем Клавдия Ивановна отозвала Митю за угол школы и заговорщицки сообщила, что Евдокия Павловна сегодня прийти не сможет, так как вчера попала под горячую руку супруга, который, узнав об ее поездках к бабке в Марьино, заподозрил жену в намерении извести его колдовством.

– Что мне делать? – спохватился Митя. – Как же я один?!

Клавдия Ивановна, переживавшая свое изгнание на заслуженный отдых как незаслуженную обиду, царственно согласилась помочь. Вернувшись на школьный двор уже не случайным гостем, а генералом, принимающим парад, она поднялась на крыльцо, простерла руку и зычно приказала:

– Седьмой класс переодевается и на картошку!

– Нечего рожу кривить, господа, – заметила она двум верзилам-семиклассникам. – Все лето в лагерях прохлаждались. Теперь извольте и поработать.

– В одиннадцатом – литература. Евдокию Павловну заменяет Дмитрий… Как вас? Михайлович.

– Да знаю я, что вы историк! – отмахнулась она от перепуганного Мити. – Не паникуйте. Я же вас не на физику бросаю. Справитесь как-нибудь!

– Ну, а пятый класс – за мной! Посмотрим, что у вас в головах осталось! – закончила Клаша, и Витьке показалось, что она клацнула пастью, как волк.

– Всё, вилы! – выдохнул Илья Сергеич. – Гитлер капут!

– Диктант закатит, – невесело предположил Ванька и от расстройства откусил хрусткий лепесток своего гладиолуса.

Медленно, как на эшафот, Митя поднялся по ступенькам крыльца и вошел в крошечный кабинет, где было всего три парты и учительский стол. Шесть человек нестройно выстроились перед ним.

– Садитесь, – пробормотал Митя. – И больше не вставайте. Мне эти армейские почести ни к чему.

Девчонки посмотрели на него с любопытством. Красавец Паша остался безмятежен. Васенька Гаврилов недоуменно нахмурился. В глазах несчастного Сани, которого Анжелика звала квазимордой, затеплилось уважение.

Новый учитель листал хрестоматию, и его колотящееся сердце постепенно успокаивалось. Даже пауза перестала угнетать. Отступать все равно было некуда.

«Какой есть, таким и буду», – неопределенно подумал Митя и почти расслабился.

– Н-да. Пойдем другим путем. Вы сами-то что-нибудь читали? – произнес он вслух, закрывая бестолковый толстый том.

– «Колобка»! – хихикнула Анжелика, исподтишка пустив в нового учителя пронзительный взгляд синих подведенных глаз.

– Нам не задавали! – поспешно сообщил Васенька.