Шаги за спиной

збивают человека.

- Наполовину человека. Пошли!

Она пошла.

113

Бабе Клаве стало плохо с самого начала. То есть, ей было плохо ещё с утра и она собиралась прогнать боль в груди и тошноту работой - а если что, то за работой все веселее помирать. Теперь ей стало совсем плохо. Веревки давили грудь, не хватало воздуха, окна в комнате были закрыты наглухо, из-под широкой двери тянуло дымом.

- Ой, плохо мне! - сказала она и комната, зазвенев, стала переворачиваться. Закружились серебряные блошки.

Мызрик начал скакать на стуле, постепенно приближаясь.

- Давай я перегрызу тебе веревки, - предложил он и стал грызть веревку на плече.

Сердце почти перестало болеть, только сильно стучало, хлопая, как лопнувшее колесо. И совсем не было воздуха - как будто под водой или во сне. В последний год бабе Клаве часто снились сны об удушье - она просыпалась, ходила по пустому дому, открывала окна, смотрела на влажную предрассветную красоту, вспоминала всякие невнятности прошедшей жизни, и от того становилось лучше.

Начали холодеть руки.

- Ты вся белая, - сказал Мызрик.

Баба Клава хотела ответить, но не смогла.

Сердце задергалось в груди, как пойманная щука - она до боли ясно увидела картинку из молодости: пруд, который высох лет тридцать назад, осталось только болото с пиявками; трое мужчин ловят рыбу сетью; щука прыгнула, зеленая, яркая, склизкая, пахучая, большая как полено; прыгнула, но не ушла; один из мужчин выволок её на берег, засунув руки в жабры; ударил по голове веслом (когда вынул руки, обратная сторона ладоней была в собственной крови), ещё раз ударил, а щука все равно бьется; а она сама такая молодая и счастливая, и груди тесно под сарафаном, а вся прекрасная жизнь ещё впереди. И столько яблонь было у пруда, теперь уж пропали, наверное.

Сердце дернулось в последний раз и замерло. На жизнь начал опускаться занавес; замелькали снежинки; свет погас - остался только звук, мелодия недозвучавшей песни; в песне повторялось слово "кохання". Песня тихла, замирала, пропала.

Бабушка, а ты уже не живая, - сказал удивленный Мызрик, оторвавшись от веревок.

114

Когда Валерий с Тамарой вошли, Мызрик хныкал, почти отвязавшись от стула.

- Она умерла, - сказала Тамара спокойно.

- Она прожила долго.

Это все из-за тебя! - подумала Тамара, но не сказала. Надо было сказать.

- Она бы все равно не прожила долго, - сказал Валерий.

- Да, - согласилась Тамара, - но что же теперь делать?

- Сообщить родственникам.

- Здесь нет телефона.

- Написать письмо.

- Здесь нет почты; надо ехать в город; сейчас все автобусы заняты в поле, мы не уедем!

- Сколько до города? - спросил Валерий.

- Километров тридцать.

- Пешком далеко. Мы найдем автобус.

Через час он вернулся с водителем. Автобус не стал увозить людей в поле, а подъехал ко двору. Засигналил весело.

- Что ты сделал? - спросила Тамара.

- Заплатил.

- Там люди останутся в поле до утра.

- Переночуют один раз и в