Поймать лаптем удачу

— Спасибо за приглашение. Мы рады почтить добрую память вашего брата. Гущин. Сергей Гущин, — представился ему непонятно откуда взявшийся Сергей. — Журналист РКН.

Да что он все решает за меня? Я начинала злиться.

Сергей пожал Михаилу руку:

— Михаил. — Высоковский посмотрел на Гущина внимательно и пошел к матери.

По дороге к автобусу я отчитывала Сергея, а он мне все твердил: «Сама потом благодарить меня будешь. Доверь дело профессионалам».

В автобусе я думала. Михаил бледный, вымученный — это из-за того, что его совесть терзает, или из-за того, что проблемы свалились? Он избавился от брата. Стройфирма как причина убийства вообще не подходит. То, что я видела на работе Михаила, совсем не соответствует словам Павла. Михаил любит свое агентство. Не думаю, что ему еще нужна стройка. А вот любовь к жене Павла и ребенок — другое дело. Только как быть, если Кристя говорит, что он гей? Или бисексуал… Получается, Михаил избавляется от брата, но узнает, что денег нет. Куда ушли деньги? Теперь стройфирма банкрот, и с телевидения деньги увели. Паше принадлежала стройфирма, агентство — Михаилу, а телевидение кому? Матери и отцу? Из организаций Павла и родителей увели деньги, а у Михаила нет? Подстава?

Погруженная в размышления, я не заметила, как автобус прибыл к ресторану. Сергей всю дорогу с людьми общался, а я почувствовала, что сильно проголодалась. В ресторане было красиво и торжественно, все в черных и сиреневых тонах. Горел большой экран с изображением Павла. Гостей встречал ведущий, молодой человек лет двадцати, одетый в черный костюм с бабочкой. Всех рассадили. Съели кутью, запили медовухой — и началось поминальное застолье под грустную мелодию с меняющимися фотографиями Павла на экране. Я стала рассматривать присутствующих. Рядом с четой Высоковских сидело начальство, и среди них была тетя девушки Кати из пиар-агентства Михаила. Я присмотрелась к мужчинам из начальства, так как вспомнила, что Маша говорила, что финансовый директор — лучший друг Павла. Один парень был худощавый, жилистый, с некрасивым лицом, другой полноватый, небритый и улыбчивый, очень ухоженный, третий — мужчина с рыжеватыми волосами, с очень серьезным лицом. Кто же друг Павла? Павел любил бывать в клубе «Лабиринт». Под эту категорию подходят тощий и ухоженный полный. Михаил почти ничего не ел и не пил, часто общался с мамой и выходил. Мне не было слышно разговоров со стороны начальства, только женские сплетни о том, как несчастна Марина, ведь теперь наследника от Миши не дождешься, он же голубой. И Лена неизвестно от кого рожает. Вот ее, в смысле Лену, Высший суд и наказал. Пропали ее денежки, да и муж тоже.

Наконец начали выходить на перекуры. Гущин побежал в курилку, а я решила налить себе горячего кофе. Здесь его подавали остывшим, а я холодный кофе пить не могу. В маленьком подсобном помещении, где официанты брали подносы с чашками и разливали из аппарата напиток, я налила себе кофе. С удовольствием отпив глоток, я посмотрела в зал. Любопытно было наблюдать за народом. Вот честно, большинству из них было плевать на поэта Марину и ее горе и плевать на начальника, разбившегося в автокатастрофе. Лишь малая доля людей, в основном однокурсники и одноклассники, действительно пребывали в шоке. Они ведь ровесники, совсем молодые, и вот одного из них уже нет. Жаль… И еще присутствовали люди, которые были обеспокоены банкротством больше, чем смертью начальника. Они только и болтали о том, кто деньги украл и куда они могли деться. Договорились даже до того, что в гробу восковая кукла, а Павел умчался жить на Канары. А что? Почти правда! Он же хотел уехать. Возможно, он и деньги перевел. Он ведь не знал, что его убьют. Только перевел ли? Ответ на этот вопрос может быть в бумагах, что он спрятал в комнате, которые я вчера не прочитала, а сегодня напрочь забыла про них. Тут я заметила нескольких мужчин, бродивших по помещению в верхней одежде и явно кого-то ищущих. Я спряталась за выступ в стене. Сердце екнуло. Что-то мне сильно напомнило выстрел в магазине, и предчувствие говорило, что пришли опять за мной. Я подумала, что надо срочно брать Гущина в охапку и бежать. Только как его найти и уговорить ехать домой? Мои мысли прервала тень. Какой-то мужчина вошел в подсобку. Я от испуга чуть не пискнула. Высоковский прошел к аппарату, поставил чашку, добавил сливок и обернулся. Мне показалось, он вечность на меня смотрит, как в телевизор. Я покраснела и разозлилась:

— Кричи им, что я здесь.

Он помолчал и спросил:

— Чего они хотят от тебя? — Он взял чашку и, не сводя с меня глаз, спросил: — Бриллианты? Их они искали у тебя в квартире?

Ясно, значит, все-таки не он ищет бриллианты. И не он послал этих людей сюда. А зачем же он тогда стрелял в меня и хотел убить Машу?

— У меня ничего нет, я ничего не знаю, — быстро выпалила я. — Я думала, это ты их послал. Но теперь понимаю: щепетильные дела ты никому не доверяешь.

Он сделал еще глоток и поставил чашку на стол.

— Пойдем, — сказал он и, схватив меня за руку, быстро потащил по коридору ресторана. Чашка с недопитым кофе выпала у меня из рук и разбилась. К счастью?.. У меня за эту минуту в голове пронеслась целая вереница мыслей, как новостные титры. Вдруг он решил от меня избавиться с помощью этой братвы? Сейчас сдаст меня им и решит свою проблему. Они меня грохнут, а Миша будет в шоколаде. А что если эти парни меня пытать начнут? Ведь им нужны бриллианты, а с собой у меня их нет. Но Миша свернул к гардеробной и кинул в меня моей курткой. Я еле успела сунуть руки в рукава, как он потащил меня к выходу. На крыльце кто-то спросил, куда он идет. Миша ответил, что по делу, и мы почти бегом побежали по переулкам. Вскоре мы заметили, что за нами гонятся. Миша свернул за угол, потом еще, рванул меня к себе и прижал своим телом к стене. Мы стояли за аркой. Что я пережила за этот маленький промежуток времени! Сначала удивление, потом злость на его наглость, затем злость на себя. Но при всем этом меня к нему тянуло со страшной силой. Сердце стучало так громко, что я боялась, что его услышат эти уроды, что гнались за нами. Мне было так стыдно, что я не могла дышать. Я чувствовала от Миши еле уловимый запах свежести и мяты. Он был почти одного со мной роста, может быть, на пару сантиметров выше, хотя я не уверена, я ведь была на каблуках. Его лицо было на одном уровне с моим, он слегка касался своей щекой моей. Блин, да он даже гладко брился — как я люблю! От прикосновения его щеки меня бросало в жар и одновременно в дрожь. Вот поэтому я не могла дышать, мучаясь от стыда. Я боялась выдать себя. И так мое сердечко всегда меня подводит, то стучит слишком быстро, то щемит, а теперь громкость включило. Я почти не понимала, что вокруг делается. Мозг вырубило. Я услышала топот, кто-то закричал. Я же стояла как дура и боялась дышать. Включилась я, когда Высоковский резко потянул меня за руку, и мы опять побежали проулками, потом свернули к гаражам. Михаил отпустил меня, открыл гараж и зашел туда. Я не могла отдышаться. Ноги болели, я никогда еще не бегала на каблуках. Себя и его я ненавидела, хотелось пристрелить его на месте. Руки так и чесались вытащить пистолет и пустить в него пулю. Кто позволил ему так фамильярно себя со мной вести? У брата научился? И еще меня бесило его хладнокровие. Зажал девушку в переулке — и спокойный как танк! А меня ужасно колбасило. И у кого, спрашивается, гормоны в мозг бьют? Правильно, он же гей! Нет, если от Гущина мне надо держаться на расстоянии двухсот метров, то от Высоковского на все пятьсот, а лучше за километр обходить. И все же я достала пистолет и вошла в гараж. Может, меня разозлила мысль, что Миша гей?..

В гараже был идеальный порядок. Меня это сильно удивило. Хотя говорят ведь, что все голубые хозяйственные.

Тут стояли черный огромный джип и рядом байк «Харлей», который я уже видела. Миша стал возиться с мотоциклом. Я не выдержала и направила на него оружие:

— Зачем ты меня сюда притащил?

Он поднял на меня слегка удивленный взгляд, но ответил без эмоций: