Поймать лаптем удачу

Это про что он сейчас? Опять грязные намеки? Я встала из-за стола, взяла вазу с печеньеми поставила перед ним:

— Ешь! Я спать.

Я взяла стакан с недопитым чаем и подумала: «А Гущин заметил, какой я чай на работе пью. А я даже не зала, что он пьет просто черный».

— Я тогда тоже к тебе. Спать.

Лицо у Гущина сделалось еще хитрее. Какая у него мимика развитая, с него героя аниме можно рисовать, классно получится.

— Не наглей, Сережа. У тебя уже есть своякомната. Постельное белье сам поменяешь.

— Ты отвратительная жена, Вика, — прикинувшись разочарованным, ответил Сергей. — Ну хотя бы душ вместе примем? Что я, зря сюда мчался весь в надеждах?

— Прекрати! — Я кинула в него фартук. — Я спать. Поставь дверь на сигнализацию.

— Зачем? — уже серьезно спросил он. — Мы ведь дома.

— Просто поставь и все.

Я скрылась своей комнате и закрыла дверь. Тут раздалось Гущинское шипение:

— А меня не боишься-а-а? Вдруг я манья-а-ак?

Я бросила в него игрушечного мехового медведя и закрыла дверь. Все-таки очень хорошо, что он приехал, с ним совсем все по-другому. Прямо как на заводе. Он один из моих заводских рыцарей. Хоть и придурок, но надежный.

Глава 4

Вечером мне так и не удалось извлечь из пластмассовых полов игрушечной кухни оставленные Павлом документы. И все потому, что Гущин постоянно крутился где-то рядом: сначала мыл посуду, потом болтал с кем-то по скайпу, потом пил кофе. Я уже успела сходить в душ им незамеченной и вернуться обратно в свою комнату, а он все сидел и печатал, невнятно бормоча себе под нос. В итоге я сдалась и прилегла на кровать, намереваясь как следует подумать обо всем, — и незаметно для себя уснула. Снилась мне разная цветастая суета. Видела тот магазин, где убили продавщицу, и Михаила в шлеме, который целился в меня. Я даже во сне до конца не могла поверить, что он действительно хочет меня убить. И поэтому мне не было страшно. Ощущалось волнение, что я ничего не понимаю, но мне срочно нужно что-то решить, а что решить — я тоже не знаю.

Проснулась я от телефонного звонка. Неужели с работы? Черт, почему я до сих пор не привыкну, что я на больничном… На табло светилось имя Рина. Это мама Маши. Какая же я бессовестная! Каждый день собиралась ей позвонить, чтобы она не переживала за Машу, и все забывала. В долю секунды до меня дошло, что надо что-то соврать Рине. Правду ей говорить нельзя, она сразу сюда приедет и будет постоянно навещать Машу. За ней могут проследить и убить ее. И здесь, дома, тоже опасно. Пришлось придумать отговорку, почему Маша до сих пор ей не позвонила.

— Тетя Рина, здравствуйте!

— Вика, я не знаю, что мне делать. Маша пропала!

— Тетя Рина, успокойтесь! Это я во всем виновата! Маша звонила еще из аэропорта. Просила меня вам перезвонить и предупредить вас. В том городе было стихийное бедствие, телефонная связь и Интернет не работают и не будут работать, пока связь не наладят. С ней все хорошо. Привет вам передавала. Простите меня. Я со своим графиком совсем все забыла.

— Вика, найди другую работу. Послушай, ты слишком молодая, чтобы там пахать. Здоровье надо беречь смолоду. Детей как потом рожать будешь?

— Да, тетя Рина, я уже об этом думаю.

Конечно, я думала не о детях. Но только сегодня я поняла, что впервые проснулась не от страха, что проспала.

— Вика, будь добра, как узнаешь что-нибудь о Маше, позвони мне, пожалуйста.

Неужели она поняла, что я соврала? Или предчувствие матери так тяжело обмануть? Меня снова замучили угрызения совести:

— Конечно, тетя Рина. Я постараюсь не забыть. Но лучше вы сами мне позванивайте. А то я опять забуду.

Конечно, я собиралась Машу убедить позвонить матери, как только она придет в себя. Это был самый лучший вариант. Поговорив с тетей Риной, я пошла в ванную, потом заварила себе кофе. Еще было время подумать. Так. И чего же я на похоронах хочу понять? Как себя будет вести Высоковский-младший? И так понятно. Будет со всеми рыдать, всем своим видом выражать глубокую, невыносимую боль от потери такого молодого старшего брата. Тогда зачем я туда еду? Ведь меня там могут убить. Стоит ли рисковать ради прощания с человеком, который меня дико раздражал, но очень вкусно накормил всего один раз перед своей смертью? Нет. Но есть предчувствие, что ехать надо. Может, я пойму, зачем они хотят убить меня и Машу? Может, пойму, почему ищут бриллианты, предназначенные для Маши? И как я это там пойму? Вот для этого надо съездить и на всех Высоковских посмотреть, увидеть весь их круг общения.

Я взглянула на часы — полдесятого. Пора одеваться. Я решила надеть свою одежду, но позаимствовать Машину черную кожанку и черный шарф, а еще темные очки. Проскочив в ее комнату, я стала рыться в Машиных вещах. Точно помню ее жатый черный шарф, он такой широкий, то что надо.

— Вик, без нижнего белья лучше. — Уже одетый, на диване лежал с книгой Гущин. Черт! Черт! Черт! Как я про него могла забыть?! Стою тут в трусах… Я быстро схватила шарф и очки и бросилась в свою комнату.

— Ты куда? Я думал, ты ко мне. — Я услышала Сережины шаги. — Неужели ты забыла про меня? — прошептал он в щель двери.

— Я спешу. Поешь там… — Я не могла вспомнить, что же у меня есть в холодильнике. — …чего-нибудь. И ложись спать. Тебе ведь сегодня в ночь?

— А ты куда? — спросил он за дверью.

— На похороны любовника моей подруги.

— А-а… — Немного помолчав, он сказал: — Я еду с тобой. Там меня хотя бы накормят.

— Я не останусь на поминки. Меня никто не приглашал.

— А я останусь. На похороны не приглашают, Вик. Пойду туда как журналист.

— Как кто? — переспросила я недоуменно.

Я вышла из комнаты уже одетой и начала перед зеркалом краситься. Он смотрел на меня изучающе.

— Как журналист, который составляет статистику смертности. Так что я еду с тобой. У тебя в холодильнике из готовых блюд только картошка с мясом. Я ее ел вчера, можно доесть на ужин, а обедать я буду чем?

— Приготовь себе. Мне некогда.

Я докрасилась и убрала косметичку.

— А тебе в ночь на смену. Куда ты собрался? Вдруг вернуться на работу вовремя не успеешь? Похороны же в Москве будут.

— Я возьму больничный. Не оставлять же тебя ночью одну. — Сережа подошел ко мне близко и так хищно посмотрел, что по мне пробежалось стадо мурашек. Я не могла понять мотивов его поведения.

— Брать больничный только для того, чтобы поесть на поминках, — это безумие! — ответила я.

Я отчаянно пыталась хоть немного отойти от него, чувствуя, как покраснела до корней волос.

— Ты же понимаешь, что это не из-за поминок, Вика? — Он это прошептал мне в ухо. Я не выдержала и со всей силы оттолкнула его:

— Гущин, ты задолбал уже своими приколами!

— А я не прикалываюсь. У тебя неадекватное поведение. Как тебя можно оставить одну? Ты собралась на похороны любовника своей подруги, которые будут проходить у черта на куличках! Красишься, наряжаешься на них, как на свидание. Ко мне в комнату врываешься раздетой и тут же прячешься от меня. Это ты так играешь со мной? А вчера? Я вообще молчу! Что с тобой? Вик, ты будешь признаваться или нет?

Я не стала отвечать. Просто не могла. У меня был жар. Стыдно признаться, но от его голоса и близости моя кровь закипала. Да, мне нравился Гущин, я даже немного была в него влюблена, но не как в мужчину. Хотя мой организм, видно, этого не хотел признавать. Я понимала, что Сережа, скорее всего, догадывается, почему я краснею. Может, поэтому он все смелеет и смелеет. Вообще, мне надо держаться от него подальше. А то я его пристрелю. Я вспомнила о пистолете и побежала за ним в свою комнату. У меня был травматический пистолет, я его еще в Борисоглебске купила. Но там им пользовалась всего один раз, когда меня подростки окружили, чтобы ограбить. Одному из них я выстрелила в коленную чашечку, он заорал, и все отвлеклись, а я, убегая, крикнула, что убью любого, кто за мной рванет.