Капеллан(СИ)

Мы носили обычную форму. От других курсантов отличались только серебряными крестиками в уголках воротников. Но и этого хватало. Девушки заговаривали с нами на улицах, охотно знакомились. Из-за этого нас не любили другие курсанты, особенно мореманы. Их уязвляло, что девочки предпочитают "попов". Нас пытались бить. Только рукопашку в академии преподавали как в десантно-штурмовых подразделениях. В драках "попы" выносили мореманов на раз, даже уступая им численно. Начальство на это закрывало глаза. Капеллан, конечно, священник, но он еще и офицер. Какой из него командир, если не может дать сдачи? Единственное, что требовали от нас, так это не попадать в комендатуру. Разбитая рожа и порванный мундир карались епитимьей. Их раздавали щедро. Священнику не пристало ходить с битой мордой! Подтекст: драться нужно уметь. Ты будущий капеллан или чмо?

В академию я поступил под фамилией матери. Так посоветовал отец. В академии учились парни из небогатых семей, а тут сын миллионеров... Головатый - фамилия обычная. А вот имя редкое, но в святцах и не такие встречаются. Капитон происходило от латинского capito, что означает "голова". Добавьте фамилию и поймете, почему меня звали "Кап два".

Академию я окончил с отличием и получил назначение в космические войска. На международную базу Реджина прибыл в радужном настроении. У меня будет своя церковь, где я буду служить. А потом... Мне грезились дальние походы, открытие новых миров. В мечтах виделось, как мы высаживаемся среди туземцев, и я проповедую им Слово Божье... Обломали меня сходу.

- Пойдешь в роту! - просветил меня капеллан группировки, владыка Павел.

- Роту? - удивился я. Низшей должностью капеллана был заместитель командира батальона.

- Это не обычная рота, - хмыкнул полковник. - Конвойная. Сопровождает космические грузовики с рудным концентратом. Они лакомая добыча для пиратов, поэтому приходится охранять. То же делают и американцы. У них здесь полк, поэтому мы в соответствии с соглашением не имеем права держать бригаду, хотя грузовиков у нас больше. Поэтому и придумали усиленные конвойные роты. Сокращенно УКР, в просторечии - "укурки", - владыка усмехнулся. - По численному составу практически батальон. Ты назначен в шестую. Предупреждаю: контингент трудный. По боевым качествам рота лучшая в полку, но вот что касается моральных... - полковник вздохнул. - Дерутся, как черти, прости Господи! - он обмахнул себя крестом. - Но и гуляют также. Пьют, задирают американцев. Драки с ними - обычное дело. А амеры после пишут жалобы, - владыка вздохнул во второй раз. - Сам понимаешь, насколько это приятно. Беда в том, что в роте этим гордятся. Напились - молодцы! Начистили рожи амерам - герои! Придумали себе неуставной знак - окурок в зубах черепа, и носят его напоказ. Дескать, знай наших! Твой предшественник с ними не справился. Потакал нарушителям, проводил общие исповеди...

Я кивнул. В академии нас учили: общая исповедь таинством не является. Она не ведет к сердечному сокрушению кающегося, и поэтому не служит путем его исправления. В армии дозволяется лишь перед боем, когда исповедать каждого времени нет, а причастить воинов нужно.

- Думаю, ты справишься, - заключил свою речь владыка. - Я посмотрел твое личное дело. Драться умеешь, - он вновь усмехнулся и сделал знак. Я встал и сложил руки для благословения.

Конвойный полк дислоцировался у космопорта. Туда я добрался к вечеру. Личному составу меня представили на утреннем построении. Я ловил на себе иронические взгляды контрактников. Перед ними стоял пацан в лейтенантском мундире с наперсным крестом, возрастом моложе многих из них. "Воспитатель, млять!" - читалось в их взглядах.

- Литургия состоится в воскресенье в девять часов утра, - сказал я, когда командир роты завершил представление. - Желающих исповедаться жду ежедневно в клубе после восемнадцати часов.

Как таковой церкви в роте не было. Ею служил клуб, где в будние дни шли занятия, а в выходные проводили торжественные мероприятия. В воскресенье стулья вытаскивали, и разворачивали иконостас. Священник ставил походный алтарь. Исповедовать приходилось здесь же.

Я понапрасну просидел в клубе три вечера. Никто на исповедь не пришел. Воскресную службу я начал без смирения в душе. Этому способствовал и тот факт, что вел я ее один. Предшественник не озаботился созданием в роте хотя бы малого причта. Не было даже пономаря. И это при таком количестве верующих! Из личных дел следовало, что православных у нас три сотни. Сейчас они стояли передо мной, наблюдая, как священник корячится.

Приготовив Святые Дары, я вознес молитву и обратился к пастве.

- Есть здесь исповедники?

Ответом мне было молчание.

- В таком случае причащать некого.

Я взял потир и осушил его до дна, после чего смачно закусил просфорой.

- Ни х...я себе! - воскликнул сержант в первом ряду.

Командир роты метнул на него взгляд, и сержант вжал голову в плечи. Я притворился, что не расслышал. После службы контрактники отправились в город, где растеклись по злачным местам. Накануне они получили содержание, так что гулеванили от души. О чем мне сообщил наутро владыка.

- Опять твои отличились! - сказал сердито. - Трех амеров отмутузили. Один из них - в госпитале. А ты в это время пьешь вино и просфорой закусываешь. В храме!

- Оставшиеся от причастников Святые Дары священник обязан употребить сам, - сообщил я.

- А то я не знаю! - рассердился полковник. - Но где сказано, что он должен делать это на виду у всех, да еще демонстративно? Гляди, Кап, допрыгаешься! На Куру сошлю.

Я мысленно перекрестился. Кура - пустынная планета на краю галактики считалась последней дырой. Туда слали залетчиков. Служить там было тоскливо, и народ деградировал и спивался. После Куры попасть в нормальную часть было нереально.

Утро роты началось с физической подготовки. Контрактники выстроились у полосы препятствий хмурые и помятые. Их лица их несли следы вчерашнего удовольствия. У некоторых виднелись синяки на лицах. Командиры взводов развели бойцов по стартовым позициям. Пары пошли. Мы с командиром роты наблюдали, как они нехотя бегут по мосткам, лезут по лестницам, прыгают в отверстия в щитах - словом, изображают штурм космического корабля.

- Ползают, как сонные мухи! - буркнул командир роты.

Я был точно такого же мнения. Внезапно заметил у стартовой позиции сержанта-матерщинника. В паре с другим контрактником он ждал своей очереди. Колебался я недолго. На мне была такая же, как и на контрактниках, полевая форма, а наперсный крест я оставил в штабе. Устав позволял не носить его на тренировках. Я подошел, дал знак партнеру сержанта отойти в сторону, а сам встал на его место.

- Вы это чего, батюшка? - удивился матерщинник.

- Собираюсь надрать тебе задницу, сын мой.

За спиной раздали смешки.

- Я не из этих, батюшка! - насупился сержант.

- Вот мы и проверим!

Ход занятий сбился. Все, включая командиров других взводов, теперь стояли и смотрели на нас. Рота предвкушала развлечение. Я кивнул взводному.

- Пошли! - скомандовал он.

Полоса препятствий у конвойной роты считалась сложной. Ну, это как сказать. В академии мы бегали и не такие. Гоняли нас как сидоровых коз, хотя Сидор, будь у него коза, животное бы пожалел. Какое после этого у нее молоко?

Матерщинника я опередил сразу. За спиной закричали и заулюкали. Соперник наддал. Лестницу мы преодолели почти разом, но у дыры в щите он замешкался - подвела нарушенная возлиянием координация. Я прыгнул, перекатился, уклоняясь от рванувшегося мне навстречу бревна, соскользнул по шесту, протиснулся в щель, и по натянутому канату пополз к финишу. Когда спрыгнул на пол, матерщинник только брался за канат. Крики в зале стихли - болели не за меня.

- Ну? - спросил я сержанта, когда тот встал рядом. - Что насчет задницы?

Контрактники заржали. Они симпатизировали сержанту, но почему бы не посмеяться? Армейская жизнь бедна на развлечения. Матерщинник метнул на меня злобный взгляд, и я понял, что этот позор мне припомнят.