Семья Рин

Глубокая ночь. На столе лежат остатки «роскошного кутежа», которым мы праздновали нашу маленькую жизненную победу. Вера уже под одеялом, я раскладываю и застилаю матрас, отодвигая с прохода собаку, которая никак не хочет залезать под кровать. Вера вертится в постели и без умолку болтает сама с собой. Она никак не может успокоиться после дебюта.

— Конечно, у нас были небольшие ошибки, но не думаю, что на них обратили внимание. И аплодисментов было вполне. В самом деле, почему бы и не похлопать двум задорным девчонкам!

— Много аплодисментов? Ты ослеплена. Аплодисментов было мало, — возражаю я.

— Ах, ну какая ты! Считаю, все прошло очень удачно! Мы будем упорно работать и будем каждый раз получать бурю аплодисментов!.. — Вера тянется к остаткам винограда на тарелочке, отщипывает ягоду и кладет в рот. — Мы заработаем кучу денег и заведем кучу блестящих поклонников!

— А как же Су Линь? — смеюсь я.

— Одно другому не мешает, — весело отмахивается Вера.

Она тянется к стакану с недопитым вином, но я отбираю его и выпиваю сама, потому что от вина она станет еще болтливей и не даст мне заснуть.

Вера продолжает мечтать:

— Война закончится, мы прославимся и уедем в Париж. Ах, как бы я хотела жить в Париже!

— Что бы ты там делала? — интересуюсь я.

— То же самое, что и здесь. Танцевала бы в самых модных клубах.

— Но ты и здесь уже получила такую возможность.

— Ты ничего не понимаешь, — заявляет Вера. — Уверяю тебя, жить в Париже гораздо шикарней, чем в угрюмом провинциальном Шанхае. Париж — это центр мира. Ну почему я не в Париже? Вместо того чтобы прозябать в этом глупом месте, я бы веселилась сейчас в парижской мансарде в кругу художников и артистов!

Впоследствии, когда я побывала в Париже и пересеклась там несколько раз с белоэмигрантами, я вспоминала мечту Веры о парижской мансарде. Я пришла к выводу, что нам с ней в некотором смысле повезло, что скромная романтика нашей юности протекала вне условностей и ограничений Старого Света, в Шанхае, далеком от основных мировых событий.

Глава 8

Наши дела пошли на лад. Я привыкла к выходам на сцену так же, как привыкла к поденной работе в госпитале. Я стала танцевать более раскованно, и даже улыбка стала более естественной, хотя мне, конечно, было далеко до прирожденного артистизма Веры. Вере всегда доставалось больше внимания и денег от клиентов. Впрочем, ни ее, ни меня особенно не волновала наша разница в мастерстве — лишь бы зрителям нравился танец настолько, чтобы они готовы были бросить на сцену конверт с купюрами.

Кроме «танца голубых огоньков» мы придумали еще несколько номеров и сшили к ним костюмы. Публика стала принимать нас теплее, и деньги лились со всех сторон.

Мы стали элегантно одеваться, покупали красивые безделушки, и только необходимость часто менять сценические одеяния, а значит, прибегать к помощи Степаниды с ее машинкой, удерживала нас от переезда в более дорогое жилье.

У нас появились поклонники, и пришлось учиться их отваживать. Один раз, чтобы не встречаться с назойливым ухажером, ожидавшим у выхода, Вера вынуждена была покинуть клуб по желобу, через который с улицы в кухню доставляли продукты. Мы стали различать, от кого именно из сидящих в зале прилетал конверт, и разработали для таких посетителей особые виды улыбок и поклонов.

Однажды Вера сказала мне, что заметила среди публики Николя Татарова. Это было после особенно успешной премьеры нового танца. Мы только что покинули сцену и шли, переговариваясь, в гримерную. Вера на ходу перебирала банкноты, которые мы собрали в тот вечер, то и дело радостно вскрикивая «о-ля-ля» и «смотри, сколько здесь».

— Если так пойдет и дальше, придется нанять кого-то, кто будет советовать нам, на что потратить деньги до того, как они обесценятся, — говорит она.

Я хихикаю и советую ей подождать с подсчетами хотя бы до гримерной.

— Это же неприлично. Разве можно быть такой алчной? — упрекаю я ее.

Она вдруг вспоминает:

— А ты обратила внимание? В зале был Николя Татаров. Он сидел у бара с двумя девушками. Он смотрел на нас и что-то спрашивал у официанта. По-моему, он нас узнал.

Эта новость меня шокирует.

— Ах, в самом деле?.. — лепечу я упавшим голосом.

Со мной случается рецидив уязвленного благонравия. Меня остро задевает, что Николя, с которым мы знакомы с детства, теперь знает, что я танцовщица ночного клуба. Это занятие позволяет не голодать, но по статусу оно не намного выше уличной проституции. В том кругу, к которому я принадлежала до ухода «Розалинды», считалось, что это недостойная и даже немного позорная работа. Мне безразлично, что думают обо мне незнакомые люди, но мнение тех, кто меня знает, мне по-прежнему важно, потому что для них открыта возможность сравнить, какой я была и какой стала.

Вера улавливает мое настроение.

— Не переживай! Кто он нам? Что он нам может сделать? — легкомысленно успокаивает она.

Мы входим в гримерную. Там почти пусто, только Наташа, одна из русских танцовщиц, пришивает пуговицу за большим круглым столом в центре комнаты. Мы здороваемся с ней, она поднимает глаза от шитья.

— Здравствуйте, девочки! О, новые костюмы! Это просто шик!

Вера кружится передней, демонстрируя костюм. Я сажусь к зеркалу и начинаю снимать макияж.

Гримерная постепенно наполняется. Входит исполнительница индийских танцев. Она не индианка, а тоже русская.

Я знаю, что у нее громкая дворянская фамилия. Но фамилия не может прокормить, а индийские танцы могут.

Появляется еще одна русская актриса, которая только что приехала в клуб и боится опоздать к объявлению своего номера.

— Кажется, все-таки успела! Ох, ох, как я бежала! — запыхавшись, выдыхает она.

Я стараюсь держаться здесь как можно тише — мне не хочется привлекать внимание эмигранток к своему неполноценному русскому языку. На всякий случай лучше им не знать, почему в разговоре я пользуюсь только короткими общеупотребимыми фразами. Мы условились с Верой, что она будет подстраховывать, если кто-то попытается разговорить меня. Вера с ее болтливостью сороки обычно говорит за нас обеих и легко переводит внимание на себя, так что собеседник даже не замечает, что, начав разговор со мной, он каждый раз заканчивает его с Верой. Пока она рядом, мне нечего бояться.

— А это не твой кавалер дежурит у входа, Верочка? — спрашивает только что вбежавшая актриса.

Вера, занятая подсчетом полученных банкнот, услышав о кавалере, спохватывается.

— А! Су Линь! Мы же собрались сегодня в «Парамаунт»! — Она бросается переодеваться.

— Как у некоторых хватает сил танцевать еще и после работы? — удивляется Наташа.

— Но я люблю танцевать! Я люблю писать стихи, танцевать и… лошадей!.. — заявляет Вера и смеется вместе со всеми над своим бессвязным набором пристрастий.

— У Верочки, конечно, талант от Бога. Это видно сразу, недаром у нее столько поклонников, такой мгновенный успех…

Верочка наверняка станет звездой Шанхая, — неожиданно говорит девушка-псевдоиндианка.

Это громкое заявление сильно отдает завистью. Вера смущена.

— Ну что вы… Это вы зря. Все знают, что многие богачи приходят в кабаре пошвыряться деньгами. Сегодня они бросают конверты к ногам одной, завтра — другой. Это просто мода. Не стоит относиться так серьезно.

— Ах нет, надеюсь, это не так, — вмешивается актриса, пришедшая с улицы. — Все-таки, по рассказам, многие клубные танцовщицы нашли очень выгодные партии. Ах, если бы мне тоже найти покровителя… Для меня и моей малышки это единственный шанс вырваться из нищеты.

Неожиданно она поворачивается ко мне.

— Кстати, милочка, у вас ведь тоже интересный воздыхатель… Я заметила его недавно… Советую: обратите на него внимание… Кто знает, может, это тоже шанс…

Удивившись, я перестаю снимать грим, переглядываюсь с Верой. Практически у всех здесь есть поклонники, которые донимают актрис записочками и делают им подарки, но все они малоинтересны. В данном случае был упомянут «интересный» поклонник, что может означать среди танцовщиц богатство или влиятельность.