Семья Рин

Никогда никто из домашних не звал меня Айрини. Но теперь у моего существования не было никаких основ, моя жизнь ничего не значила, ни как жизнь Ирэн Коул, ни как жизнь просто живого существа, — так почему бы мне немного не побыть загадочной Айрини в этой безумной перевернутой системе координат?

— Айрини? О, как романтично! Это так по-иностранному! У тебя в самом деле американское гражданство?

— Да.

— А почему ты не носишь повязку с буквами?

— Потому что не хочу, — хмуро ответила я.

— И правильно, не носи. Ты говоришь по-русски, почему бы не сказаться русской? К русским японцы не привязываются.

Я призналась, что хотя и понимаю по-русски, но говорю с большим напряжением сил, и спросила в свою очередь, понимает ли она по-английски или по-французски.

— Конечно! — воскликнула она. — Я закончила гимназию в Харбине. По-английски я, правда, говорю хуже, чем по-французски, но понимаю почти все. Если тебе трудно по-русски, говори по-английски — я пойму.

Я с облегчением перешла на английский и убедилась, что Вера действительно понимает меня. С этого момента наше общение проходило на забавной смеси русского и английского.

Пока мы шли, она продолжала щебетать, рассказывая, как устраивалась в Шанхае. Я не переставала поражаться этой девушке. Мы были с ней примерно одного возраста и примерно в одинаковых обстоятельствах — одни в чужом городе. Но она, прибыв сюда из Харбина, ухитрилась найти работу и комнату и стать по-настоящему самостоятельной, а я продолжала бесконечно балансировать на грани гибели.

— А вот мы и пришли почти… Вон там… Там у меня комната!..

Я посмотрела туда, куда указала Вера, — это был унылый пятиэтажный дом, похожий на барак.

Мы стали подниматься по внешней железной лестнице.

— С комнатой мне повезло! Папины знакомые сдают за копейки. С отдельным входом — разве не красота? И можно в какое угодно время приглашать гостей!..

— Да, — с готовностью согласилась я — у меня-то ведь даже такого угла не было.

Лестница слегка пошатывалась под ногами. Я цеплялась за перила, стараясь не оступиться.

Мы поднялись на третий этаж. Вера достала ключ, открыла дверь и сделала приглашающий жест. Я вошла за ней, огляделась.

Это была узкая длинная комната, скорее всего, бывшая прихожая, приспособленная под проживание. Свет в эту каморку попадал из узкого бокового окна. У стен — кровать, стул, табуретка, тазы для умывания, переносная жаровня хибачи, сложенная ширма. На противоположной от входа стороне — тоже дверь, прижатая ящиком, накрытым скатертью и выполняющим роль стола. На еще одном ящике стояла лампа. В углу наискосок была протянута веревка, на которой сушилось белье.

— Ты здесь живешь?.. — нерешительно спросила я. Мне все еще казалось, что за этим убогим проходным помещением находится другая — более приспособленная для жилья, — настоящая комната Веры.

Вера потянулась к лампе, включила свет; мигом сбросила жакет и туфли. Ее движения были точными и быстрыми; видно было, что она давно привыкла управляться в тесноте.

— Нуда, живу, а что же? Тебе здесь не нравится?

— Нет, что ты! Нравится!.. Здесь очень… уютно…

— Да ты проходи, клади вещи. Вот — садись прямо на кровать! Только тише говори… Там, — последовал кивок на дверь, — квартира хозяйки… И представь, все так хорошо слышно! Я просто удивляюсь, как там все слышно!..

Я протиснулась между ящиками и ширмой и села на край кровати. Вера бухнулась рядом.

— Не хочу тебя обижать, но было глупо обращаться за помощью к этим Татаровым… Они мерзкие! Вся их семейка мерзкая!..

Я лишь горько хмыкнула.

— Ну, давай к делу… Вот что: я ищу партнершу по танцам — я посмотрела на тебя: ты мне совершенно подходишь!

Я открыла рот, чтобы ответить, но Вера замахала на меня рукой и заговорила еще быстрей.

— Нет, молчи. Сперва слушай! Тебе некуда идти, правда? Вот: ты можешь жить здесь сколько угодно! — Она хлопнула ладонью по одеялу. — Я упрошу Степаниду Матвеевну, она позволит. Но за это ты будешь моей партнершей по танцам!

Партнерша по танцам. Я почти не умела танцевать и обладала ярко выраженной боязнью сцены. Но если это нужно, чтобы избежать жизни на улице…

— Хорошо, — с готовностью сказала я. — Я постараюсь. Я буду делать все, что надо.

— Прекрасно!

Вера схватила меня за руку, потянула с кровати, заставляя встать, и стала оценивающе разглядывать меня, напоминая маленькую девочку, которая восторженно разглядывает куклу в витрине.

— Ты как раз подходишь. У тебя отличная фигура. И волосы! У тебя темные волосы, а у меня светлые — это будет контраст!

— Как же мы будем выступать? — спросила я. — Нужен номер, костюмы…

— Не волнуйся, номер есть. Я сама придумала. Я тебя научу, я покажу тебе — очень просто и эффектно. Костюмы найдутся. Я знаю одну даму — она может одолжить нам драгоценности и несколько платьев.

— У тебя есть такие знакомые? — искренне удивилась я.

— А что же?! Ты думала, я просто девица в услужении? Между прочим, я поэтесса! Я не собираюсь быть всю жизнь горничной! Ты не пишешь стихи? Я посещаю русскую поэтическую студию! Я и заметки писала и была секретарем в русской газете, но она потом разорилась. Пришлось идти в горничные. Я давно хотела танцовщицей в клуб — вот только не было подходящей партнерши! Как только у нас будет номер, мы…

В запертую на засов дверь, ведущую в хозяйскую квартиру, вдруг кто-то начал биться и кричать грубым прокуренным голосом: «Верка! Вера, открой, злодейка!» Я слегка вскрикнула от неожиданности. Вера вскочила с кровати и бросилась отпирать. На пороге появилась средних лет женщина яростного вида, высокая и толстая. За открытой дверью прочертилась перспектива квартиры.

— Верка! Опять ты чайник унесла из кухни! Ухты! Женщина погрозила Вере кулаком. Она выглядела так страшно, что я подумала с перепугу, что Вере конец.

В коридоре мелькнуло еще что-то — ив комнату из-за спины женщины пролезла огромная белая собака. Она сразу же направилась ко мне и деловито стала меня обнюхивать. Я сидела ни жива ни мертва, но все же собака пугала меня меньше, чем Степанида Матвеевна.

Вера всплеснула руками, схватила стоящий на полу чайник и подала его свирепой даме.

— Простите, Степанида Матвеевна, красавица моя! Ну простите! Виновата! — льстиво заговорила она.

— Если уж утаскиваешь к себе что-нибудь так хоть дверь не запирай! Сколько раз говорила!

Вера с самым почтительным видом кивала, поддакивая. «Да, да, Степанида Матвеевна…»

Степанида Матвеевна схватила чайник, повернулась и, к моему огромному облегчению, ушла обратно в квартиру. Собака, тем не менее, осталась.

Немного подождав, Вера опять заперла дверь на засов, хитро подмигнув мне.

— Засов-то — только с этой стороны! Значит, мы к ним всегда можем пробраться, а они к нам;— никогда! Повезло с квартирой, правда?! Завтра у меня короткий день завтра и начнем тебя натаскивать. Не волнуйся, за неделю я тебя всему научу! Господи! Наконец нашлась партнерша!

- Это твоя собака? — спросила я, страдая от навязчивого внимания животного.

Вера засмеялась.

- Это Лорд! Он живет у меня под кроватью. Одна старушка платит мне за то, чтобы он тут жил. Ее сын умер, а у нее нет сил его выгуливать. Да не бойся ты! Он добрый. Если ты будешь тут жить, тебе придется выводить его. Это будет частью платы за жилье. Не бойся, я — добрая ленд-леди, я не буду требовать много. Я уже все продумала. Спать ты будешь здесь, на полу — я достану матрас… Ну или, чтобы честно, давай спать по очереди: одну ночь на матрасе, одну — на койке.

Мы уговорились, что Вера представит меня квартирной хозяйке своей кузиной из Харбина, приехавшей искать работу. Степанида Матвеевна благоволила к Вере и хоть и выглядела грозно, но довольно быстро дала себя уговорить, чтобы я осталась жить, ничего не платя за постой, пока не подыщу место. Вместо денег она потребовала от меня разных услуг по хозяйству, таких, как мытье полов и вынос ночных горшков.