Голубой бриллиант (Сборник)

не алкаш. Как вы считаете? - Он наполнил стакан и попросил

второй.

- Пока ты не алкаш, но в перспективе... - Он наполнил

второй стакан и спросил:

- Значит и к вам заглянула?

- Кого ты имеешь в виду? - ненужно переспросил я.

- Естественно, не Ларису, - ответил он и лукаво

улыбнулся. Затем поднял стакан, состроил торжественно-

бравый вид, провозгласил:

- У меня тост! За здоровье и процветание прекрасной

Ларисы, которая помогла вам скоротать одиночество и

отвлекла вас от тягостных дум об Альбине.

Любопытно: за все время пребывания на теплоходе, а

точнее после встречи с Ларисой, я ни разу не вспомнил об

Альбине. Ну, что ж, тост мне пришелся по душе, ради него

можно позволить себе и с утра. Игорь выпил полстакана,

провел тыльной стороной ладони по влажным губам и,

похвалив вино, поставил стакан. Не глядя на меня, заговорил,

словно размышляя сам с собой:

- А она стоящая, вообще характер есть. Ее интересно

писать. - Понятно, что речь шла о Ларисе. Я смолчал, а он

466

допил вино, наполнил снова стакан и продолжал,

преднамеренно не называя имени Ларисы:

- Будет позировать.

- Сама напросилась? - не без подначки сказал я.

- Обещала, - обронил он и, стукнув своим полным

стаканом об мой стакан, буркнул: - За успехи. - Какие и чьи

успехи имелись в виду, я не понял. - Каким же образом она

будет тебе позировать? Наездами из Твери или временно

поселится в твоей мастерской? - Игорь с лукавинкой в глазах

сверкнул на меня и ответил:

- Там посмотрим.

- Конечно, это будет не просто портрет незнакомки, а

жанровый шедевр, - продолжал я безобидно подкалывать. -

Или просто девушка, освещенная солнцем или девочка с

персиками? Чем Ююкин хуже Серова? - Он скривил влажные

от вина губы в улыбку, но промолчал. А я все продолжал: -

Значит, ты положил на Ларису глаз?

- После вас, - съязвил он. - Я наблюдал за вами. Вы

хорошо смотрелись, красиво. Да-да, я серьезно: импозантно

смотрелись, молодцом. Преобразились, воспряли, даже

помолодели. От нее на вас исходила благотворная аура. Она,

аура эта, стариков молодит. Не омолаживает, а молодит, -

ехидно уколол Игорь, ожидая от меня наигранного

возмущения: мол, о каком старике ты болтаешь? Но на этот

раз я не поддался на его крючок. Я спросил:

- А на юнцов, вроде тебя, тоже действует?

- Поджигает, накаляет до бела, - согласился он.

- Ты будь осторожен: так и сжечь может.

- А что сказал Есенин по этому поводу? Кто сгорел, того

не подожжешь. Так что вас не подожжешь, вы сгорели на

Альбине. - Опять шпилька. Мы с ним часто так пикировались.

И я ответил:

- Да будет тебе, юнец, известно: я горел, но не сгорел.

- Ну, так испылать вам. - Он налил вина в свой стакан и

протянул бутылку к моему, но я его остановил:

- Мне не наливай. Остаток допью до дна за Ларису, и

точка: до самой Москвы карантин объявляю, диета. Так что в

компаньоны пригласи писателя.

- Он не может. Стакан взять не может, потому, как руки

заняты: в одной - карандаш, в другой - тетрадь.

- А-а, понятно, творит. Тогда не мешай. Он роман пишет.

Говорил - последний роман. И грозился нас с тобой вывести...

на чистую воду.

467

- Это как? Живьем? Под нашими именами? - всерьез

принял Игорь.

- Фамилии можно и заменить, - сказал я. - Тебя-то куда с

такой фамилией - полукитайская, полумарсианская. Выбросит

одно "Ю", как ненужный аппендикс, и будет нормально - Юкин.

- А вас так и нарисует - Богородский?

- Ну, это не проблема. Фамилию придумает. Ты вот что

скажи мне: кто из современных здравствующих художников по-

настоящему большой, достойный школы великих мастеров

прошлого?

Он не сразу ответил, посмотрел на меня как-то

подозрительно и недоверчиво, словно ожидая подвоха.

Отодвинул в сторону стакан с недопитым вином, заговорил не

очень уверенно:

- Наверно Глазунов и Шилов.

- А из них кто по-твоему талантливей? - настаивал я. Он

сбочил голову, подернул тонкой бровью.

- Оба талантливы. Они очень разные. Как сказать? Вот

если я вас спрошу, кто талантливей: Лев Толстой или

Достоевский? Что вы скажете? Или поближе к вам, из вашей

театральной братии: кто выше: Качалов или Москвин? - И

уставился на меня взглядом победителя. Я развел руками,

мол, сдаюсь.

- На этот раз ты прав, юноша. Ты рассуждаешь, как

взрослый. Ты даже мудр, пожалуй, умен и по-своему хитер. Так

что ты созрел, как тип для романа. Последнего романа. - Но он

уже не слушал меня. Упершись хмельным взглядом в угол

каюты, он был погружен в какие-то сферы, далекие от

искусства. Я молча смотрел на него, быстро захмелевшего,

расслабленного, сентиментального. Увидев мой внимательный

взгляд, он вздрогнул, выпрямился, заговорил:

- А знаете, Лукич, по сравнению с Альбиной она намного

выигрывает. И не только молодостью. Обратили внимание, как

она одета: просто, но изящно. Со вкусом столичный стиль, а

сама провинциалка. Альбина москвичка, а вкусы, манеры

провинциальные. Почему так?

- Есть, Игорек, понятие - внутренний вкус, такт, данный

при рождении, возможно, генетический, наследственный. Тут

их незачем сравнивать. И вообще - Лариса ни с кем не

сравнима. Она единственный экземпляр. В общем,

реликтовая. Но ты ее напиши. И не только портрет: картину с

нее напиши. - В ответ он согласно закивал головой и прикрыл

веками глаза. В это время в дверь осторожно постучали.

468

- Это по мою душу, - недовольно и торопливо прошептал

Игорь и проворно спрятал уже пустую бутылку под одеяло,

сдвинул стаканы и накрыл их моей шляпой. Вошла Настя,

разрумяненная, возбужденная, а в глазах недобрые огоньки.

Наметанным взглядом пробежала по каюте, защебетала:

- Что это вы в такой день сидите в душной конуре? На

воздух идите, на солнце. И шляпа на столе. Дурная примета:

деньги водиться не будут.

- Так они и без шляпы и при шляпе не водятся, - сказал

я, понимая, куда она метит. Но сегодня она была миролюбиво

настроена, не стала трогать шляпу, хотя и догадывалась, что

под ней спрятано.

Глава третья

ЛАРИСА

Вот уж действительно, как в стихах: "Соловьем заветным

лето пролетело", или в других: "Лето красное пропела,

оглянуться не успела..." Именно, не успела оглянуться, как

перевалило за тридцать. А это тоже в жизни важный рубеж:

прощай молодость, вершина зрелости, пик. И через два дня я

его перешагну. Через два дня мне будет тридцать один год. А в

душе все чаще звучит мотив популярной песни: "И некогда нам

оглянуться назад". Некогда и стоит ли оглядываться? Ничего

особо выдающегося там, в ушедшем, не было. А что есть в

настоящем, что в будущем? Настоящее - это сплошной

кошмар. Будущее покрыто мраком. И будет ли оно вообще это

будущее? Будет ли Россия, как государство, в двадцать первом

столетии? Будут ли русские, как нация, этнос? Эти тревожные,

тоскливые вопросы угнетают, наверно, не одну меня. Они

волнуют миллионы русичей, обращенных в рабство

американо-израильскими оккупантами. Лето пролетело

безалаберно, сумбурно, и нечего вспомнить... Хотя нет - есть

что вспомнить, пусть мимолетное, как дым, как утренний

туман. И в самом деле, был туман над Волгой, именно утром,

когда мы плыли на теплоходе в Нижний. И были приятные

встречи, беседы с Егором Лукичом, с моим Булычевым. Да, в

юности, заядлая театралка, я была заочно влюблена в Егора

Булычева, мне нравился тип сильного и умного мужчины,