а, так вот и текём тут себе, да (СИ)

Потом начали выборочно вызывать игроков к большой доске в аудитории.

Липес сказал, что он заходил случайно на две минуты попросить чайник и не успел вникнуть что за игра там шла.

Сергей Нестеренко из Киева с места в карьер врубил декламацию отрывка из пьесы Шекспира:

Romans! Countrymen! Lend me your ears!..

Его призвали прекратить балаган и он вернулся на место.

А Яков Демьянко даже рад был случаю строить логические силлогизмы на выспренно украинском языке по поводу беспрецедентного прецедента.

Последним, как зачинщик, вышел Марк Новоселицкий и повинился, что не подумал насколько это плохая игра и обещал, что больше не будет.

Собрание закончилось вынесением выговора всем из списка капитана и призывом блюсти честь советской молодёжи.

По пути в общагу мне казалось, что все косятся на меня и перешёптываются за спиной.

Саша Остролуцкий для снятия стресса от допросов в КГБ выпил бутылку водки не закусывая и ему стало плохо, но он успел выбежать в туалет.

Все доучились и получили свои дипломы.

«Партийные игры» не удалось раздуть до масштабов «дела о врачах-отравителях», посягнувших на жизнь Вождя всех народов, товарища Сталина.

Однако, капитан доказал начальству своей Конторы, что не даром получает зарплату.

( … а я вот всё думаю, что не зря ко мне в кочегарку приходил Серый с разборкой за стукачество.

Просто он перепутал время, предвосхитил события…)

В первый раз я так подумал, когда на прощальной встрече в текущем учебном году капитан КГБ выдал мне двадцать рублей и взял расписку, что их я получил за секретное сотрудничество.

О, да! Сумма не совпадает, деньги тоже не серебром, но они жгли мне руки и хотелось поскорей приехать в Конотоп и тут же обменять все двадцать рублей на дурь.

Но и после этого успокоенье не пришло, я ехал на подножке третьего трамвая, смотрел на отражение себя в стекле складной двери – мне всегда нравилось как я в нём отражаюсь – но теперь меня тянуло плюнуть в эту рожу.

Зачем я исковеркал себе жизнь?

Между Новым корпусом и общагой тянется довольно широкий ров для стока избытка воды из озера Графского парка в Остёр.

Мы шли втроём – Надька, я и Игорь Рекун – почему-то огибая Новый корпус с обратной стороны, когда я обратил внимание на железную трубу от одного берега рва до другого.

Она провисал где-то за метр от неподвижной воды заросшей тиной.

– Перейду – спорим? – сказал я.

Надька закричала, что «нет, не надо!», а Игорёк сразу сказал:

– Спорим!

Труба неширокая, сечением 10 см, и над серединой рва она зашаталась из стороны в сторону. Под Надькины «охи» за спиной, я начал ловить равновесие, продвинулся ещё метра на два, а остаток пути пробежал.

– А-а!– заорал я и оглянулся. Игорёк помахал мне:

– Ну, теперь давай обратно!

Ищи дурака! Я – Огольцов, но не настолько же.

Зачем я вообще на неё полез?

Подштопать мужское самолюбие.

За день перед этим наш курс устроил пикник на берегу Остра, почти за городом.

Там Надька вызвала меня соревноваться в плавании. Заплыв на сто метров вдоль реки.

Она сразу ушла вперёд, а мне через двадцать метров дошло, что мой кандыбинский полукроль – фигня рядом с её мощным брассом.

Что оставалось делать?

Я вылез на берег и первым добежал к финишу, а по пути нарвал цветы в траве для встречи победительницы.

– Ты чемпионка, Надь!

Когда мы втроём – Федя, Яков и я – пришли с грузом «довгих» в сень великанских вязов в Графском парке и возлегли в траве для возлияния под шелест зелёной листвы над головой, Яков спросил, правда ли, что я строил из себя канатоходца на трубе.

Я удивился, ведь его там не было, но Федя сказал, что весь англофак уже знает.

Мы выпили, Федя начал жаловаться на проректора Будовского, который испортил ему всю зачётку – за четыре года обучения там стоят одни лишь тройки, а гад Будовский взял и четвёрку поставил, хоть Федя и просил его не делать этого.

По этому поводу Яков поделился философской поговоркой «плыв, плыв, а перед берегом втопывся».

Мы снова выпили и, вдохновившись ярким тёплым днём, я сказал, что канатоходство – ерунда и мне по силам взобраться даже на вон тот вяз.

Его широкий неохватный ствол раздваивался метрах в восьми над землёй.

Яков назидательно поднял указательный палец и объявил это невозможным, и он готов поставить две «довгих», если я помашу ему рукой из листвы кроны.

С моей стороны не обошлось без мухлевания – позади вяза росло тонкое дерево, откуда можно перебраться в развилку вяза.

Я поднялся на условленную высоту и благополучно возвратился на родную землю.

Яков начал было витийствовать, что про подставу не уславливались, но Федя, в качестве третейского судьи, сказал ему заткнуться – оговорённая точка достигнута и две бутылки за ним.

Когда мы допили и по шли обратно в общагу, я показал им трубу надо рвом – вот она, канатоходная.

У Яши взыграло ретивое и он сказал, что тут и переходить-то нечего и он запросто это докажет за две «довгих». Только пусть я подержу его штаны.

Чего не сделаешь для старшего товарища c твоего факультета, наставника по преферансу и в затяжного «дурака»?

И он пошёл в белой нарядной рубахе в широкую клетку из «жовто-блакитних» полосок, из-под которой длились его длинные ноги в носках и чёрных туфлях.

Он не знал насколько коварна эта труба над серединой рва.

Вобщем, там оказалось не так уж и глубоко.

Когда он выбрался обратно на берег, к цветовой гамме облепившей его торс рубахи добавилась зелень тины.

Терять ему уже было нечего и он пошёл во второй раз с таким же успехом, как и в первый.

Я начал ржать и Федя, для поддержания чести четвёртого курса, отдал мне свои штаны и тоже пошёл по шаткой железяке.

После приводнения ему хватило ума вылезти на тот, противоположный берег.

Чёрт побери! Как я угорал с их штанами в руках!

Хорошо хоть общага рядом, а там четверокурсник без штанов не такая уж и редкость.

Но смеялся я, похоже, не к добру.

Приехав домой в Конотоп, я узнал, что Ольга пропала.

Вчера ушла на работу и больше её не видели.

Моя мать ходила к её тётке, но и та ничего не знает.

По настоянию матери я всё-таки поужинал перед тем, как отправился к тёте Нине в надежде на более свежие новости. Та опечаленно качала головой, ничего.

Тогда я пошёл на кирпичный завод.

Уже давно стемнело и в цеху основного корпуса горел жёлтый свет.

Оказывается, на конотопском кирпичном печь не кольцевая, а с вагонетками, по принципу туда-сюда.

В цеху я увидал только одного мужика и спросил где Ольга.

– А где ей быть? Таскается в городе,– со злостью ответил он.

Тут я узнал его – тот самый с кем она меня знакомила возле Первого магазина.

Узнал ли он меня?

Не знаю.

Я вышел в ночь на территории завода. Таскается…

Но, может, ещё придёт на третью смену? Мне всё равно идти некуда.

Неподалёку от цеха я взобрался на кладку стены недостроенного здания и уселся там, как тот филин, или сова, что прилетела ко мне в детстве на Объект, посланная неизвестно кем.