Жажда жить

— Но ведь я, папа, и не собирался садиться на пень, который взрывают.

— Если бы взрыватели не знали, что вы сидите за грудой кирпичей, запросто могли бы заложить динамит, а вам ничего не сказать. А дальше — наверх, в небо, ты бы и понять не успел, что с тобой случилось, и мы тоже. Отныне… Норсенд-Парк достаточно велик для восьмилетнего мальчика. В беду можно угодить и рядом с домом, не надо никакого динамита или углевоза. Чуть не каждый день какой-нибудь парнишка твоего возраста попадает под машину или грузовик.

— А с нашей машиной что, папа? — спросил мальчик.

— Это не наша машина. Ее нам просто одолжили, — сказал Холлистер, глядя на жену. — А теперь она возвращается к хозяину.

— И у нас теперь не будет машины? — захныкала Джоан.

— Этой не будет, — сказал Холлистер. — Ладно, на сегодня хватит об этом.

— Десерта не ждите, — объявила мать. — Нэнси торопится в церковь. Все закончили?

— Все, — подтвердил Холлистер.

— В таком случае, дети, наверх. Можете взять с собой комиксы. Пожелайте папе покойной ночи. — Она позвонила в колокольчик, вызывая Нэнси, вырвала колонку с комиксами из «Часового» и целую страницу из филадельфийского «Бюллетеня», дождалась, пока дети поцелуют на ночь отца, и направилась с ними наверх. Через полчаса она вернулась.

— Ну, так что там с машиной?

— Из-за нее я едва в беду не попал. Черт, иногда жалею, что не стал врачом или полицейским, может, кем еще. Потому что в газетном деле никогда не знаешь, на каком ты свете.

— Тем не менее это твоя работа.

— Ну да, но из этого не следует… Я вернулся с войны, меня приняли на прежнюю работу, дали небольшую прибавку к жалованью. Потом, когда я заявил, что хочу вести колонку, никто не возразил. Согласились освободить меня от бюрократической тягомотины, еще немного увеличили жалованье, приличную подотчетную сумму выдали. Но этот сукин сын Кэмпион — разве поймешь, что у него на уме? Он вроде собрался меня уволить. Ну, ну, успокойся, все будет нормально. Я отбился, для этого и пришлось отказаться от машины.

— А как тебе все это стало известно? Вернее — что известно?

— Кэмпион и Брок Колдуэлл недовольны тем, что я арендую машину, только напрямую никто мне и слова не сказал. Вроде бы все в полном ажуре, но не далее как сегодня у меня случился разговор с сестрой Колдуэлла и…

— Грейс Тейт?

— Насколько я знаю, у него только одна сестра. Не перебивай, дай досказать. Она пришла в редакцию и пригласила нас с Артуром Буллом и Мэри Кемпер выпить по стакану содовой. Тихо-тихо, я еще не договорил. А когда мы вернулись в редакцию, вдруг ни с того ни с сего выдала: мой вам добрый совет, верните машину городским властям, иначе могут быть крупные неприятности. Ну вот, после работы я поехал в гараж мэрии и заявил, что отказываюсь от машины. Так что Кэмпиона и Колдуэлла ждет небольшой сюрприз. Никто из них даже не намекнул ни на что, а я уже все сделал.

— С каких это пор Грейс Тейт заделалась леди Благодетельницей, которая угощает своих работников содовой? Куда, кстати, ходили? Наверняка в «Йессл».

— Угадала.

— Так она только там ее и пьет. И что же, она каждый день вас приглашает?

— Нет, не каждый. Вчера поздно вечером она зашла в редакцию с одним малым из Ливана и стариком Партриджем и поделилась кое-какими мыслями, ну а я в шутку предложил ей премиальные…

— Отличный ход, ничего не скажешь. Ты награждаешь Грейс Тейт премиальными. А она, стало быть, зашла за деньгами и потратила их на угощение.

— Вот именно.

— Очень мило с ее стороны.

— Слушай, а что в этом дурного? Если бы миссис Тейт не зашла за премией, за своим, как она выразилась, первым в жизни заработком, я бы решил, что она слишком большая шишка, чтобы беспокоиться из-за какой-то жалкой пятерки. Но она пришла, там оказались люди, в том числе и я, — и она пригласила их в кафе. Так что из этого?

— Тоже, говоришь, оказался? И долго вы пробыли вместе?

— Слушай, она посоветовала мне насчет машины. Только это и имеет значение, так что оставь свой сарказм при себе. Она сделала мне большое одолжение, а если кто-нибудь оказывает мне услугу, с чего бы мне воротить нос и посылать человека куда подальше?

— А с чего бы именно ей и именно тебе оказывать услугу? Вот что хотелось бы знать. Начала она с одолжений Роджеру Бэннону. Но у Роджера Бэннона не было жены и двоих детей. Насколько я наслышана, она немало одолжений ему сделала.

— Хорошо, твоя взяла, мы не пили содовой, мы весь день провели в постели, — бросил Холлистер.

— Ничего подобного. Уж я-то вижу. Но весь город знает, что у нее было с Роджером Бэнноном, так что держись-ка ты от этой женщины подальше. Мне она почему-то одолжений не делает, да и детям тоже.

— По ее словам, Броку и Кэмпиону не нравится, что я езжу на машине, принадлежащей городу, это бросает тень на газету и на меня лично.

— Хорошо, а мне остается лишь надеяться, что она всегда будет так же заботиться о твоем добром имени.

— Господи, ну и ревнивица же ты.

— Может быть, только не в том смысле, в каком ты думаешь. Я защищаю своего мужа и детей. Она спала с Роджером, ну и на здоровье, а когда надоело, дала отставку, и тоже на здоровье. Хотя, может, это он дал ей отставку. Но ты — другое дело.

— Конечно, другое.

— Конечно, другое, конечно, другое. Это уж точно. Стоит мне только посмотреть на другого мужчину, как ты готов в бифштекс его превратить. Пока тебя не было, я даже не танцевала ни с кем. Ну так будь любезен, поступай, как я. Никаких содовых в «Йессле» с миссис Сидни Тейт. Кстати, как ты ее называешь? Грейс?

— Нет, мы называем друг друга малышом и малышкой.

Из столовой донесся голос Нэнси: «Я ухожу, мэм».

— Ладно, Нэнси, покойной ночи.

— Помолись за меня, Нэнси. Я ведь такой закоренелый грешник, — негромко, так чтобы не услышала Нэнси, но услышала его жена, проговорил Холлистер.

— Ах ты!.. — Вскочив на ноги, она бросилась было мимо, но он успел схватить ее за руку и усадить к себе на колени. — Прекрати!

— Как это прекрати? Да ни за что.

— Убери руки отсюда!

— Отсюда — это откуда?

— Люди же могут увидеть. Хватит, Джек, отпусти, больно. У меня лифчик слишком тесный.

— Ладно. Так откуда, говоришь, руки убрать? Как ты это называешь?

— А ну как кто-нибудь выйдет на террасу и все увидит?

— Если человек порядочный, повернется и уйдет.

— И дети еще не спят. И что-то я не слышала, как Нэнси закрывает дверь в кухню. Ну вот! Кто-то там есть! У входа!

Действительно, не успела она закончить, как на крыльце послышались шаги, и дверь в дом отворилась без стука. На пороге стояли Чарли Джей и его жена Луиза.

— Смотри-ка, у мужа на коленях, — прокомментировал Чарли. — В Массачусетсе это считается преступлением.

— Только по воскресеньям. — Холлистер встал. — Привет, Луиза.

— Привет, Эмми, — сказал Чарли.

— Привет, Чарли. Я ведь еще не поздравила тебя с избранием. Поздравляю.

— Спасибо. Мы не помешали?

— Судя по тому, как выглядит платье Эмми, еще как помешали, — заметила Луиза. — Смотри-ка, краснеет.

— Тогда, пожалуй, нам лучше уйти, — сказал Чарли. — Скажите только, когда нам можно вернуться?

— Чарли! — укоризненно покачала головой Эмми.

— Ладно, снимайте пальто и присаживайтесь, — предложил Холлистер. — Выпьете чего-нибудь? У нас там в холодильнике пиво есть.

— Ничего подобного, — отрезала Эмми. — А вот как насчет кофе или…

— Мы только что пообедали, — сказал Чарли, — так что не беспокойся.

— А вот мне пить хочется, — возразила Луиза. — Мы ветчину ели, а после ветчины всегда жажда одолевает. Так что стакан воды, если можно. Сама налью.

— Нет уж, лучше я. Только перевернешь все в холодильнике. Кому-нибудь еще воды?

— Ты как, Чарли? Я выпью, пожалуй, — сказал Холлистер.

— Стало быть, всем воды, — заключила Луиза. — Пошли. — Сестры вышли из гостиной, а Чарли с Холлистером опустились в кресла.