Когда я стану Солнцем

Пригнувшись, я заглянул в помещение. Неизвестная мне женщина, со светло-каштановыми волосами и в красивом белом пиджачке, лежала на столе, крепко вцепившись руками в его край. Перед ней стоял какой-то мужчина в расстёгнутой рубашке. Вдвоём они трясли стол с такой силой, что канцелярские принадлежности скакали словно от землетрясения.

Что это за люди? Что за женщина? Что за мужчина? Где отец?..

Отец…

Да ведь это он и был… Его борода, его рубашка…

Я отпрянул от двери и прижался к стене. В горле что-то застряло, дышать стало тяжело.

А ведь я, дурак безмозглый, думал, что он пропадает на работе потому, что изучает звёзды…

Внезапно мной стала овладевать необычайная злость и обида за маму. В этот момент мне безумно сильно хотелось что-нибудь ударить, разбить, сломать. Так… о чём я сегодня говорил Мефине?.. Нужно просто достать свой день рождения и вернуть то лёгкое и радужное настроение? Да, так и сделать! …так и сделать…

Но как я ни старался в эту минуту отыскать в своём «кармане» ещё совсем недавнюю жизнерадостность, её там больше не было. Видно, по пути сюда где-то выпала и потерялась. Да… на сегодня волшебство закончилось.

Я выбрался из здания, сел в трамвай и в глубокой задумчивости покатил домой.

Глава VI

«Лети домой за стаей солнц»

…Эта скамейка у обрыва стала нашим священным местом. Мы приходили сюда почти каждый вечер и наслаждались прохладой и тишиной. Мы отстранялись от всего и от всех и просто пребывали в своём мире, где всегда спокойно и где так часто видны звёзды. А когда их не было из-за облачности, мы не сильно расстраивались, ведь всегда было завтра. Спасительное завтра, которое много раз выручало и приходило на помощь. Но сколько ещё продлится это наше с ней «завтра», я не знал.

Иногда она рисовала корабли. Сидела на этой самой скамейке и, глядя вдаль, представляла, что пространство за обрывом — это голубой океан, по которому плывут суда. И она не расстраивалась оттого, что почти не умела рисовать. Она наслаждалась самим процессом, а после — дарила мне свои творения. У меня их накопилось уже порядка десяти штук. Я принимал их с большим удовольствием, разглядывая все детали. «Что ты там пытаешься высмотреть? — заливалась смехом она в такие моменты. — Я совсем не умею рисовать, так что перестань делать вид, что тебе нравятся мои каракули!»

— Конечно, нравятся, — отвечал я совершенно искренне. — Они ведь настоящие. Твои. И совсем не важно, что ты не художник. Важно, как ты видишь эти корабли.

И с тех пор я всегда представлял себе за обрывом океан. Представлял, как он тянулся до самого горизонта, поражая своей величиной. Как воображаемые кораблики, которые создавала Мефина, отправлялись в далёкое плавание, где из океана прямиком попадали в небо, исчезая в звёздной темноте. Наверное, находили там свой приют.

Да, в эти удивительные минуты мы сотворяли себе свой смысл, свою утопию. И никто не мог нам помешать, ведь реальный мир оставался за нашими спинами.

Я пообещал себе, что никогда не забуду этих дней. Этих волнительных встреч в девять вечера, бесед до половины одиннадцатого, дорогу к её дому… Разве это можно забыть?

И я отчаянно хотел, чтобы и Мефина никогда не забывала про наше священное место.

Про наш общий горизонт.

* * *

Мефина помогала мне «подтянуть» математику, состоящую из сплошных «X» и «Y», и на финишной прямой школьного марш-броска, что длился одиннадцать лет, сделать последний и самый важный рывок. И всё это для того, чтобы в итоге я оказался на «пьедестале» астрономического отделения Петербургского университета. Бесспорно, когда кто-то помогает извне, это является дополнительной мотивацией: есть чьи ожидания оправдывать.

Поэтому я старался изо всех сил, штудируя учебники по алгебре и геометрии. Вскоре сдал пробный экзамен по математике и приятно удивился, когда объявили результаты. Я справился с заданиями ничуть не хуже одноклассников и даже лучше многих, набрав довольно приличный балл.

На меня даже стали косо посматривать, мол, как ты умудрился списать? Я принялся всем объяснять, что не списывал, но мне, конечно же, не поверили. Мефина не без радости приняла эту новость. «Значит, двигаемся в правильном направлении. Но ещё есть над чем работать, поэтому особо не расслабляйся!»

На дворе стоял апрель. Тот самый месяц, когда весна начинает ощущаться по-настоящему: воздух тёплый, прогретый солнцем; снега почти не осталось. Зима всё-таки сдалась и отступила под натиском прорастающей травы, расцветающих деревьев и пения птиц.

В один из таких прекрасных дней Мефина пригласила меня к себе домой, чтобы позаниматься математикой. Постоянные посиделки в пиццерии утомляли шумом и, видимо, она решила сменить декорации наших занятий. Я, конечно, удивился этому внезапному предложению, но согласился сразу.

Когда я пришёл к ней в шесть вечера, она не открывала. Поглядывая на дверь квартиры, я задумался: а не спутал ли я время договорённой встречи? Да нет… всё верно.

Собирался постучать ещё раз, но дверь всё же отворилась.

Мефина, с чуть покрасневшим лицом, улыбнулась и жестом пригласила войти. «Убиралась», — сообщила она, стоя босиком. Одета она была в джинсовые шортики и фланелевую рубашку в красно-чёрную клетку с завёрнутыми рукавами.

Я вошёл в просторную прихожую. Квартира была как наша — тоже трёхкомнатная, только планировка несколько отличалась. Везде чисто, убрано. Я не спеша принялся оглядывать зал.

— Что-то не так? — Мефина подошла ко мне, когда я целую минуту стоял, не отводя взгляда от фотографии на тумбочке.

— Это твоя мама?..

— А кто же ещё, — ухмыльнулась Мефина.

— Она, видимо, бизнесом занимается каким-нибудь?.. — прокашлял я, чувствуя, как кровь подступает к лицу. — На этой фотографии она в пиджаке…

— С тобой всё в порядке? — Мефина обеспокоенно положила руку мне на плечо и попыталась посмотреть в глаза.

Я кивнул, сделав вид, будто просто кашляю.

— Она занимается сетевым маркетингом, но назвать это бизнесом у меня язык не поворачивается, — ответила Мефина. — Хотя она там и добилась каких-то успехов. А этот белый офисный костюм… она купила его на обычной распродаже. Только и всего. — Мефина иронично качнула головой, отвернувшись от фото. — А папа мой месяц на севере, месяц здесь. Скоро вот должен приехать. Жду не дождусь.

— Понятно… — Я отвернулся от фотографии, желая забыть увиденное. Но оно, как я ни старался, не забывалось.

Мы вошли в комнату Мефины. Небольшая. Кровать, письменный столик и изящное чёрное лакированное фортепиано у окна. Возле стола уже стояли два стульчика со спинками, как бы дожидаясь только нас. Готовы были и принадлежности (ручки, учебники, листы бумаги) для полноценного погружения в алгебраические и геометрические глубины.

Мефина стала упорно объяснять мне логарифмы, но я не мог сконцентрироваться. В людных кафе ещё куда ни шло, а здесь, в совершенной тишине и в присутствии лишь Мефины, я терялся в многочисленных мыслях. Вроде только объяснит мне какое-то уравнение, а через минуту я его уже забываю, и приходилось возвращаться к нему вновь и вновь.

— Ты что-то сегодня не собран, Максимка. Всё хорошо? — мягко спросила она, улыбнувшись.

— Да, конечно, — ответил я, всеми силами стараясь пробудить в себе внимательность. «Соберись! Ты здесь для того, чтобы понять эту тему!»

Спустя час Мефина предложила немного передохнуть и отвлечься. Я поддержал эту идею и откинулся на спинку стула, разминая рукой затёкшую шею. В следующее мгновение мой взгляд упал на фортепиано.

— Я бы хотел послушать, как ты играешь. Можно?

Она задумалась. Но через короткое время уверенно кивнула.

— Что сыграть? — спросила она.

— Что-нибудь такое, что нравится тебе самой, — предложил я и, приготовившись слушать, развернулся в сторону окна. В глаза сразу забил вечерний солнечный свет.